Жизнь и любовь дьяволицы
Шрифт:
17
В понедельник утром, совершенно исцеленная, Руфь встала с гостиничной кровати, навсегда распрощалась со своим теперь уже вполне ясноглазым любовником и отправилась на городскую окраину. Она остановилась у входа в большой особняк со множеством окон (некоторые были зарешечены), утопавший в зелени. Кусты вокруг него были посажены в строгом порядке — все одинаковой породы, из самых неприхотливых.
Руфь позвонила в звонок с табличкой «Для посетителей». Дверь открыла сама миссис
— Вам кого? — спросила миссис Трампер, не слишком дружелюбно, но и не чересчур враждебно, чтобы не попасть впросак: на прошлой неделе одна старушка померла, и ее комната до сих пор пустовала. Кто знает, может, у этой великанши имеется подходящая мамаша, которую ей желательно пристроить, может, даже не просто подходящая, а почти идеальная — скажем, с признаками преждевременного маразма, но пока еще не страдающая недержанием. Государственная дотация на уход за такими больными часто выражается в довольно приличной сумме, причем считается, что диагноз «старческий маразм» автоматически предполагает недержание, и за это платят отдельно, независимо от состояния — конкретного больного.
— Миссис Трампер? — осведомилась Руфь.
— Да. — Миссис Трампер затушила сигарету, опасаясь, как бы гостья не оказалась представительницей местных органов здравоохранения. Во-первых, у нее был крупный, волевой подбородок, а во-вторых, — миссис Трампер по опыту это знала, — если у женщины на лице волосатые родимые пятна и она ничего по этому поводу не предпринимает, такая женщина, как правило, обладает непоколебимой уверенностью в собственном превосходстве. Люди этого сорта часто занимают инспектирующие должности — выискивают недостатки у других.
— Если не ошибаюсь, вам требуется помощница с постоянным проживанием? — сказала Руфь, и миссис Трампер, взглянув на затушенную сигарету, решила, что ее еще можно будет докурить. Она провела Руфь в свой кабинет. Конечно, ей требовалась помощница — обслуживающего персонала всегда не хватало. Старых больных людей вообще гораздо больше, чем готовых ухаживать за ними молодых и сильных.
Руфь сказала, что до последнего времени жила на севере страны, недавно овдовела и имеет опыт по уходу за престарелыми.
У миссис Трампер и в мыслях не было проверять, насколько все это соответствует действительности. Кандидатура ее вполне устраивала: сразу видно, что сильная — а это первое требование для такой работы, и опрятная — у посетителей останется благоприятное впечатление. Честность тут особой роли не играла, поскольку при всем желании красть у постояльцев было почти нечего — в этом возрасте людям незачем обременять себя лишним имуществом, а главное, дай им волю, так через пару дней у них в комнатах черт ногу сломит.
Миссис Трампер провела Руфь по всему зданию, по пути объясняя, в чем будут состоять ее обязанности и как вообще поставлена работа в Рествуде — именно так называлось это заведение. Вдоль переднего фасада, в одноместных комнатах с окнами в сад, размещался наиболее
— А, старичье есть старичье, — сказала миссис Трампер. — Вся эта элитарность — чистая блажь. Не позволяйте им садиться себе на голову. Построже с ними, построже! Помните: это те же дети. Вам приходилось иметь дело с детьми?
— Приходилось, — ответила Руфь.
— Тогда все будет в порядке, — заверила ее миссис Трампер. — Заметите мокрую простыню, запах — немедленно мне докладывайте. И учтите, они все жутко хитрые: доходит до того, что могут уволочь мокрый матрас на улицу, лишь бы их не застукали — и такое бывало! Ну, да от меня не утаишь, это уж дудки!
— Не утаишь чего? — спросила Руфь.
— Недержания! — сказала миссис Трампер.
Если пациентка начинает мочиться в постель, значит, ей пора расставаться с Рествудом, пояснила миссис Трампер.
— Наверное, им здесь очень нравится, — заметила Руфь, — если они идут на такие ухищрения, чтобы только остаться.
— Да, — согласилась миссис Трампер. — Что правда, то правда. Сказать по совести, я иногда слишком долго терплю, а не надо бы, себе же во вред. Уж больно у меня сердце доброе, вот сама себя и наказываю.
Комнату Руфи выделили крохотную, да и кровать оказалась коротковата, и жалованье положили всего 85 долларов в неделю. Миссис Перл Фишер, мать Мэри Фишер, жила в одной из задних комнат с Руби Айвен и Эстер Свит.
— Какие чудесные у вас у всех имена, — сказала Руфь, когда на следующий день рано утром принесла им в комнату чай, пробудив их от тяжелого наркотического забытья. Приходящий доктор назначал пациенткам валиум и могадон — как средство от депрессии и бессонницы, причем дозы прописывал лошадиные. А что ему еще оставалось? Он искренне полагал, что чем меньше старушки будут понимать, где они находятся, тем для них же лучше. Ведь деваться им все равно некуда.
Миссис Фишер, миссис Айвен и миссис Свит такое начало удивило и обрадовало, и с той поры они стали считать Руфь своим другом. В их глазах весь обслуживающий персонал Рествуда распадался на два лагеря — стан друзей и стан недругов. Миссис Трампер была типичным недругом. Она постоянно вынюхивала и выслеживала, чтобы, не приведи Господи, не упустить момент, когда кто-то из ее подопечных намочит постель — провинившегося немедленно выгоняли вон, в безжалостные руки родственников, а там жди-дожидайся, пока они подыщут какой-нибудь дом престарелых, где бы для подобных случаев была предусмотрена регулярная смена белья. Но таких заведений — кого хотите спросите — просто не существует на свете. И, значит, все, приехали. Дорога под названием «жизнь» в этом месте утыкается в тупик.