Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043
Шрифт:
У меня поинтересовались, как нога, почему меня постригли почти под ноль, и вообще? Я ответил, что с ногой всё нормально. Пока хромаю, но скоро заживёт. Подстригали в госпитале после санобработки, так что про фасон стрижки речь не шла. Операцию сделали так, что нога и новая такая не была. Но вот почему меня поселили в люксе, тогда как остальных – по третьему разряду – не понимаю?
– Тут такое дело, Володя, – взялся ответить за весь коллектив Лёха, поправляя лейкопластырь на раненой щеке, – Нас всех водили на допрос. Ну, на собеседование! Всех спрашивали про то, как очутились в плену, кем работаем, что собираемся дальше делать. Мы ответили, что хотели бы домой уехать. А нам сказали, что им очень нужны связи в России, потому что
– Лёха, кончай прикалывать! Я же серьёзно спрашиваю! – отмахнулся я, понимая, что ребята прикончили каждый по бутылке текилы с орлом, сидящем на кактусе, на этикетке, и теперь просто стебаются.
Но серьёзно говорить с этим народом не получалось. Близился вечер, и матросы засобирались на море позагорать и искупаться. Я решил сходить с ними. Мне отдали мой револьвер, я положил его в своём номере под матрац, вызвал дежурного, и спросил – как бы мне разжиться плавками и полотенцем. (На этом этаже дежурили парни, хотя на всех остальных этажах по вызовам бегали женщины. Я вспомнил Миколу, и мне стало завидно, что я – такой герой, да ещё в таком люксе, и простаиваю!) Парень молча подошёл к огромному шкафу у кровати, и отодвинул дверь. Там висело на плечиках и лежало на полочках шмоток – не в каждом магазине столько найдёшь.
– Ого! – только и сказал я.
До пляжа мы шли пешком с полчаса. Правда, песок был с камнями и ракушками, а потому резал ноги, а рядом за мыском грохотал порт и несло гарью, зато вода была в меру тёплая (Даже странно, что при такой жаре, которая постоянно тут стояла, температура воды была от силы градуса двадцать два.) и чистая. Народу на пляже было немного, так что мы устроились у самой воды, плавали и загорали, сколько хотели. Неподалёку оказался павильон с мороженым, и мы купили по огромной порции пломбира. У Вани Брындина оказались песо, уж не знаю откуда. Когда я доедал вкуснейшее мороженое, сидя на полотенце под огромным зонтиком, на меня упала чья-то тень. Я поднял голову, и увидел девушку со своего плаката в комнате, только без кольта. Вернее, так мне показалось в первую секунду. Она была в разноцветном открытом купальнике, так что всё что надо, я сразу увидел и оценил.
– Добрый день! – сказала она на плохом английском.
Было понятно, что она – из местных, и её родной – испанский. Она была примерно моего возраста, невысокая, крепенькая, но не толстая, а так, в самый раз. В теле.
В моём мозгу за секунду пролетели все мои горе-знакомства с женщинами, мой непослушный язык и трясущиеся колени. Я даже не задумался над тем – кто она, откуда, и почему подошла именно ко мне, а не к кому-то из наших. Я кинул палочку от мороженого в воду, встал, и меня прорвало:
– Добрый день, мадмуазель! Вы имеете честь познакомиться с капитаном очень дальнего плавания из России Владимиром Бойновичем, который был ранен в схватке с американскими пиратами, и сейчас находится на излечении в местном госпитале. Позвольте доложить, что я не женат, интересен, толчковая нога – левая, ударная рука – правая. По ночам плаваю в море с дельфинами. Коллекционирую спортивные автобусы и скальпы врагов. Люблю мороженое. Не люблю сухари и бананы. Живу тут неподалёку, и из моего номера-люкс открывается прекрасный вид на вечерний город. И, кажется, я вас люблю!
– Моё имя – Мария, – ошарашено протянула дама, и добавила, – Мне про тебя совсем другое говорили!
Потом рассмеялась и, хлопнув в ладоши, добавила:
– Ну, ты даёшь! Перед такой атакой ни одна крепость не устоит! Мне сказали, что к нам приехал русский, который убил много янки, и хочет помочь моей стране. Я хочу быть с таким человеком! А ты, оказывается, ещё и шутник вдобавок! Или про ночной вид из люкса – это правда?
Я подошёл к ней вплотную, и положил руки на плечи. Она посмотрела мне в глаза, и быстро сказала:
– Я всё поняла! Про люкс – правда. Про скальпы, автобусы и ранение – тоже правда. А вот про дельфинов ты всё-таки соврал!
Моряки за спиной притихли, потом кто-то заметил:
– Володя, на тебя вся Россия смотрит! Давай там, покажи, как умирает русский матрос! Если что не получится – нас зови!
На что другой голос заметил:
– Всё у него получится! В КГБ этому с пелёнок учат! У него по этому предмету одни пятёрки в дневнике, как по стрельбе!
Хорошо, что Маша не понимала по-русски. Я был готов убить этих юмористов, но только бросил через плечо:
– Парни, мы с Машей прогуляемся немного. К ужину не ждите!
Из люкса мы с Марией не выходили двое суток. У дежурного я заказал молоко, творог и котлеты для себя, и какую-то зелень, шоколад и бутылку "Мартини" – для неё. Из кровати мы вылазили только чтобы принять душ, перекусить, и посидеть на балконе, любуясь закатом. Мне было абсолютно параллельно – кто она, откуда взялась, и что будет после. Я не задумывался, кто оплачивает гостиницу и еду. Я только чувствовал, что у меня болят губы и пресс, и что я живу, и что нам хорошо. Я сказал: "Остановись, мгновение, ты прекрасно!" Мгновение остановилось ровно на двое суток. Пока не зазвенел звонок.
Сначала я не понял, что это за звук, пока не сообразил, что он исходит из прикроватной тумбочки. Звенел телефон, который мне вручил офицер жизнь тому назад. Номер не определялся. Я смотрел на телефон, на Машу, и до моего сознания доходило, что мгновение кончится, как только я прикоснусь к клавише. Это было почти то же состояние, когда я целился в первого охранника. Одно движение – и меняется целая жизнь. Или обрывается чья-то.
– Ага! – сказал я наконец в трубку.
– Владимир Николаевич, добрый вечер. Вас беспокоит капитан Сантос по поручению майора Камачо. Вы бы не смогли выбрать часик для того, чтобы побеседовать с майором?
– Когда?
– В восемь вечера майор приедет к вам в отель. Всего хорошего!
В трубке раздались гудки, и я начал возвращаться к реальности.
– Маш, сколько время?
– Семь. Что, работа зовёт?
Она не задала ни одного вопроса, не пообещала завтра придти, и даже не сказала фамилию. Просто через полчаса ушла, оставив номер своего телефона и адрес электронной почты. Я выпил молока, вышел на балкон, и увидел, как Маша выходит из отеля, переходит дорогу, садится в небольшую серебристую машинку, и уезжает. Сердце моё остановилось. Я осиротел. Я уже не хотел домой. Не хотел воевать с Америкой. Я хотел только, чтобы она была рядом. И пока меня ломало и корёжило на балконе седьмого этажа самой современной гостиницы Тихуаны, к дверям отеля подкатила большая красная машина, и из неё вышли майор и два человека в штатском. Через пять минут они постучали в дверь моего номера и вошли. Майор тут же улыбнулся так, как мне в детстве мама не улыбалась. Двое в штатском (Один – Сантос, другого я не знал, он был европеец.) были куда менее улыбчивы. Возникало ощущение, что ко мне в номер зашёл один человек и две его тени. Майор говорил по-испански, Сантос переводил в меру своего таланта и знания русского языка, а третий молчал, изредка поглядывая то на меня, то на разворочанную постель, то в окно. После дежурных фраз о здоровье, самочувствии и обслуживании в номере майор спросил: не хочу ли я коротко рассказать о том, как я оказался в Сан-Диего. Я минуту помолчал, обдумывая, как бы покрасивее соврать и не рассказывать про угон лодки, и вдруг поймал на себе короткий взгляд европейца. И понял, что он русский, и всё знает. И от этого сразу стало легче: меньше врёшь – меньше проблем! Я кивнул головой на неброского, и сказал майору: