Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
Шрифт:
Но то был не зверь, а Ята, который тащил его прочь от этого таинственного места, повторяя все время одно слово: «Табу! Табу!» (Нельзя!).
Так, держа Тишку за руку, он привел его на берег, все время что-то тревожно бормоча по-своему, усадил в свою кану и отпихнулся длинным веслом от берега.
...Была глубокая ночь, когда часовой, стоявший на борту «Дианы», услышал плеск весел и тихие человеческие голоса.
— Кто гребет? — громко спросил он. В ответ послышался голос Тишки:
— Симанов, ты? Это,
— Где ты пропадал? — спросил Симанов.
— Потом все обскажу, — отвечал Тихон. — Иди доложись.
— А это кто с тобой? — не унимался Симанов.
— Это Ята, парнишка Гунамов.
— Ох, парень! — вздохнул Симанов. — Непутевый ты какой-то. Мы уже думали, что тебя на берегу схватили. На шлюпе полное беспокойство. Сам Василий Михайлович не спит из-за тебя. Макаров чуть не плакал, как пошел тебя искать на шлюпке. Баркас вдогон послали, и сен минут в заливе тебя ищут, а ты гуляешь с черными ребятами.
Услышавший этот разговор Рудаков тотчас же приказал спустить штормовой трап, а сам пошел доложить Головнину, что Тишка нашелся.
— Где ты пропадал? Гляди, сколь много хлопот всем наделал! — с напускной строгостью обрушился Василий Михайлович на Тишку, радуясь в душе, что тот нашелся живым и невредимым.
Тишка смущенно молчал.
— Говори! Чего же ты молчишь?
— И сам не знаю, — простодушно отвечал Тишка.
— Путаешь. Рассказывай, где ты был, — продолжал свой допрос Головнин.
— Вы сказали, что дорого дадите, чтобы вызнать, что там делается, на носу...
— На мысу, а не на носу. Ну? Дальше!
— Ну, я и остался поглядеть.
И когда Тишка рассказал, как было дело, то Василий Михайлович заметил:
— Счастье твое, что тебя встретил Ята.
— Он, слышь, за мной доглядал все время, — пояснил Тишка.
— А то бы и твою умную голову закоптил старик.
— Може, и закоптил бы, — согласился Тишка. — Разве они что разумеют?
— Чем же ты думаешь отдарить Яту за твое спасение? Кстати, где же он? Ведь вы были вдвоем.
— Уплыл, как я ступил на трап. Ему тоже от своих хорониться надо. А отдаривать, так за что? Разве я его просил?
— Так ведь он же тебя спас! — изумился Головнин.
— Ну, хотел дать одну пуговицу, а раз вы так говорите, то теперь дам две, вот и квит.
— Нет, пуговицы за такую услугу мало, — сказал Василии Михайлович. — Сними у меня со стены охотничий нож в блестящих ножнах и отдай ему. Он и мне руки развязал.
— Как прикажете,— согласился Тихон, — А по-моему, так зря это, право... Мы ведь, знаешь, что с этим Ятой?
— Что? Чего еще натворил? — испугался Головнин.
— Не-ет... — улыбнулся Тишка. — Мы теперь с ним вроде как братья.
— Братья? — удивился Василий Михайлович. — Когда же вы успели побрататься?
— А я болей уж не Тихон, а Ята, а он Тихон, — не выдержав, засмеялся Тишка.
— Вы обменялись именами! — догадался Головнин, вспомнив весьма распространенный на островах Тихого океана обычаи братанья.
— Ага. Продал черному душу, — неожиданно вздохнул Тишка.
— Когда же это вы обменялись?
— А даве, как вы сидели в гостях у Гунамы.
— Как же ты теперь покажешься матери? — улыбнулся Головнин.
— Матери я не скажу. Только вы уж тоже... Василий Михайлович обещал молчать. Восток уже посветлел.
— Гляди, уж светает, — сказал Головнин Тишке. — Из-за тебя я гонял всю ночь шлюпку да баркас с людьми, их и до сих пор нет. И сам не спал. Чтобы ты у меня больше не дурил! Иди спать. Потом поедешь с командой брать воду для шлюпа.
Утром всей командой съехали на берег. Тишка сидел в шлюпке рядом с Макаровым. Тот, обняв его одной рукой за плечи, говорил, заглядывая Тишке в лицо:
— Ну-ка, кажи свою образину. Эх, дура, дура!
Он любовно дернул Тишку за нос, надвинул шапку на глаза и, хлопнув по спине, сказал, глядя на смеющихся матросов:
— Видели вы дурость рязанскую?
Островитяне и на этот раз встретили матросов вполне дружелюбно, называя многих ив них по именам. Теперь все они оставили свое оружие в лесу. Когда матросы начали набирать воду из ближайшего источника, многие островитяне вызвались таскать налитые боченки, за что распоряжавшийся наливом Рудаков выдавал им по две бисеринки с бочонка, и дикари были вполне довольны этой платой.
В то же время Хлебников со Средним, сделав по поручению Головнина промеры и описание гавани, определились астрономически. Данные эти окончательно убедили Головнина в том, что он действительно находится в гавани, открытой Куком.
На этот раз Василий Михайлович задержался на шлюпе дольше обыкновенного, так как еще не был готов костюм, заказанный им матросу Макарову, который был не только хорошим моряком, но и умел портняжить, подобно Шкаеву.
Заказ этот был таков, что пока Макаров выполнял его, вокруг все время толпился народ и слышались громкие возгласы и смех.
— Сюда пришей вон энтот лоскуток.
— А сюда вот эту ленточку приторочь.
— Нет, сюда красивей будет матросскую пуговицу присобачить, а под ней крючок.
— Теперь, — улыбался Головнин, — мне будет чем одарить Гунаму, а то вчера увидел на мне форменную куртку с блестящими пуговицами, так не мог оторвать глаз.
Для подарка был выбран простой госпитальный халат, который Василий Михайлович велел Макарову обшить яркими лентами и насадить на него как можно больше медных пуговиц, крючков и прочих блестящих вещей. К этому наряду был изготовлен и головной убор из белой холстины в виде чалмы, украшенный множеством пестрых лоскутков.