Жизнь и подвиги Антары
Шрифт:
Символична сама сцена смерти Антары, который испускает дух в полном боевом снаряжении и мертвый еще некоторое время остается на коне, защищая от врагов свою Аблу и родичей. «О доблестный фарис, ты и после смерти охранял свою семью и родичей, как при жизни!» — говорят над мертвым Антарой вражеские всадники.
В фабуле «Сират Антара» бросается в глаза множество эпических «общих мест»: «богатырские игры» Антары в детстве, козни тестя и дяди Малика [21] , «героическое сватовство», требующее от богатыря удивительных подвигов, змееборчество, поединки отца с сыном, месть сыновей за отца, братание с противником после поединка, чудесные истории меча и коня и т. д., не говоря уже о бесчисленных победах героя над непобедимыми воинами и огромными вражескими воинствами.
21
Узнав историю
Поэтика «Сират Антара», стилистический и образный арсенал повествования обладают всеми чертами наивно-эпического стиля. Невероятные гиперболы живописуют мощь Антары, который в один день убивает «более тысячи двухсот всадников», сражается «с четырьмястами тысяч всадников царя Хинда и Синда» Абд Хайяфа или мгновенно побеждает во время турнира византийского рыцаря, перед этим «повергшего на землю пятьдесят тысяч воинов», кричит так, что «содрогаются горы и долины», одним ударом разрубает пополам льва, голыми руками душит слона и т. д. Столь же гиперболичны и другие «достоверные» описания воинов — достойных соперников Антары, вражеских войск, численность которых обычно точно указывается, а в самых критических случаях воинов оказывается столько, «сколько песка в пустыне или звезд в небе».
Автор «достоверно» сообщает, что для своей свадьбы Антара поймал семьсот львов и пятьсот пантер, заколол несколько тысяч верблюдов и верблюдиц и тысячу жирных коней, а гостей у него побывало двадцать пять тысяч.
Язык эпопеи состоит из типичных эпических «штампов» — постоянных эпитетов и сравнений, синонимических конструкций и диалогических формул. Воины всегда выезжают на бой, «подобно разгневанному льву» или «подобно неотвратимому бедствию», а во время сражения бьются так, «что, глядя на них, поседели бы дети» или «мутился разум». Красавицы «подобны газелям», а их лица «подобны солнцу или луне» или «затмевают солнце и луну своим сиянием». Шейбуб и его сын Хазруф бегут «подобно самцу страуса» или «подобно ветру» и т. д.
В романе часто встречаются синонимические конструкции типа «бросьте эти ссоры и раздоры», «приготовились к бою и сражению», «проводил дни в горе и страдании», сохранявшиеся во всей позднесредневековой арабской прозе.
В тексте постоянно повторяются одинаковые описания стереотипных ситуаций: возвращение воинов в становище после удачного похода, когда им навстречу выезжает все племя, «невольницы бьют в бубны и барабаны», а «царь поздравляет с благополучным возвращением», пиры, когда «по кругу ходят кубки», а «воины едят, пьют и веселятся», поединки, когда победитель либо пронзает свою жертву копьем и оно «выходит, сверкая, из его спины», либо выбивает противника из седла и «оставляет поверженным на лике земли», волнение героя в критические моменты, когда он «теряет (или „едва не теряет“) сознание от гнева» и из глаз его «сыплются искры», а глаза «едва не вылезают из орбит» и т. д. Повторение таких описаний придает повествованию плавный эпический ритм и медленный темп. Причем в хиджазских частях эпопеи такая повторяемость стилевых компонентов при описании одних и тех же событий бедуинской жизни (бесчисленных поединков, похищений, освобождений из плена, пиров и т. д.) органична материалу, в ней как бы выражается однородность и статичность мира — устойчивого эпического фона, на котором разворачиваются деяния героя. Но когда судьба переносит Антару из одной чужой страны в другую и ввергает в самые разнообразные приключения, этот эпический арсенал, перенесенный из бедуинского становища вместе с Антарой, его конем Абджаром и братом Шейбубом, порой приобретает гротескное звучание. Забавно звучат, например, в устах византийского императора стереотипные диалогические формулы, перенесенные из разговоров бедуинов Аравии. «Христос дарует победу тому, кому пожелает!» — повторяет император формулу арабских воинов, заменив Аллаха Христом. «А если кто из вас проявит непокорность Антаре, — говорит император своим воинам, — я захвачу его семью и разрушу его дом!»
Эпическая ретардация создается также «методом» рассказчика, который не просто сообщает своим слушателям о событиях, но как бы описывает проходящие перед его глазами картины, не упуская ни одной детали и не спеша переходя, как в волшебном фонаре, от одного диапозитива к другому [22] . Отсюда часто повторяющиеся в тексте «потом», как бы связывающие одну статичную картину с другой.
Рифмованная проза «Сират Антара» перемежается с огромным количеством стихотворных отрывков: стихами Антары и других воинов, стихотворными перебранками противников, любовными диалогами и т. д., что в известной мере связано с традицией устной передачи текста, исполнение которого оживлялось пением стихов. В этих поэтических отрывках, как правило, соблюдаются законы классического арабского стихосложения (аруда), но лишь немногие из стихов (например, цитируемые
22
В данном переводе, сократившем объем эпопеи примерно в восемь раз, переводчикам пришлось несколько изменить темп повествования и в известной мере пожертвовать некоторыми стилевыми элементами, создающими эпическую ретардацию, — главным образом повторениями стереотипных описаний.
23
Рюккерт утверждает, что некоторые из вложенных в уста Антары в «Жизнеописании» стихов действительно принадлежат доисламскому поэту Антаре: F. R"uckert, Auswahl von Gedichten und Ges&ngen aus dem arabischen Volksheldenroman Siret Antarat al-Battal, — «Zeitschrift der deutschen morqenlandischen Gesellschaft», Leipzig, II, 1848, S. 202; см. также заметку Деранбура о книге Торбека (Н. Thorbecke, Antarah егп vorislamischer Dichter), — «Journal Asiatioue», 1868, XI, p. 454.
Эпически-спокойное повествование «Сират Антара» иногда принимает эмоциональную окраску («а проклятый предатель Зу-ль-Химар…», «а презренные предатели Бену Фазара» или об убийце Антары Визре: «И пусть Аллах не будет милостив ни к той земле, что укрыла его прах, ни к его друзьям и родичам»), а порой прерывается весьма сумбурными авторскими отступлениями, в которых рассказчик свидетельствует о величии и достоверности описываемых им событий.
Это стремление автора создать иллюзию достоверности (см. заключительные строки эпопеи) характерно для архаического поэтического мышления, еще не признающего права поэзии на чистый вымысел.
Композиция «Сират Антара» свободна, эпизоды следуют один за другим, образуя некую цепь, в принципе бесконечную. Однако фабульная схема «Жизнеописания» достаточно сложна и объединяет большое число действующих лиц, проходящих через всю эпопею (во всяком случае, через множество ее эпизодов). Разумеется, при этом не обходится без неувязок и противоречий, свидетельствующих о сложном авторстве и многослойности текста.
Так, вспоминая перед смертью свою жизнь, Антара с гордостью повествует о своих победах в Аравии, Ираке, Иране и Сирии, но ничего не говорит ни о своих путешествиях в Византию, ни о походах в земли франков, в Испанию, Северную Африку, Абиссинию, Судан и другие страны. В начале романа Антара — сын рабыни-негритянки, в середине эпопеи выясняется, что его мать — дочь царя Наджаши, «повелителя абиссинцев и страны черных», и что, следовательно, Антара — воин знатного происхождения, о чем он и сообщает византийскому императору. Последнее обстоятельство ничуть не мешает знатным соплеменникам Антары в конце романа вновь поминать его низкое происхождение, что приводит к новым конфликтам, и т. д.
Итак, образы, сюжет и поэтика эпопеи свидетельствуют о том, что основу «Сират Антара» составляют героические родо-племенные сказания. Очевидно, рассказчики и компиляторы X–XII вв. обработали эти сказания наподобие рыцарских романов и привнесли в них обширный материал, почерпнутый из фантастической, приключенческой и любовно-бытовой новеллистики того времени.
«Сират Антара» пестрит рассказами о разбойниках-людоедах, похищающих женщин, о волшебствах, колдовстве, чудодейственных амулетах и т. д.
Герой встречается со злым духом, заточенным в дерево «одним жрецом в древние времена», сражается с джиннами, освобождает «морского коня» — царя джиннов, заключенного в замке на острове Вахат Искандером, и т. д.
Еще больше в «Сират Антара» приключений с переодеваниями и хитрыми уловками (история Зухейра и Тумадир, проделки Шейбуба и Хазруфа, рассказанные вскользь любовные истории эпизодических персонажей и др.). Все это вводит в эпопею мир сказок и новелл «1001 ночи», которые переплетаются с рассказами о героических деяниях, образуя пеструю ткань романа.
Предлагаемая читателю обработка «Сират Антара» представляет собой частично перевод, частично изложение, сделанное по Каирскому восьмитомному изданию, в котором были сведены воедино Хиджазская и Иракская рукописи романа. При сокращении текста переводчики стремились представить читателю историю Антары, значительно сократив и опустив все периферийные фабульные линии и сохранив наиболее значительные, поэтически ценные и интересные в историко-культурном отношении эпизоды [24] .
24
На русский язык «Сират Антара» никогда не переводилось, даже в отрывках. Повесть Сенковского (Барона Брамбеуса) «Антар», составившая программу одноименной симфонии Римского-Корсакова, почти ничего общего с арабской эпопеей не имеет.