Жизнь и приключения артистов БДТ
Шрифт:
Почему?.. А потому!.. И Ленин красивый, и эскадра на дне, и церкви порушены, и священников — в расход, и всю вашу говенную интеллигенцию — к стенке, в застенки, за колючий забор!.. Или, в лучшем случае, — за бугор!.. На хутор, кибитки ломать!.. Браво!.. Би-ис!..
Однако нужно быть справедливым и не причесывать зал под одну гребенку. Были в нем не одни ленинцы, но и те, кто видел в нас борцов, и кто просто ходил на одну или другого, и знаток, суд которого должен был перевешивать для нас целый театр, полный остальных. Как сказал Гамлет. Или тот, кто, по мнению Ахматовой, мог выйти на поклон вместо Шекспира…
Главное, что зритель любил нас оптом и
Как-то в случайной компании один мыслящий товарищ из бывших большевиков, не замечая анахронизма, предложил тост за Р. как представителя того славного БДТ, очередной юбилей которого был у всех на устах. Как повод для тоста Р. оказался не хуже других, тем более что разливали водку «Дипломат» завода «Ливиз». Так вот, этот вдумчивый правосторонний (по-старому) зритель поставил в заслугу БДТ то, что театр подготовил общественное мнение к бескровному переходу от недоделанного социализма к недоделанному капитализму.
— Вы ковали новый менталитет, — сказал тостующий. — А случись новая революция без такой художественно-исторической подготовки, опять пролились бы реки крови! Нет, кровь, конечно, была, но в сравнении с семнадцатым годом и гражданской войной ее почти не было…
И, что интересно, другая зрительница, из бывших прогрессистов, фактически присоединилась к бывшему большевику, хотя и другими словами:
— Мы, — говорит, — были вместе, мы вместе сопротивлялись режиму. И театр был абсолютно свой, даже когда ставил «датские» спектакли. Мы бы не выжили без вас, понимаете? Мы вами сопротивлялись. Когда друзья из провинции смотрели «Протокол одного заседания», они были потрясены и рассказывали, что у вас «говорят такое…», и замолкали, и все равно оглядывались по сторонам, не слушает ли кто! И в этих спектаклях было что-то еще… Что-то человеческое. Но главное, конечно, «Горе от ума» и «Мещане». Это была революция, понимаете?.. Нет, вы понимаете?!
И Р. сказал «да», хотя автор в этом сомневается, зная, о ком речь.
На всякий пожарный (не приведи Бог!) случай повторим: «Большой драматический эпохи Товстоногова — лучший театр всех времен и народов, а „Мещане“ — лучший спектакль нашего вождя». И поскольку Р. был в нем занят, он знает, что такое общее счастье, и может предложить читателю отдельные тосты, за каждого из членов труппы, каждого представителя цехов, бухгалтерии, администрации, каждого работника гардероба, буфета, билетного стола, пожарной охраны и отдела кадров. Разумеется, если речь идет о людях нашего исчезающего племени и разливается водка «Ливиз». Нет, нет, московский «Кристалл» даже не предлагайте, идиопатическое отклонение от сердечного ординара заставляет следить за чистотой продукта… Да, и за частотой… Что?.. Шотландский виски?.. Да, безусловно… И, чтобы избежать дальнейших вопросов, — настоящая грузинская чача и русский самогон-первач. Тот, который делают для себя… Да… Спасибо… Ваше здоровье!..
И с какими противоречиями этому заявлению ни встретится читатель на этих страницах, пусть помнит: мы с нашим залом были заодно. И если кто-нибудь выходил к зрителю в одиночку — «Гамлет», там, или что-то вроде этого, — за его спиной стоял театр. Поэтому все лучшее и успешное, чем отличался артист Р. в зале Чайковского или на камчатской погранзаставе, автор просит записать на счет БДТ, а все худшее и
Но вернемся к нашим юбилеям.
«Юбилей как движущая сила культурной истории» — вот на какую тему мог бы защитить ученую диссертацию артист Р. Благодаря юбилею Блока он поставил «Розу и Крест», благодаря юбилею Пушкина основал Пушкинский театральный центр.
Десять лет тому назад, 3 октября 1993 года, в городе Бостоне Н.Л. Готхард снимал на видеокамеру моноспектакль артиста Р. «Прощай, БДТ!». В зале собралось много бывших москвичей и ленинградцев, в их числе Наум Коржавин с женой.
И он, и Р. всю ночь не спали, потому что в Москве, у Белого дома, шла пальба, и они не могли оторваться от экранов…
А тридцать лет тому назад, умыкнув красавицу Любаню у кишиневского мужа, Наум, или, как его называют друзья, Эма Коржавин, прислал Р. фототелеграмму и явился с любимой, чтобы провести медовые недели в маленькой, но уютной квартирке театрального общежития БДТ на Фонтанке, 65.
«Милый Гамлет, я не смог / К вам прибыть в удобный срок, / Буду, сон и лень поправ, / В семь утра. Сэр Джон Фальстаф…»
Коржавина на гастрольный спектакль Ташкентского театра привел Рассадин. С тех пор Эма прочих Гамлетов не признавал и громил пародиями.
— Слушай, пайщик! — требовал он после просмотра и высоким поющим голосом, помогая себе пухлой рукой, читал:
Там все равны, дурак ли, хам ли, Там — плеск волны, там — дикий брег, Там пост занять мечтает Гамлет, Простой советский человек!..О первой книжке стихов ташкентского «принца» Коржавин тиснул заметку в «Новом мире» и вскоре после переезда Р. в Ленинград срочно вызвал его в Москву для встречи с С.Я. Маршаком.
— Эма, ну что я ему скажу?!
— Говорить будет он, ты будешь слушать!..
Так и вышло. Маршак два часа рассказывал о поэте Некрасове…
— Читайте со сцены Некрасова, голубчик! — с придыханием убеждал он.
На Фонтанке за Коржавиным осталась пачка вдохновенных черновиков, в том числе «Поэмы существования», «Братского кладбища в Риге» и других лирических произведений, имеющих предметом будущую жену Любовь.
Отметим кстати, что в квартирку Р. любили заглянуть многие московские литераторы и, что интересно, вместе со своими девушками. То ли Москва относилась к их героиням суровей, то ли они хотели совместить приятное с полезным и, навещая достопримечательности, провести романтические гастроли. И артист Р. с радостью их принимал. И Олега Чухонцева с милой подругой, и Володю Войновича со способной ученицей…
Голубой мечтой Чухонцева, или Чухны, как его тогда называли, было посещение Эрмитажа. Но, доехав наконец до Ленинграда и поселившись в общежитии БДТ, он стал подниматься поздно, до часу пил кофий, тут с репетиции возвращался Р., опять возникало застолье с разными разговорцами, а вскоре за окном начинало темнеть. До Эрмитажа так дело и не дошло…
Увлеченный Чухонцев тоже на радостях оставлял в театральной квартирке мелкобисерные черновики, а увлеченный Войнович рассказывал наизусть первые главы ненапечатанного, но уже пошепту славного «Чонкина», и гости — Гай и Гога с Диной — падали от хохота…
А в 93-м в Бостоне Коржавин привел на спектакль Н. Готхарда с кинокамерой, и Р. втайне прощался с гастрольной свободой…
Еще ночью кто-то из идейных эмигрантов звонил ему: «Оставайтесь здесь, черт знает, чем это кончится в России!». Но в ушах у Р. загудело: