Жизнь и приключения Лонг Алека
Шрифт:
Алек понимал, что потеряна еще одна возможность повидаться с женой, и только по счастливой случайности они могут встретиться. Кто знает, будет ли она?
— Ладно, пойдем на палубу. Ох, и надоела мне бомбейская тюрьма! Никогда не думал, что в наше время еще могут существовать такие учреждения. Грязь, вонь, камеры сырые, надзиратели — взяточники. Ваша «Бога Род» после этой тюрьмы кажется раем.
— Да уж свинарник, — согласился Мерфи. — Куда только администрация смотрит?
Они вышли на палубу.
— Снимите наручники.
Мерфи обиженно засопел. Опять старая история. Неужели Лонг не понимает, что он и так делает для него больше того, что может? Если
— Сниму в море, — проворчал он, присаживаясь на кнехт.
Алек не настаивал. Он облокотился на фальшборт и с наслаждением вдыхал знакомые портовые запахи. Пахло копрой, джутом, апельсинами, застоявшейся водой, ладаном. Черное небо сливалось с океаном. Он шумел, невидимый, где-то рядом. Темными, расплывчатыми громадами впереди и позади стояли суда. Наступила полночь. Грузчики ушли. Порт опустел. На пароходах остановили динамо-машины. Желтыми, дрожащими огоньками светились керосиновые штаговые фонари. Только лайнер, стоящий на отдаленном пассажирском причале и готовящийся к отходу, празднично сиял, весь залитый светом.
Вдалеке через равные промежутки времени вспыхивали буи — красные, зеленые, белые. Входной маяк бросал в океан мощный белый луч. Он то исчезал, то снова появлялся. Казалось, что огромная птица машет крылом.
Было тихо. Замолкли обычные звуки порта — гудение кранов, тарахтение лебедок, гортанные выкрики кули. Порт спал. Алек задумался. Вот и прошла половина жизни, но чего он достиг? Не была ли напрасной его борьба, принесла ли она хоть какую-нибудь пользу делу, которому он служил? Принесла. Иначе он бы жить не смог. Он боролся, что-то делал для других, для того, чтобы люди жили на земле лучше, он что-то оставил будущему. Разве для этого не стоило жить? Разве не для этого жили все его товарищи? Даже если ему придется расстаться с жизнью, он будет знать, за что он отдал ее… Но прочь мрачные мысли. Потерять жизнь нехитро, надо постараться ее сохранить. Они еще будут вместе с Айной, встретятся с друзьями, еще увидят счастливых людей…
Вспомнились брисбенские митинги, выступления, стачки, Сидней и мэр города, победы и поражения, крепнущая сила рабочих. Нет, стоило так жить! И только так.
Минута слабости прошла. Он уже был полон надежд, веры в свою судьбу и силу. Все должно быть хорошо, каким бы мрачным ни казалось будущее. Алек швырнул окурок за борт. Мерфи дремал на кнехте.
— Ну что, Мерфи, пойдем спать? Поздно. Теперь мне будет веселее с вами. Живем в одной каюте. Вот только храпите вы здорово.
Мерфи поднялся:
— Пойдемте. А то, что храплю, тут уж я не виноват. У нас в семье храп передается по наследству. Дед храпел, отец и вот теперь я. Придется вам терпеть, Лонг.
— Буду, если вы останетесь прежним добрым Мерфи и не будете меня очень притеснять. Что же все-таки с моей женой?
— Вот уж не стоит беспокоиться. Она произвела на меня впечатление напористой женщины. Наверное, купила билет на какой-нибудь пароход, следующий за нами. Другого предположить нельзя.
— Наверное, так, — согласился Алек. — Может быть, и так…
6
В каюту постучали. Айна поморщилась. Опять этот Мюджиб. В течение двух суток, которые она провела на «Энвер Паше», штурман по нескольку раз в день приходил к ней в каюту. То принесет фрукты, то вино и сладости. Сидит от вахты до вахты, развлекает глупейшими, пошлыми разговорами. Его ухаживания уже становятся слишком откровенными, назойливыми. Вчера он даже осмелился обнять Айну, положил руку на колено, пытался поцеловать.
— Войдите, — нехотя отозвалась Айна и встала.
В каюту просунулась голова Мюджиба.
— Простите меня, миссис Айна, за то, что я нарушил свое обещание, но океан так бесподобно красив, сегодня такой удивительный закат, что я не простил бы себе, если вы этого не увидите. Пойдемте на палубу.
Айна облегченно вздохнула. Все-таки это лучше, чем сидеть с ним в каюте. Она накинула на плечи пальто и вышла к ожидавшему ее в коридоре штурману. Они поднялись по трапу.
Солнце садилось. Осталась лишь огненно-красная горбушка. Все на горизонте окрасилось в пурпурные тона, переходящие выше в оранжевые. Небосвод, залитый причудливым сиреневым мягким светом, был прекрасен, как театральная декорация. Потом небо стало менять свои краски, и сиреневый цвет уступил прозрачно-зеленому. Потом вдруг потемнело. Океан стал опалово-лиловым, зеленый небосвод темно-зеленым, от солнца осталась одна горячая точка, но вот и она исчезла, в последний раз блеснув красным лучом. Тучи, громоздящиеся на западе, стали совсем черными, с отчетливыми, резко очерченными краями. Они казались сказочными чудовищами, гигантскими рыбами, крылатыми драконами. Быстро темнело, как будто в театре постепенно гасили люстры. Еще недолго менялись краски, потом наступили спокойные, короткие сумерки.
Айна молчала, завороженная удивительной красотой природы. Молчал и Мюджиб.
— Невероятно, правда? — спросил он, когда Айна очнулась от оцепенения. — Не зря я вытащил вас на палубу. Надо было прийти сюда немного раньше. А теперь пойдем посидим в лонгшезах на ботдеке. Воздух чист, как кристалл.
Они уселись на два заранее приготовленных кресла за трубой. Разговор не клеился. Обычно болтливый, Мюджиб молчал, нежно поглядывал на Айну.
— Ангел пролетел, — сказал Мюджиб. — Знаете, миссис Айна, вы нарушили мой покой. До тех пор, пока вас не было на судне, я жил, как полагается старшему помощнику капитана, обремененному судовыми делами. Теперь я все время думаю о вас, жду встречи с вами… И на вахте и в каюте все мысли только о вас… — Он придвинул свое кресло поближе к ней.
«Это становится несносным и утомительным. Пора открыть ему все, чтобы положить конец его намерениям», — подумала Айна и сказала:
— Я очень польщена вниманием такого красивого моряка, как вы, Мюджиб, но выслушайте меня внимательно. Вы неплохой человек, Мюджиб, и, мне кажется, настоящий мужчина, поэтому вам я могу открыться…
Мюджиб самодовольно улыбнулся, наклонил голову, всем своим видом показывая, что согласен с оценкой, данной ему Айной. Она продолжала:
— Я не та, за кого вы меня принимаете. Не скучающая барынька-путешественница, с которой можно приятно провести время в течение скучного плавания. Ведь вы принимали меня именно за такую?
— Что вы, миссис Айна!
— Ну, слушайте, слушайте. Во-первых, я не англичанка, а русская. Во-вторых, я жена русского социалиста, большевика. Вы слышали о таких? Он арестован австралийскими властями, и его под конвоем сейчас переправляют в Турцию для того, чтобы выдать генералу Деникину. Его везут на пароходе «Трафальгар», а я следую за ним. Я люблю его, понимаете, он для меня единственный человек в мире, и, кроме него, для меня никто не существует. Вот и вся история.
Лицо Мюджиба выражало крайнюю степень удивления. Он сидел не в силах вымолвить ни слова и во все глаза смотрел на Айну. Когда он наконец обрел дар речи, то спросил: