Жизнь и приключения Лонг Алека
Шрифт:
— На вахте. Лобода предупредил.
Пеструхин прищурил глаза:
— Понятно. Меня не обманешь. Выносить будете?
Алексей пожал плечами. Скоро пароход опустел. Все, не занятые вахтой, отправились по домам — расфранченные, побритые, благоухающие дешевым одеколоном, с пакетами в руках. Подарки родным. Матрасы, оставшиеся на судне, лениво двигались по палубе, налаживали стрелы, прогревали лебедки. Через час должна начаться выгрузка. У боцмана был вид именинника. Он шутил, помогал работать, сыпал прибаутками:
— Веселей, хлопцы, веселей! Лилька уже ждет вас в «Русалке». «Духи»[10],
Вечером, когда закончился рабочий день и на всем судне остались четыре человека — штурман, механик, кочегар и матрос, на палубе появился Лобода, одетый в костюм, белую рубашку с галстуком и новые ботинки. Он по-хозяйски походил по судну, попробовал ногой натяжение швартовов, потравил трап-тали и, увидя стоящего на спардеке Чибисова, громко сказал:
— Ты на вахте, Леха? Подметешь спардек, смажешь талрепа[11], протрешь ветошью ламповые стекла. Это тебе задание. Да… Вот что еще. Перенесешь два кранца с носа на левый борт. Может, кто будет швартоваться. — И, наклонившись к нему, тихо добавил: — Потравишь до воды. Понятно? Ночью их возьмут. Счастливой вахты, Леша.
Лобода зашел в кают-компанию доложить третьему штурману, что уходит, и спустился с трапа. На берегу он повернулся к судну, помахал Алексею кепкой, улыбнулся. Алексей понял. На душе у него стало спокойно. Дело сделано. Теперь беспокоиться не о чем. Он не торопясь принялся за работу. Подмел, почистил фонарные стекла. Начинало темнеть. Алексей повесил зажженный фонарь к трапу, заглянул в иллюминатор кают-компании. Механик и штурман играли в карты. Он перетащил два тяжелых кранца на левый борт, потравил концы, как велел боцман. Оставалось расхаживать талрепа, смазывать их жиром. Ну, это можно делать сидя у трапа. В полночь механик остановил «динамо». «Бирута» погрузилась в темноту. Только тускло светил фонарь у сходни. Штурман прилег на диван. Он набегался за день. Ночь пришла темная, пасмурная. Ни звезд, ни луны.
«Хорошо, — подумал Алексей. — Будут брать кранцы — никто не заметит. В такую погоду портнадзиратели сидят у себя в сторожке».
И все же он напряженно прислушивался к малейшему звуку. Вот что-то зашуршало у левого борта. Алексей отложил талреп. Тишина. Галлюцинация слуха? Наверное, так. Он снова взялся за прерванную работу.
Прошло два часа. Где-то вдалеке прогудел пароход, и снова все стихло. Но в тот же миг обостренный слух Алексея уловил легкий удар в левый борт. Он скорее почувствовал его, чем услышал. Так обычно стукается сдерживаемая веслами лодка. Алексей встал, но не успел перейти на другой борт. На берегу раздался заливчатый свисток, и чей-то голос истошно закричал:
— На «Бируте»! На «Бируте»! Воры! Держи воров!
По причалу топали тяжелые шаги. У Алексея замерло сердце. Неужели не успеют? На трапе появился портнадзиратель.
— Спишь, раззява! — заорал он. — Воры к вам лезут!
Он бросился на левый борт. Алексей наследовал за ним. У причала застучал мотор катера. Видно, свисток разбудил охрану. Из кают-компании на шум выскочил вахтенный штурман:
—
— Не знаю. Вот надзиратель говорит, что на судно воры лезли. Я ничего не заметил.
Все перегнулись через борт.
— Пропустили, черт бы их побрал, — разочарованно сплюнул надзиратель. — Ясно же видел.
— Как же вы их в темноте ясно видели? — насмешливо спросил штурман. — Померещилось?
— Не беспокойся, у меня глаз наметанный. Как кошка вижу. Шел у вашего парохода, гляжу, на воде тень черная метнулась. Ну, ясно дело. Со шлюпки лезут. Тут я засвистел…
— Эх, голова! Свистеть-то подождать надо было. Вот и спугнул воров.
— Спугнул! Лучше спугнуть, чем вы брезента бы недосчитались. Был недавно такой случай на пароходе «Юпитер». Матрос проспал.
— Ну, а я не спал, — усмехнулся Алексей. — Вот талрепа расхаживал.
— Не спал! — передразнил его надзиратель. — Все вы не спите, а потом жалобы приходят в управление порта. На нас, что плохо смотрим. То одно ночью украли, то другое. — Он еще раз глянул за борт. — Ладно. Я пойду. Смотрите в оба.
Надзиратель спустился на берег. Штурман зевнул, поежился, закурил папиросу.
— Ты, верно, гляди как следует, Чибисов. А то так весь пароход растащат, — сказал он и ушел в кают-компанию.
— Есть глядеть в оба! — весело крикнул ему вслед Алексей. Теперь он знал, что операция прошла удачно. Но и переволновался же он, когда этот осел засвистел…
Снова наступила тишина. Алексей подождал немного, подошел к концам, на которых висели кранцы, выбрал их на палубу. Оба были ровно обрезаны. Он аккуратно сложил их в бухты и бросил под шлюпку. Появится боцман — уберет куда надо.
Лобода пришел рано утром. Он взглянул на Алексея, в глазах его прыгали веселые искорки.
— Ну, как тут у вас? Не поймали воров? — тихо, улыбаясь, спросил боцман. — Плохо смотрите. Кранцы-то украли. Поменьше спать надо.
Алексей засмеялся. Значит, сам Василий Васильевич принимал участие в ночном происшествии.
13
Излюбленный ресторанчик моряков «Русалка» был переполнен. В порту стояло много судов. В зале слышалась английская, французская, голландская, русская речь. На маленькой эстраде надрывалось «трио» — пианист, скрипач и баянист. За столиками сидели моряки и их подруги, смеялись, пили. На паркетном «пятачке» танцевали. С потолка спускались бумажные китайские фонарики, освещавшие зал мягким уютным светом. Ловко избегая столкновений, по залу с подносами в руках носились официанты. Меняли блюда и бутылки.
За столиком посреди зала сидели разодетый Пеструхин, королева «Русалки» Лилька и мужчина огромного роста, с бычьей шеей, с наголо бритой головой, с маленькими тусклыми глазами. Обрюзгшие щеки свешивались к подбородку, широкий мясистый нос дополнял картину. Человек походил то ли на спившегося артиста, то ли на борца, ушедшего с арены. По-птичьи склонив на бок большую голову, он внимательно слушал уже пьяного, разболтавшегося Пеструхина.
Лилька, рыжая, молодая, сильно накрашенная женщина, закинув ногу на ногу, покачивала лакированной туфелькой и строила глазки светловолосому английскому штурману, сидевшему напротив.