Жизнь и приключения Светы Хохряковой
Шрифт:
– Что-то мне туда не хочется.
– Ну, пойдем, там интересно. Только не дыши.
– Пойдем, – просила Анна. – Это же наша пещера.
Мне никак не торкало лезть в непонятную дыру, из которой чем-то воняло. Но дети! Я зажала нос пальцами и шагнула в дыру.
Увидела я их пещеру, так она была на троечку с минусом. Не то чтобы я знаток пещер, наоборот, видела в первый раз в жизни это творение природы. Мне просто не понравилось: сосульки сверху, сосульки снизу, цветов самых распротивных, я бы сказала, цвета говна, различных спектров, под ногами что-то булькало
Мы все выскочили оттуда и стали жадно ловить ртом воздух с водопадными брызгами.
– Понравилось? – гордо поинтересовался Крис.
– Отпадно, – соврала я.
– Я мечтал исследовать «Крошку» – так мы ее называем, нашу пещеру, и даже потихоньку копил снаряжение, но родители говорили, что я еще не дорос до самостоятельных исследований, а никому другому я «Крошку» не отдам, вот так!
– Крис хотел быть ученым сначала, у нас ведь вес род – ученые, начиная с прапрадедушки. А потом началась эта кара Господня, и он захотел стать священником. Пепа! Если бы ты знала, сколько всего он знает про Господа и его святых. Падре Игнасио его постоянно гладил по голове и довольно кивал, когда Крис ему что-нибудь рассказывал из урока. А теперь Крис не будет ни ученым, ни священником. Он просто будет покойником.
Лица детей и так были покрыты брызгами водопада, и не угадать в неярком свете солнца, пробивающегося сквозь толщу падающей радужной воды, мешались ли слезы с брызгами. Крис и Анна были внешне абсолютно спокойны, но азарт и радость из их глаз исчезли.
Дальше должен был быть обед. Когда мы подошли к замку-дворцу, вышла заминка. Хозяева отошли от меня в сторону и начали все ожесточенно спорить. Я делала вид, что мне не обидно. Села на травку, достала из рюкзачка куклу Пепу 2 и начала с ней беседовать. Надо же было мне с кем-то почесать языком, чем погружаться в отчаянные мысли о своем несветлом будущем.
– Видишь, детка, в этой стране никто не знает, что больше двух – говорят вслух.
– Наверное, они не хотят пускать тебя в дом. Ты такая грязная, а переодеться тебе не во что.
П 1: Как купаться со мной и лезть во всякие вонючие пещеры – так я ничего была, годилась.
П 2: Плюнь на них. Это же богачи. Чего от них еще ждать?
П 1: Пули в лоб или яду. Хоть бы сюда принесли куриного бульона, пусть даже с мышьяком. Юродивым всегда давали поесть объедки с барского стола.
П 2: И ты бы взяла?
П 1: Нет, конечно. Чего я, голод не умею терпеть? Ха-ха. Пусть они отдохнут со своим бульоном. Это я зря расклеилась. Тем более я уже пила водку и ела мороженое, так что калорий во мне ого-го!
П 2: Ты выпила два стакана водки. Почему же ты не пьяная?
П 1: Сама ох…аю. Видно, адреналин все сожрал, ненасытный.
П 2: Что делать будем?
П 1: Лучше бы поспать. Завалиться под этим кустом, захрапеть и запукать. Что смеешься? Испортить им тут воздуха побольше перед трапезой.
Пепа 1 и Пепа 2 захохотали.
Первой, конечно, обратила внимание на разговор Пеп маленькая Анна. Она подбежала к нашему кусту и уставилась на нас. Мы помахали ей ручками, но диалог не остановили, говорили мы по-русски, они с нами не церемонятся, ну и мы не будем.
Пепа 2 вдруг затянула мелодекламацию из дипломного спектакля Олега Куся, выпускника ГИТИСа, который мы сыграли в мало экспериментальном зале для взрослых всего несколько раз. Я даже не поняла, с чего это он вдруг.
П 2:
Всё получилось – я стою у трона, На волосах уложенных корона.П 1: Но почему?
П 2: Сегодня будет бал. Сын короля меня в невесты отобрал!
П 1: Ура! Триумф! Ты счастлива?
П 2: А то. Со мной случилось славное кино!
П 1: В словах твоих – цинизм, а это зря!
П 2: Меня не любит королевская родня.
П 1: Принц держит под руку тебя?
Не чувствуешь опоры?
П 2:
Ты погляди на морды светской своры, Все сладко замерли в предчувствии потехи. Сегодня принц от них получит на орехи!П 1: Но почему? Ты выглядишь прекрасно:
Шелка, муслины, жемчуга.
П 2: Ну ясно, ясно! Мой имидж идеален, только жаль, что стопы заковали мне в хрусталь.
Анна засмеялась и захлопала в ладоши, хотя не понимала ни слова. Вот, надо сказать, что и в Ежовске зрители недетского возраста на экспериментальном спектакле тоже хлопали и смеялись, хотя в программке для них, зрителей, крупно выделили жанр пьесы, написанной самим Кусём – «поэтическая драма». Но добрые женщины и редкие мужчины смеялись, как будто им рассказывали анекдоты.
Нам-то, артистам, что: зал радуется, и мы довольны. Но Кусь весь исплевался и истопался ногами, дергал своей бритой головой. И если бы во время спектакля, не дай бог, ему в руки попал бы каким-нибудь образом автомат Калашникова с полной обоймой, я не сомневаюсь, он расстрелял бы с криком и зрителей, и артистов, и прекрасных тростевых кукол.
Потом Антон перестал пускать его на его же спектакль «Помолвка Золушки». Написал прекрасное заключение на диплом, где обозвал Куся «исключительным дарованием».
Но Кусь оказался свиньей. Уехав в столицу, получив диплом и будучи приглашенным в престижный театр, отозвал из нашего Ежовского театра авторские права на пьесу «Помолвка Золушки» и на свою постановку.
– Зря это он… – только промолвил тогда Антон.
– О чем вы беседовали? – вежливо поинтересовалась девочка.
– А вы о чем? – поинтересовалась Пепа 2.
Анна замялась.
– Вот и мы тебе не скажем, – отрезала кукла. – Давай дальше, – это она уже мне, можно сказать, своей хозяйке.