Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Не помер бы от испуга, — подумал я, — бывает и так!
— Ну, хорошо, — произнес я, вставая, — ты проиграл! — театральным жестом я указал пальцем на поверженного и плачущего Шурика. — Так неужели тебе захочется жить, если я заберу себе Настю?
— Да, да, захочется, забирай ее себе, только спаси меня как-нибудь! — причитал Шурик. Опасаясь, что действие нитроглицерина может закончиться, я быстро спросил у Насти:
— Так ты — моя?
Она быстро закивала, не в силах произнести слова от страха. Тогда я достал из портфеля огромную трехграммовую таблетку чистой аскорбинки для витаминизации пищи и протянул ее Шурику.
Грызи и глотай ее быстрее — может ты и спасешься!
Обезумевший Шурик с хрустом принялся жевать эту кислейшую в мире таблетку и, икая, заглатывал кашицу аскорбиновой кислоты. Я велел ему прилечь на кровать Зины (чтобы вдруг его не вырвало на теперь уже «нашу» постель!), и глубоко дышать. Он дышал и часто икал от ужасной кислятины. Настя продолжала стоять на коленях, сжимая себе виски руками, как будто голова должна была расколоться у нее самой. Зрелище было незабываемое, Станиславский рыдал бы от восторга!
Постепенно Шурику стало лучше, я налил ему «Старки» и он, шатаясь, вышел из комнаты. Вся сцена японский дуэли заняла около получаса. У нас с Настей осталось почти полтора часа до прихода Зины.
Я поставил на стол шампанское, мы выпили его гранеными стаканами; я слышал, как зубы Насти лязгали по стеклу — ее охватила нервическая дрожь. Я приказал ей раздеться и лечь, чему она повиновалась, как зомби. Степенно, как хозяин, раздевшись, я потушил свет и лег с Настей. Зубы ее продолжали стучать, пока я своими поцелуями не укротил эту дрожь.
И совсем несвоевременно я стал размышлять о том, правильно ли я поступил, так жестоко разыграв Шурика и Настю. Но потом решил, что если даже поступил я неправильно, то, по крайней мере, на всю жизнь запомню эту маленькую, но насыщенную действием пьесу.
А потом думать о чем-то постороннем стало недосуг, «все стало вокруг голубым и прекрасным». До прихода Зины мы успели привести в порядок себя, постели и комнату.
— Шурик покинул нас, — грустно сообщил я вошедшей Зине. Она испытующе посмотрела на Настю и поняла, что та не в себе. Я поцеловал Настю, потом Зину и, довольный, пошел спать к себе.
Утром я зашел к своему старому знакомому Немцову и «снял» у него по-дешевке отдельную комнату в дальнем краю общежития. Студенты почти все разъехались, а новой Спартакиады не намечалось — свободных комнат было навалом. Мы с Настей «переселились» туда. Зина так и не могла понять, в чем было дело. Она решила, что я обещал жениться на Насте, и та «бортанула» Шурика. Потом Зина сообщила Насте, что Шурик срочно «снялся» с общежития и уехал к себе в Сасово. Якобы, для «поправки здоровья».
Дела заводские
Благодаря заботам Федорова наряд-заказ был «выбит» и направлен на Опытный завод. Федоров лично попросил директора Нифонотова провести изготовление деталей поскорее, пока я в Москве. Но чертежи — это планы, а жизнь — гораздо богаче всяческих планов.
Редуктор, который я по неопытности заложил в чертежи, достать было невозможно, решили закладывать в проект то, что сможем достать. С помощью дяди и его друга — главного инженера Московского метростроя Федора Федоровича Плюща, удалось получить (бесплатно!) два редуктора РМ-350 и перевезти их на Опытный завод.
Потом оказалось, что таких крупных зубчатых колес, которые заложены в проекте, нарезать на заводе нельзя. И мы (а мы — это я и старшие инженеры Перепонов и Бондарович, которых дал мне в помощь Федоров. Кстати Бондарович, или просто Боря, сейчас зам. директора ЦНИИС) перелазили все свалки, все заводы, на которые смогли пробраться, в поисках нужных зубчаток. Наконец повезло — на заводе «Серп и Молот» на свалке утиля мы обнаружили огромную старую лебедку, как раз с такими колесами! Радостные, заготовив письмо из ЦНИИСа, мы с Перепоновым бросились на прием к зам. директора завода по фамилии Григорьев. Тот внимательно выслушал наш сбивчивый рассказ о маховичном толкателе к скреперу, и о том, что на складе утиля завода имеются чрезвычайно нужные нам зубчатки. Показывая письмо института, мы просили передать нам эти колеса, конечно же, с оплатой, как за утиль. Григорьев поднял трубку телефона и позвонил, как мы поняли, начальнику этого склада. Обматюгав его, Григорьев потребовал, чтобы он немедленно отправил под пресс и в переплавку залежавшийся на складе утиль и не пускал на территорию склада всяких сумасшедших изобретателей.
Меня поразило коварство этого Григорьева, я вскочил, намереваясь напасть на него, но Перепонов удержал меня, схватил письмо из ЦНИИСа и, извинившись, вытащил меня вон из кабинета.
— Мы где живем, ты знаешь? — тараща глаза, спрашивал меня Перепонов, и сам отвечал — в СССР. То, что нельзя взять законно, у нас воруют!
Мы быстро, пока не отреагировал начальник склада, прошли обратно на этот огромный двор, забросанный железками, нашли нашу лебедку и отвинтили две зубчатки, весом килограммов по 30 каждая. Гаечный ключ, к счастью, у нас был с собой. Потом подсунули эти колеса под помятые временем и транспортом складские ворота, в щель, в которую потом выползли и сами. Подогнали наш ЦНИИСовский грузовик, на котором мы прибыли на «Серп и Молот», погрузили в кузов ворованные колеса и благополучно уехали на Опытный завод.
Теперь, когда я проезжаю на электричке мимо завода «Серп и Молот», а делаю я это часто по дороге на дачу, я показываю этому зданию огромный нос, и тихо говорю: «Привет Григорьеву!» Пассажиры думают, что я — ненормальный ветеран прославленного завода.
Основная проблема была с маховиком — из чего его делать? Диаметром около метра, в полтонны весом — эту деталь можно было достать только готовой. Вначале у меня была пагубная идея снять маховик с большой камнедробилки. Но там этот маховик — чугунный, его могло, да и не только могло, а обязательно разорвало бы при раскрутке.
Признаюсь в том, что студентом, даже будучи отличником, я совершенно не понимал, почему при вращении маховик может разорваться. То есть был не только невеждой в этом вопросе, но и просто опасным невеждой. Удивительно и то, что, едва поняв, какие именно силы все-таки разрывают маховик при вращении, я придумал метод прочностно-энергетического расчета маховиков, которым с 60-х годов прошлого века, пользуются в мире все, кому надо считать маховики. Сначала хоть ссылались на мои статьи и книги по этому вопросу, а потом, решив, наверное, что автор за 40 лет отошел в небытие, перестали делать и это. Считаем же мы, например, валы на прочность, а кто придумал эти формулы — не знаем. Однако, не сами же собой они возникли? Но так как автор расчета маховиков был очень молод, то и через 40 лет ему не так уж и много лет, а он обижается, когда его формулами пользуются как своими, без ссылок.