Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера
Шрифт:
Уже во второй раз ему достались нелояльные офицеры, люди, которые смеялись у него за спиной, более того — их рассказы о капитане могли достичь флагманского корабля. Если бы не они, его корабль был бы лучшим на флоте! Некоторое время Сойер относился к Бушу благосклонно, как к единственному (пока) не вовлеченному в заговор, но вскоре уже думал о нем также плохо, как и об остальных. Единственным утешением ему служила уверенность, что обитатели нижней палубы — на его стороне. Сам он начинал свою морскую карьеру на баке и был убежден, что уж матросы-то способны отличить настоящего моряка от выскочек — денди в офицерских мундирах. Таким образом, его политикой стало тиранить офицеров и мичманов, завоевывая таким образом популярность среди матросов. «Слава» вышла из Плимута 14 июля 1800 года, а ситуация на борту с каждой неделей становилась все хуже. Не смотря на свое явное сумасшествие, капитан все еще обладал практически неограниченной властью, достаточной для того, чтобы сломать жизнь своим офицерам. Простого обвинения в мятеже было бы достаточно для того, чтобы трибунал высказался в оправдание действий капитана. Офицеры были в особенно сложном положении, не имея возможности противодействовать неправильным действиям капитана и опасаясь даже разговаривать друг с другом на темы, которые занимали все их мысли. Уверенности, что у капитана есть свои шпионы среди матросов, было достаточно, чтобы кают-компания погрузилась в тяжелую тишину. Правила
Прежде всего, это зависело от мужества корабельного врача, а мистер Клайв был запуган так же, как и остальные.
6 августа «Слава» шла курсом, предположительно, на Антигуа, в районе которого, как ожидалось, должна была через десять дней подойти к берегу на расстояние прямой видимости. Атмосфера же на корабле к этому времени стала настолько напряженной, что лейтенанты (за исключением мистера Смита, который был вахтенным офицером) собрались ночью в трюме. Подобная тайная встреча была почти актом мятежа, карой за который была бы смерть. Неожиданно собравшиеся были предупреждены одним из «юных джентльменов» — мичманов, мистером Уэллардом, что к месту сходки приближается капитан. Офицеры быстро разошлись. Бакленд и Робертс вышли на главную палубу по переднему трапу, Буш прошел в корму по нижней орудийной палубе, а Хорнблауэр вместе с Уэллардом поднялись на верхнюю палубу по главному трапу. Узнав каким-то образом о происходящем, капитан вызвал капрала — начальника караула морской пехоты и послал мистера Хоббса (исполняющего обязанности артиллериста) с двумя матросами арестовать бунтовщиков в трюме. Морские пехотинцы, по команде капитана, спустились в кормовой люк, но капрал не успел отойти и десяти футов от подножия трапа, когда услышал звук падения тела. Поспешив обратно, он нашел капитана, который, очевидно, упал в люк, лежащим у нижней ступеньки трапа. Помимо того, что Сойер был оглушен, у него был сломан нос, два ребра и ключица. Позже он стал бредить и мистер Бакленд официально принял командование кораблем.
В общих чертах ход всех этих событий не без труда можно установить по тексту рапорта, направленного позже вице-адмиралу сэру Ричарду Ламберту с различными приложениями, из материалов следственной комиссии, а так же по собственному донесению адмирала в Адмиралтейство. У историка же, в конце концов, создается впечатление, что расследование могло производиться тщательно, а свидетельские показания могли быть точными, однако многое осталось недоговоренным. Похоже, что отчаянная ситуация была разрешена благодаря достаточно удивительной случайности. Но не слишком ли она походила на промысел Божий, чтобы действительнобыть случайностью? Мы можем предположить, что нет. Прилагаемая схема может прояснить, как ситуация представлялась офицерам «Славы».
Согласно официальному заключению, капитан Сойер в возбуждении наклонился к отверстию люка, выкрикивая команду капралу, который спускался по трапу на нижнюю пушечную палубу. При крене корабля он потерял равновесие, рухнул в люк и упал в трюм, получив при этом телесные повреждения, от которых уже так и не оправился. Из офицеров, которые больше всего желали бы смерти капитана, только один — Хорнблауэр — находился на верхней палубе, когда произошел этот несчастный случай. По общему признанию, его постоянно сопровождал Уэллард (волонтер 1-го класса), но этот самый мальчик был главной жертвой садистских наклонностей капитана и шесть раз за короткое время до этого подвергался беспощадной порке за воображаемые проступки. Даже если Хорнблауэр и помог капитану свалиться в люк, Уэллард, как свидетель, был слишком заинтересован молчать об этом. Конечно, не было доказательств, что Хорнблауэр присутствовал при несчастном случае. По его собственным словам, они с Уэллардом в это самое время шли в корму, выйдя из главного люка, и в темноте не видели, что именно произошло. Больше ни одного свидетеля не объявилось, и в этом не было ничего удивительного, так как все происходило ночью — предположительно, все — кроме вахтенных и непосредственных участников этих событий — спали. С некоторым облегчением мистер Бакленд объяснил падение капитана несчастным случаем и составил рапорт, подтверждающий это заключение — один из тех рапортов, которые начальники воспринимают с одобрением.
Приняв временное командование, мистер Бакленд прочел открытые ранее Сойером приказы и изменил курс в направлении бухты Шотландца. Прибыв туда днем 18 августа, он подготовил корабль к бою и обстрелял мыс Самана. В вершине бухты на якоре стояли каперские суда, однако они находились под защитой форта на мысу и батареи на противоположной стороне бухты, которые держали фарватер под перекрестным огнем. Бакленд ввел «Славу» в бухту, но случайно посадил ее на мель, превратив линейный корабль в мишень для пушек, стреляющих раскаленными ядрами. Поскольку это произошло во время набирающего силу прилива, представлялось возможным сойти с мели, заведя якорь с кормы и затем выбирая якорный канат. В конце концов это удалось, корабль отверповали из бухты и вывели из-под огня. Тем не менее, девять человек было убито, включая мистера Робертса, двадцать ранено, а корабль получил повреждения. Положение осложнялось еще и тем, что капитан Сойер все еще был жив. После своего падения в люк он окончательно сошел с ума и представлял собой беспомощное и жалкое существо, испуганное и одинокое, истерзанное беспричинным страхом и бесконечными приступами мании преследования. Однако, по словам корабельного врача, оставалось фактом, что капитан мог пойти на поправку, превратившись в еще более жуткого маньяка и поставить своих лейтенантов перед трибуналом, состоящим из старших офицеров. Бакленду в этом случае пришлось бы обосновывать свое решение о принятии командования вместо капитана. Более того, он и все остальные могли быть обвинены Сойером в мятеже, в неподчинении приказам, в подрыве дисциплины. В этом случае они были бы счастливы отделаться увольнением со службы — многие попали в тюрьму или даже были повешены за меньшие проступки. Успех в выполнении приказов, отданных Сойеру, означал бы меньшую вероятность того, что адмирал уделит слишком пристальное внимание тем обстоятельствам, при которых Бакленд принял командование. Неудача вызовет гораздо больше неприятных вопросов, на которые придется отвечать — а пока неудача было единственное, чего Бакленду удалось достичь. Его ошибкой, как он уже понял, была попытка прорваться в бухту Самана при свете дня. Если бы «Слава» приблизилась к берегу в темноте и высадила десант на рассвете, форт мог бы быть захвачен прежде, чем испанцы успели бы проснуться. Но теперь весь эффект от внезапности нападения казался безнадежно утраченным.
Но так ли это было на самом деле? И в эту минуту мрачных размышлений, когда «Слава» уже снова вышла в море, подошел Хорнблауэр с предложением атаковать вновь. Он указал на то, что после отражения дневной атаки испанский гарнизон будет более спокоен, чем раньше, когда им явно угрожала опасность нападения. Он отметил, что ветер был попутным, если двигаться в бухту Шотландца и что возвращение после захода солнца даст Бакленду возможность высадить десантный отряд с морской стороны полуострова Самана. На рассвете форт мог быть захвачен, а его пушки не дали бы приватирам уйти из бухты. И все это могли сделать сотня моряков и восемьдесят морских пехотинцев. Бакленду подобный план показался крайне рискованным, но для него это оставалось единственным шансом избежать катастрофы. Он весьма неохотно согласился, развернул корабль и снова взял курс на бухту Шотландца. Мистер Буш был назначен командовать десантным отрядом, а Хорнблауэр стал его заместителем. Матросы и морские пехотинцы были проинструктированы, подготовлены и вооружены, шлюпки — подготовлены. Было уже темно, когда они высадились незамеченными, темно, когда они с трудом карабкались на крутой берег и темно (пока не взошла Луна), когда они, наконец, за два часа до рассвета увидели форт.
Они отдохнули после марша, развернулись и затем, с первыми лучами утреннего света, Буш отдал приказ к атаке.
За считанные минуты форт был взят, а сотня мужчин и два десятка женщин захвачены в плен. Понадобилось некоторое время для того, чтобы «Слава» достигла бухты Самана, но батареи, которые мешали ей это сделать всего сутки назад, теперь находились в руках британцев, вместе с печами и оборудованием для каления ядер. Когда каперы предприняли попытку покинуть место якорной стоянки, то первая шхуна села на мель и была взорвана. Три остальных судна повернули и вышли из-под обстрела. Вскоре после этого, 19 августа, со стороны испанцев пришла шлюпка под парламентерским флагом. Испанский комендант просил, чтобы были отпущены женщины, раненые и те из пленных, кто даст слова не воевать больше против англичан. К тому времени, как предварительные переговоры были завершены и перемирие заключено, «Слава» вошла в бухту и встала на якорь вне пределов досягаемости пушек батареи. Пока она оставалась на этом месте, каперы были заперты на своей стоянке. Ведение переговоров стало возможным благодаря знанию Хорнблауэром испанского языка. Скоро также стало известно, что комендант — полковник Вилльянуэво — готовится к полной капитуляции. Оказавшись перед угрозой нападения негров, восставших в глубине острова, и будучи отрезанным от моря, он предпочел сдаться британцам.
Мистер Бакленд оказался в трудном положении. Он достиг победы, которая может повысить его престиж перед адмиралом в Кингстоне. Теперь ему будут задавать гораздо меньше вопросов о том, как и почему он принял командование. Он вполне мог рассчитывать на продвижение по службе. С другой стороны, теперь он был обречен связаться с решением сложной проблемы международных отношений. В результате все, чего ему удалось достичь, могло быть потеряно из-за малейшей ошибки в дипломатии. Он слишком мало знал о ситуации, сложившейся на Гаити, а полученные им приказы, полные предостережений от возможных ошибок в подобных делах, при этом не проясняли ситуации, в которой лейтенант, временно командующий линейным кораблем Его Величества, теперь находился. Бакленд был хорошим моряком и дисциплинированным офицером и был готов (как он сам думал) командовать кораблем. Чего он не предполагал, так это того, что капитан Королевского военно-морского флота должен иметь хотя бы общее представление о высокой стратегии и хоть немного разбираться в иностранной политике. Собирается ли Британия оккупировать форт на Гаити? Касается ли англичан проблема испанцев, которых могут вырезать восставшие негры? Какова политика Британии по отношению к Туссену Лувертюру, вожаку восставших? Будет ли признано желательной поддержка испанского влияния на острове в противовес французской?
Помимо всех этих сомнений, Бакленд прекрасно знал, что дальнейшее пребывание «Славы» в бухте Самана усиливает риск вспышки желтой лихорадки среди ее команды. Решать приходилось быстро, а Вилльянуэва требовал предоставить его войскам и судам право свободного прохода на Кубу или в Пуэрто-Рико. Не накажут ли Бакленда, если он пойдет на это? Должен ли он настаивать на безоговорочной капитуляции? Но тогда придется снова сражаться — и тут еще эта желтая лихорадка… Так что же делать?
Именно Хорнблауэр предложил сделать следующий ход, который состоял в установке девятифунтовой пушки на позицию, с которой ядра могли достигать места якорной стоянки каперских шхун. Это потребовало значительных усилий, но мистер Буш организовал перевозку с предусмотрительностью и большой энергией. После нескольких выстрелов, которые показали, что каперские суда на стоянке в бухте уязвимы и абсолютно беззащитны, испанцы согласились на безоговорочную капитуляцию, которая и была подписана 21 августа. После того, как гарнизон сложил оружие, около тридцати офицеров, с полсотни женщин и четыреста солдат были погружены на «Славу». Три приза, с небольшими призовыми командами на каждой, включая судно «Ла Гадитана», были отданы под команду Хорнблауэра. Укрепления Саманы были взорваны, а пушки с них приведены в негодность и сброшены в бухту. С попутным ветром флотилии понадобилось бы меньше недели, чтобы достичь Кингстона, но, похоже, в реальности на это понадобилось несколько больше времени. «Слава», вышедшая в море 24 августа, была страшно переполнена людьми, а в дополнение к недостатку пространства добавлялась нехватка пресной воды и продуктов. Особые проблемы порождало наличие на борту женщин и детей, которым следовало делать некоторые послабления; но даже и мужчин-пленников нельзя было постоянно держать в духоте трюма, и время от времени их выпускали на верхнюю палубу — прогуляться и глотнуть немного свежего воздуха. С учетом раненных в предыдущих операциях (двадцать девять человек) и шестидесяти моряков, выделенных в состав команд на захваченные призы, на «Славе» ощущался острый недостаток экипажа, особенно, если учесть количество пленников, которых приходилось стеречь. Тем не менее, в течении нескольких дней все обстояло благополучно и обычные меры предосторожности были несколько ослаблены.
Утром 27 августа, корабельный хирург, мистер Клайв, доложил мистеру Бакленду, что капитан Сойер проявляет признаки выздоровления. С момента трагических ночных событий ему постоянно давали опиат, и теперь он уже был спокоен настолько, что его можно было освободить из смирительной рубашки, в которую он все это время был заключен. Его меньше мучили кошмары, переломы начали срастаться, а ушибы — заживать. Как-то он удивил ухаживающего за ним юнгу вопросами, где команда и чем она занимается. Когда несколько часов спустя он снова заговорил, то похоже, все повторяя свои оправдания перед лордом Сент-Винсентом. «Ваша Светлость, это была ошибка сигнального офицера… Они все против меня… Я могу представить свидетелей, Ваша Светлость, которые слышали, как они вступили в заговор». Многое из того, что он говорил, было бессмысленным бредом, но, по крайней мере, он уже не мычал от страха. Если процесс выздоровления будет продолжаться, отметил мистер Клайв, капитан Сойер может быть в состоянии давать показания следственной комиссии. Он даже сможет пролить немного света на инцидент, который с ним произошел, конечно, со своей точки зрения. Все это дополнительно осложняло ситуацию и делало ее еще более опасной. Тем же вечером мистер Бакленд передал Хорнблауэру приглашение прибыть на «Славу» с докладом. Не сохранилось никаких данных о том, про что они говорили, но, скорее всего, Бакленд вновь (и уже не первый раз) спрашивал Хорнлауэра, не может ли тот что-либо рассказать о том, какСойер упал в люк.