Жизнь и время Гертруды Стайн
Шрифт:
У нас в студии неожиданные посетители. Два американца, брат и сестра — Лео и Гертруда Стайн. Он выглядит как профессор — лыс, в очках с позолоченной оправой, с длинной рыжекрасной бородой и с проницательным взглядом. Его высокая, негибкая фигура принимает какие-то странные позы, а сам он производит резкие, нервные движения — типичный немецко-американский еврей. Она — толстая, невысокая, массивная, с красивой, крепко посаженной головой с изящными, ярко выраженными, правильными чертами и умными глазами. У нее понимающий взгляд, она сообразительна и обладает ясным и здравым умом. Ее голос, как, впрочем, и вся внешность типично мужские.
Обе стороны обсудили современное искусство, его артистическую ценность и влияние в будущем на развитие всех направлений живописи. Обе женщины понравились друг другу. Брат и сестра покинули студию, унося работ на 800 франков. Для сравнения: в то время
Лео и Гертруда пригласили новых знакомых посетить их субботний салон. Пикассо пришел в восторг. В АвтобиографииПикассо представлен как молодой «красивый чистильщик сапог». Он был худощав, смугловат, энергичен, с большими, как озёра, глазами; вспыльчив, но не груб. За ужином он сидел рядом с Гертрудой, и она взяла его кусок хлеба. «Это — заметил Пикассо, настойчиво выхватывая его назад, — это мой хлеб. Она засмеялась, а он пришел в смятение. То было началом их дружбы».
Появление Пикассо в доме Стайнов радикально изменило характер субботних вечеров. Он привел с собой кучу друзей — художников, поэтов, арткритиков. И, разумеется, их подруг, которые разбавляли несколько чопорную атмосферу дома. Долгое время на встречах две фигуры — Матисса и Пикассо — притягивали внимание собравшихся.
Матисс, в расцвете сил, вдохновенно защищал свой метод против осторожного натиска начинающего Пикассо. Матисс всегда разговаривал спокойно, доходчиво и демонстрировал непоколебимую решимость убедить слушателей в своей правоте. Пикассо, наоборот, редко занимался подобными разговорами. Он почти всегда был язвителен к тем, кто не готов был понять и принять его.
Гертруда и Лео не пришли к единому мнению, кто ‘открыл’ Пикассо. Не так уж это и важно. Даже если довериться деталям, подтверждающим ‘приоритет’ Лео, Гертруда оказалась тем человеком, кто с самого начала поддерживал и восхищался Пикассо. Лео, увы, кубизм не принял.
По словам Фернанды, Пабло так привлекла физическая внешность мадмуазель Стайн, что он предложил нарисовать ее портрет, даже не ожидая, пока познакомится с ней поближе. Обстоятельства предложения неизвестны, но точно известно, что Гертруда портрет не заказывала и не платила за него — то был подарок художника. Скорее всего, Пикассо понимал, что новые знакомые не только финансово обеспеченные покупатели, но и, что еще важнее, убежденные сторонники и пропагандисты современного искусства.
Если в отношении Лео Пикассо ошибся, то Гертруда оказалась его верной и пылкой сторонницей до конца жизни. Она постоянно поддерживала дружбу с Пикассо, приобретала его работы, и как могла, продвигала его имя.
Уже в том же 1905 году знакомые Гертруды по Балтимору, ставшие позднее известными коллекционерами, сестры Коун приобрели по ее совету несколько работ художника. А весной 1906 года другой коллекционер и галерейщик, Воллар, также поддался ‘пропаганде’ модернизма на субботних вечерах и купил 20 работ на сумму 2800 франков. На радостях от такого успеха Пабло и Фернанда уехали в Испанию навестить его родителей и друзей.
Знаменитый портрет Гертруды создавался довольно странно. Начав его в 1905 году, Пикассо оставил его неоконченным и уехал в Испанию. Гертруда замечает: «Однажды внезапно он закрасил всю голову. Когда я смотрю на тебя, — сказал он раздраженно, — я больше тебя не вижу». Закончил же картину по памяти осенью 1906 года, как только вернулся из поездки в Испанию.
«Как ни странно, — утверждается в Автобиографии, — никто из них не помнит, как выглядела эта голова». Зато довольно хорошо разобрались позднее искусствоведы, просветив, уже в наше время, картину и обнаружив несколько вариантов положения головы и другие изменения в портрете. Отметив необычное количество понадобившихся сеансов (якобы порядка 90), многие критики пришли к выводу, что Пикассо переживал период неуверенности. Его т. н. розовый период подходил к концу, и художник искал новые возможности и перспективы развития своего творчества. Можно, конечно, подвергать сомнению утверждение Гертруды о 80–90 сеансах (добираться пешком, да еще около 5 км только в одну сторону!) [11] за несколько месяцев (Фернанда о таком событии, несомненно упомянула бы), но то, что картина далась Пикассо с трудом, не вызывает сомнения. В любом случае, Пикассо сумел передать внутреннее напряженное состояние Гертруды, ее интеллект. Очевидна монументальность модели. Оба остались довольны портретом. Отвечая на критику, что внешнее сходство не очень заметно, Пикассо выразился просто: «Неважно, потом она станет похожа». Гертруда писала о портрете: «Для меня — это я, и это единственное изображение, которое для меня всегда останется таковым». А для художника это полотно стало поворотным пунктом в творчестве, и вскоре появилась радикальная работа Авиньонские девушки(Les demoiselles d’Avignon).
11
Как и следующее утверждение из Автобиографии:«никто не позировал Пикассо с тех пор, как ему было шестнадцать».
Лео (в самом начале) и Гертруда безоговорочно приняли сторону Пикассо.
Салли, по-прежнему влюбленная в живопись Матисса, собираясь стать профессиональной художницей, уговорила его организовать школу, где могли бы обучаться живописи все желающие. Майкл пришел на помощь, школа была создана и просуществовала 4 года. Инициатива Салли привела к разделению общих знакомых на два лагеря — приверженцев Матисса и сторонников Пикассо. Майкл полностью доверился вкусу жены. Салли даже организовала собственный салон по образцу салона на улице Флерюс, увешанный полотнами Матисса. Посетители, загипнотизированные Салли, покидали ее квартиру, готовые чуть ли не тут же купить Матисса [12] .
12
Салли Стайн так и не стала профессиональной художницей. Через несколько лет после открытия школы, к всеобщему изумлению, она оставила живопись и превратилась в активную сторонницу учения Церкви Христовой.
Салли и Майкл Стайн стали обладателями крупнейшего собрания работ Матисса, а Салли — его ученицей, пылкой сторонницей и ярым пропагандистом его искусства [13] .
Знакомство Пикассо и Гертруды довольно быстро переросло в длительную дружбу, хотя временами с некоторым охлаждением. Их многое сближало: оба — иностранцы — французский язык оставался долгое время чужим для обоих, оба были достаточно жесткими людьми в принятии решений, оба целенаправленно стремились к славе. И оба служили друг другу средством к ее достижению. Сама Гертруда не имела, в отличие от брата, каких-либо художественных критериев для оценки уровня того или иного художника или картины. Разве что особую симпатию питала к картинам, нарисованным маслом, что неоднократно подчеркивала. Она сама признавалась: «Коль скоро картина написана масляными красками, написана на плоской поверхности, написана всяким, кому это нравится, или кого специально наняли или кому-то просто интересно рисовать, обучен он этому или нет, я всегда посмотрю на нее, и она всегда привлечет мое внимание».
13
Незадолго до начала Первой мировой войны Майкл и Салли уступили просьбе Матисса и отослали большую и лучшую часть его работ из своей коллекции на выставку в Германию. Боясь, что выставку целиком арестуют как вражескую, картины распродали по мизерной цене.
Несомненно, острый глаз («глаз художника», по выражению Франсиса Роуза) и интуиция у нее были, т. е. она видела картину точно так же, как видел ее сам художник. Это — большой дар, и она воспользовалась им в полной мере.
Открытие и продвижение Пикассо следует признать ее заслугой. «Я была единственной в то время, кто понимал его, возможно потому, что выражала в литературе то же самое, потому еще, что была американкой, и как уже говорила, у испанцев и американцев довольно похожий подход к пониманию вещей». Хотя такое утверждение достаточно спорно, следует признать, что Гертруда в деятельности коллекционера и патрона искусства отдавала предпочтение испанцам. Кроме Пикассо, можно назвать Хуана Гриса, Пикабия; да и Франсис Роуз — потомок старинного испанского рода. Если же разыскивать общность в их художественном методе, то тут объективного исследователя может постичь неудача.
Росла дружба Гертруды и Пабло, и ее слово в вопросе приобретения картин Пикассо становилось все тверже и весомее. Уже Пикассо, прежде чем выставлять картины на вернисажах и галереях, приглашал брата с сестрой к себе в студию — им отдавалось предпочтение.
В 1908, году после посещения художником Испании, в его палитре появились первые кубистские элементы. По мнению Гертруды, кубизм мог быть открыт только испанцем, ибо он проистекал от испанских пейзажей, испанской земли, испанских городов. И хотя брат с сестрой приобрели большое количество картин Пикассо, именно тогда и наметилось расхождение их вкусов, которое впоследствии, в совокупности с иными обстоятельствами, привело к их взаимному отчуждению.