Жизнь – как череда утрат и приобретений
Шрифт:
«перестраивать» ритм своей жизни. Это может оказаться очень болезненным для тех, у кого была сильная эмоциональная связь с родителями. У таких людей волей-неволей возникает обида на то, что родные ушли и оставили его одного. Человек с этой утратой может прожить всю оставшуюся жизнь, сохраняя иллюзию, что он с ней «справился», потому что родители умерли «давно», несколько лет назад.
Или возьмем другой пример: мужчина и женщина в партнерских отношениях. «Замужняя женщина» и «женатый мужчина», «разведенная женщина» и «разведенный мужчина», «одинокая женщина» и «одинокий мужчина», – все это разные социальные статусы и роли, и к каждой из них общество относится по-своему. Если статус меняется, это тоже своего рода потеря – человеку приходится от одной социальной роли перейти к другой. В этот момент может возникнуть несогласие – запускается
Такая смена социальной роли и называется утратой второго порядка. С одной стороны – потеря близкого человека, с другой – смена социальной роли. Получается, что в одном событии скрыто сразу две потери! Консультанту в такой ситуации очень важно человеку об этом рассказать.
Конечно, к потерям второго порядка также относится смена должности. Например, человек занимал определенную позицию на работе, потом его повысили, дали новый кабинет, достойную зарплату, но при всех этих «плюсах» он все равно переживает утрату, ведь он расстался со своим старым коллективом. От того, как эта потеря переживается, зависит карьерный рост на новом месте. Перенесет ли человек старые отношения, сложившиеся в его прежнем коллективе, или начнет выстраивать новые? Если человек воспроизводит модели поведения и отношения с бывшими коллегами на новом месте, это говорит о непережитой им утрате предыдущего социального статуса. Такой человек будет изо всех сил стараться увидеть в новом команде тех, кого оставил на прежнем месте работы. Но ведь перед ним совсем другие люди, поэтому он должен как-то примириться с ситуацией, перестроиться и по-новому начать работать с нынешним окружением.
Наконец, третий уровень утраты – это поломка или утрата каких-то любимых вещей, приобретений, покупок. Например, подарили человеку вазу красивую, а она разбилась. Он, конечно, начинает переживать по этому поводу. Понятное дело, что можно просто купить другую вазу, но такую же, как та, что разбилась – никогда. А ведь эту вазу мог подарить какой-то значимый человек в какой-то важный момент жизни, и история в этом смысле играет главную роль. Сюда же относится потеря кошелька, дорогих подарков, приобретений, на которые потрачено много сил или с которыми связаны какие-то чувства. Например, когда я долго в чем-то себе отказывал, накопил на какую-то вещь, купил ее, а она тут же сломалась. Ничего удивительного не будет в том, что у меня по этому поводу возникнет боль.
На третьем уровне утрат влияние оказывает еще такой интересный феномен психики как установки. Например, мама или папа когда-то говорили ребенку, что он небережливый, не умеет как следует обращаться с вещами, и у него эта установка откладывается в памяти. У такого человека при потере любимой (дорогой) вещи возникает двойная вина – с одной стороны, перед собой, а с другой – перед родителями, которые оказались правы на его счет, ведь он действительно такой вот несуразный оказался. То есть у человека с высокой степенью вероятности может возникать вторичное обвинение: вина перед теми людьми, что его растили, и перед человеком, который эту потерянную (сломанную) вещь подарил. «Ах ты, растяпа этакая!». Кроме того, к чувству вины может примешиваться гнев, страх, ожидание наказания, и, как правило, все это уводит человека от социальных контактов. Он начинает меньше взаимодействовать с другими людьми, избегает их, тем самым наказывая себя за «проделку». Эта изоляция от социума – как раз один из вариантов переживания вины за утрату.
Итак, обобщим изложенный выше материал. Первый уровень – это утрата невосполнимая, потому что нельзя вернуть умершего человека. Это только в телевизоре господин по фамилии Гробовой умеет воскрешать людей. Второй уровень потерь – это наши личностные изменения: возраст, социальная роль, статус, карьера. Когда мы смотрим в зеркало и с грустью думаем: «Неужели это я?! Боже мой! Этого ведь не было!». И третий уровень – это вещи, приобретения, которым человек придает очень большое значение.
А теперь давайте поразмышляем. Можно ли отнести развод к утратам первого порядка? Разумеется, да. Развод по своей силе приравнивается к смерти – это тоже невосполнимая утрата. Несмотря на то, что мужчина и женщина снова могут создать семью, это будет уже совсем другая история. Та, прежняя история уже не повторится никогда, поэтому ее очень важно закончить.
Если консультанту в его практике встречается
В работе с утратами я часто применяю системно-феноменологический подход или мою собственную интегрированную технологию работы, основанную на опыте – она дает заметный результат в консультировании людей. Я разработал и применяю на практике свой микс методов, в основе которого лежит работа с первичными эмоциями человека и так называемой «свитой» чувств, которая их сопровождает. Работать со свитой я научился в ходе работы, и ни в одном из учебников по психологии консультирования вы этой информации не найдете. Мне пришлось объединить гештальт-подход и системную терапию Берта Хеллингера, потому что я увидел, что каждый из этих очень результативных методов в определенный момент консультации «буксует», и если придерживаться одного метода, то результата не будет. Человек будет годами консультироваться у психологов и «ходить по кругу» своих переживаний чувств, не зная, что с ними делать. И психолог, придерживающийся какого-либо одного метода работы, не в состоянии помочь ему. Не потому, что он не профессионал, а потому что метод, которым он пользуется, в некоторых жизненных ситуациях не дает результата в консультировании и анализа происходящего. На моих обучающих курсах я делюсь своей технологией с учениками и счастлив, что многие из них пользуются ей и на сегодняшний день довольно успешны в своей профессиональной деятельности.
Моя технология годится не только для психологов – ее вполне могут применять люди, которые хотят самостоятельно правильно справляться с утратами или не хотят принимать на себя утраты других людей. В нашей культуре, к сожалению, принято очень сильно вмешиваться в потери окружающих и при этом вмешиваться неправильно. Был такой случай: я по телефону консультировал еврейскую семью, потерявшую единственную 21-летнюю дочь. Они из России переехали жить в Америку, и только у них в жизни все стало налаживаться, как дочь погибает. Ее гибель можно назвать злой превратностью судьбы. Девушка ехала в 6 утра в какой-то госпиталь, где проходила бесплатную волонтерскую практику для поступления в мединститут. Ей нужно было попасть из одного города в другой – это около 1,5 часов в пути. По широкой американской дороге с разделенными полосами (сетка была, забор какой-то стоял между двумя полосами) навстречу ей ехал трейлер. У него неожиданно оторвалось колесо, и это колесо, перелетев через ограду, угодило прямо в водителя другой машины. Девушка, сидевшая за рулем, умерла на месте.
Такие случаи потерь просто потрясают. И очень часто возникает вопрос, как вести себя консультанту. Плакать – не плакать, бороться – не бороться со своими слезами, реагировать на ситуацию или оставаться безучастным, сопереживать пострадавшим или осознанно выполнять свою работу? На самом деле, есть два подхода. Первый заключается в том, что консультант сопровождает умирающего. В этом случае специалист всегда должен оставаться собранным и осознанным. Здесь не может и речи идти о слезах, иначе он присоединяется к умирающему. А вот при втором варианте, когда у клиента случилась сильная невосполнимая потеря, консультант должен быть живым и открытым в своих чувствах. Естественно, важно не впадать в истерику и осознавать, что есть собственная боль, вызванная осознанием ситуации клиента, и есть клиент, который переживает боль утраты по-своему, но дать волю слезам в таком случае можно. Был один пример, когда в начале 2000-х годов известный консультант на семинаре в Санкт-Петербурге, работая с утратой, в конце сеанса расплакался. Мужчине было тогда 70 или 80 лет, и, конечно, это потрясло наш санкт-петербуржский терапевтический круг: профессиональный психотерапевт с огромным стажем работы – и плачет. Когда его спросили: «Как же так?! Ты же терапевт и работаешь с человеком, который горе переживает. Почему ты плачешь, а он нет?», консультант ответил очень просто: «Кто-то должен был показать, что плакать нестрашно и неопасно, что человек не умирает от того, что он плачет. И я это сделал. Сделал намеренно».
Конец ознакомительного фрагмента.