Жизнь, как морской прилив
Шрифт:
Когда глаза Эмили слегка расширились, Джордж медленно покивал головой, а потом, отведя взгляд в сторону, признался:
— Ты мне сразу понравилась. Но так уж получилось, что ты уже сделала свой выбор, и сделала его задолго до моего появления. Теперь я это знаю. Но вот что я тебе скажу, Эмили: если тебе когда-нибудь понадобится друг, а я буду где-то поблизости, тебе нужно только крикнуть.
Она нервно сглотнула и слегка опустила голову.
— Спасибо Джордж, я буду помнить об этом.
Когда девушка уже собиралась уходить, он снова обратился к ней.
— Могу я кое о чем
— Да, о чем угодно, Джордж.
— Он... он собирается жениться на тебе?
Эмили не опустила голову и, глядя мимо него, сказала:
— Думаю, что нет, ни сейчас, ни когда-либо.
Следующие три дня Берч и Эмили молча вместе поднимались на холм, спускались в долину и снова поднимались на холм к коттеджу. В первый день она развела огонь и выгребла из дома всю грязь. Затем девушка почистила внутренние стены, подготовив их к побелке, а Лэрри приводил в порядок коровники и навешивал двери.
Когда он взял в руки косу, чтобы скосить высокую траву, достигавшую входной двери, девушка наконец увидела, как в нем появился намек на человека, который был в гневе. Сменив медленный и ровный ритм, Берч вдруг начал остервенело срезать траву, словно каждый скошенный кусок был частью толпы врагов, которых он собирался уничтожить.
Эмили стояла сбоку маленького окна и наблюдала, как он постепенно приближается к поломанным воротам, а когда достиг их, бросил косу, освободил заросшие ворота от травы и отбросил их в сторону. Сгнившие куски дерева тихо отскочили от них, подобно остаткам каши, когда ворота ударились о землю. Потом он, словно смертельно устал, прислонился к низкой каменной стене и, запрокинув голову, стал смотреть в небо.
Девушка представила Лэрри мальчишкой, мечтающим о будущем, спрашивающим ночью у звезд, что ему уготовано, в надежде, что судьба уведет его от лишений, которые преследовали его в этом двухкомнатном коттедже, в другой мир, где он добьется даже большего, чем в свое время его отец, мелкий фермер. Туда, где на него будут смотреть снизу вверх.
Она чувствовала, что это именно то, что ему нужно было больше всего, - чтобы на него смотрели снизу вверх. Лорэнс Берч, должно быть, видел себя образцом для других мужчин и, наверное, думал, что достиг своей цели, когда стал хозяином Крофт-Дин Хаус и фермы. Правда, ему удалось превратить обычную ферму в образцовую, но он не стал примером для мужчин, поскольку равные ему не признавали его хозяином, а те, чьего уровня он хотел достичь и достиг, не признавали в нем своего. А теперь Лэрри вернулся к тому, с чего начинал. И даже еще дальше, туда, с чего начинали его мать и отец, ведь им тоже пришлось расчищать эту землю, приводить в порядок коровники и пытаться сделать пригодными для жизни эти две комнаты.
Сердце Эмили разрывалось от жалости к нему.
«А от любви?» — Этот вопрос робко вкрался в ее мысли.
Да, и от любви. Иначе как же она сможет сделать то, что собирается сделать? Она всегда клялась себе, что никогда не станет женщиной на содержании, а именно такой ярлык ей приклеят в деревне. Ладно, черт с ними там, в этой деревне!
Девушка отошла от окна и, взяв в руки сухую ветку дерева, переломила ее через колено
В воскресенье, на третий день, они снова шли туда. Берч нес мешок с известью, два деревянных ведра и щетки. Эмили - корзину с едой, чистую бадью для еды и чайник. Девушка считала, что на этот раз она не допустит того, что было в первые два дня их пребывания в доме на холме, когда у них и маковой росинки во рту не было. Но даже тогда Лэрри едва притрагивался к еде, которую миссис Райли ставила перед ним по возвращении в Крофт-Дин Хаус.
Сыпал мелкий дождь, сдуваемый ветром, и чувствовалось, что этот дождь может перейти в снег, настолько он был холодным. Когда они вошли в пустую, пахнущую плесенью комнату, Эмили посмотрела на очаг и сказала как можно более веселым тоном:
— О, смотри, зола все еще теплая; у нас скоро будет гореть огонь и кипеть чайник. Принеси, пожалуйста, воды.
Она повернулась к нему. Лэрри только что выпрямился, поставив ведра и мешок на пол. Он ничего не ответил, когда девушка протянула ему бадью, а просто посмотрел на нее, но она не смогла понять, что выражало его лицо. Оно не было ни угрюмым, ни злобным. Однако в нем было что-то. Но Эмили объяснила это себе его подавленным настроением. Состоянием человека, чьи надежды не оправдались.
Через полчаса, когда она сидела на низком чурбане с одной стороны очага, а он - на перевернутом деревянном ведре с другой, потягивая горячий чай, Лэрри вдруг заговорил. Поставив кружку на неровную каменную плиту и посмотрев ей в глаза, он сказал:
— Тебе не нужно все это делать, Эмили. Я могу сам о себе позаботиться. Я проживу.
Эмили сделала большой глоток, взяв из корзины с едой ложку и поставив ее в кружку, она собрала со дна нерастворившийся сахар и, облизав ложку, ответила:
— Я знаю, что не нужно делать это, но я буду.
Он продолжал смотреть ей в глаза:
— Ты не жила здесь зимой; это может быть кошмаром.
— Ничуть не хуже, чем около реки в Шилдсе, где зачастую снега наметало до самого подоконника.
— Это даже сравнивать нельзя. Нас может занести снегом на несколько недель. А ветер! Иногда кажется, что он никогда не прекратится. Возникает ощущение, что сходишь с ума!
— Знаешь, я только могу сказать, что скорее можно сойти с ума в одиночестве, а не тогда, когда ты живешь не один.
— Мужчине легче.
— Послушай. — Эмили поставила кружку на каменную плиту и взглянула ему в глаза. — Я приняла решение. Я остаюсь. И скажи мне, — она говорила неровным голосом, — скажи мне правду. Что бы ты почувствовал, если бы я ушла, оставив тебя одного? Я не видела, чтобы вокруг тебя крутилась масса друзей. Где та же миссис Рауэн? Она даже ни разу не появилась! Мне это кажется довольно странным. Когда они думали, что ты стал хозяином дома и состояния, они все тут же объявились. Не правда ли? Но больше мы их не видели!..