Жизнь, как морской прилив

Куксон Кэтрин

Вздрогнув, Эмили отвернулась от окна, подошла к шкафу, достала свой жакет и надела его, а потом пошла и села на край кровати. Что ей делать? Она могла уйти, у нее были деньги. У нее уже было больше двадцати фунтов. Она могла бы, если бы захотела, поехать туда, где была Люси, и поискать там работу. Да, она могла бы это сделать, и она сделает это до того, как Эбби получит возможность уволить ее.

Глава 5

Два дня и две ночи Берч пил по-черному, а теперь он лежал в полной прострации на кушетке в библиотеке.

Эмили видела пьяным своего отца, но он пил совсем по-другому. Па мог упиться до потери ориентации вечером и проспать весь следующий день. Но он, как мысленно теперь Эмили назвала Лэрри, пил и пил час за часом, отключаясь, просыпаясь и

начиная все сначала. Так продолжалось до сегодняшнего обеда, когда он забылся глубоким сном. Дважды она подходила к нему поближе, потому что ей казалось, что он перестал дышать. Мистер Тутон сказал ей, чтобы она не волновалась, потому что он знал мужчин, которые напивались подобным образом. После продолжительного сна они обычно просыпаются и даже не притрагиваются к выпивке в течение нескольких недель. Но Эмили сказала ему, что нет необходимости говорить ей это, потому что она совершенно не волновалась.

Мистер Тутон находился в доме со вчерашнего дня. Мистер Саттон привез его с собой и объяснил ей ситуацию, поскольку мистер Берч не был способен что-либо понять. Он сказал, что мистер Тутон будет отвечать за все, пока мистер Берч не покинет территорию, а потом будет действовать в качестве временного судебного исполнители до передачи владений законному хозяину. Он не знал, как долго это продлится, но он понял из газет, что это может занять несколько месяцев.

Эмили рассчитывала уже уехать к настоящему моменту; девушка просто не понимала, почему она все еще здесь. Прошлой ночью она плакала до тех пор, пока не уснула. Эмили говорила себе, что за последние два дня повзрослела больше, чем за последние два года. Что никогда уже у нее не будет глупых девичьих фантазий относительно того, чтобы выйти замуж за хозяина какого-либо дома, джентльмен он или нет. Во всяком случае, это было глупо, даже ненормально с ее стороны мечтать об этом. Теперь ее голова крепко держалась на плечах, и к концу недели она направится к тому местечку, которое называется Сент-Леонардс. Девушка уже написала Люси о том, что случилось и что их ждет в будущем.

Эмили понравился мистер Тутон. Он оказался приятным человеком, и, хотя он, наверное, получил приличное образование, чтобы стать клерком у стряпчего, с ним было очень легко общаться. Девушка удивилась, узнав, что он женат и имеет шестерых детей. Когда Эмили его впервые увидела, то по внешнему виду решила, что он относится к тому типу людей, которые проводят жизнь в одиночестве. Она также заметила, что его одежда была не очень хорошей: пальто почти поношенным, а низ брюк обтрепался.

Девушка узнала, что он живет не в Феллберне, а в Ньюкасле. Из разговора с ним она поняла, что он не очень тоскует по семейной жизни и доволен нынешним положением вещей. Мистер Тутон наслаждался пищей, всегда соглашаясь на добавку, когда она ему предлагала. И он не чурался компании за столом, а спокойно сидел рядом с миссис Райли, и они болтали так, будто знали друг друга многие годы.

Миссис Райли пришла к выводу, что мистер Тутон приятный человек, не то что некоторые, которые работают в конторах и у рубах которых нет нижних концов, поскольку их используют для заплат; эти типы могут запросто пройти по только что вымытому, еще мокрому полу и обращаются к тебе словом «женщина». Все они сопляки. О, она знала таких, потому что было время, когда она убиралась в конторах.

Мистер Тутон и миссис Райли закончили ужинать, но за чашкой чаю продолжали обсуждать заголовки в газете, которую Джордж принес час назад.

— Кратковременная сенсация. — Миссис Райли наклонила голову к мистеру Тутону. — Вот что об этом говорят. И так оно и будет. Об этом пошумят, а потом ветер все развеет, и об этом забудут, как и о многом другом.

— Возможно, что вы правы, миссис Райли. Возможно, вы и правы. Но, учитывая необычные обстоятельства смерти его... этой леди, я не совсем уверен, не совсем.

Эмили, которая несла в кладовку тарелку с остатками ноги ягненка, повторила про себя: «Ветер все развеет». Да, но ветер отнесет эту сенсацию не дальше деревни и Феллберна, и ее будут смаковать годами, особенно если Берч вернется в свой коттедж... А куда

же еще ему идти?.. На ферму Рауэнов? Да, да. Он мог бы пойти туда. В любом случае ее не очень-то волновало, куда он пойдет. Когда Берч протрезвеет, она заявит ему, что уходит, и ей не нужно будет говорить ему: «Спасибо за все, что вы для меня сделали». Или даже за то, что он сделал для Люси, поместив в госпиталь и оплатив поездку. Потому что она работала утром, днем и вечером в этом доме в течение последнего года, и ради чего? Она была кухаркой, экономкой, горничной на все руки... и нянькой. Ода, она наработалась нянькой! Вонь, которую ей приходилось вдыхать, она ощущает до сих пор. Нет, ей не за что его благодарить! Но она подождет, пока он не очнется от этого глубокого сна, и поговорит с ним до того, как он снова возьмется за бутылку.

Странно, но Эмили не знала, что Берч может так напиваться, пока Крисси не упомянула об этом. Да и тогда девушка едва в это поверила: ведь он никогда не пьянел, когда выпивал, и знал меру. Но за последние два дня то, что рассказывала о нем Крисси, полностью подтвердилось.

Она как раз ставила тарелку с мясом на мраморную плиту, когда услышала, как открылась кухонная дверь и ножки стула царапнули по каменному полу.

Спустя несколько секунд Эмили снова была на кухне и видела фигуру, неровной походкой входящую в комнату и идущую к столу.

Она заметила, как Берч нащупал край стола, оперся на него, затем протянул руку и ухватился за спинку стула, который освободил мистер Тутон, и с помощью клерка уселся на него. Потом бывший хозяин молча сидел, уставившись на свои руки, безвольно лежавшие на коленях.

— Сделайте кофе, крепкого, черного, — прошептал ей мистер Тутон. Но Эмили даже не пошевелилась, поскольку не могла отвести взгляд от подавленного человека, который когда-то с самодовольным видом, как павлин, расхаживал по дому и ферме. Не важно, в каком он был настроении, он всегда важничал. Девять дней назад она видела, как мистер Берч превратился из мрачного, озабоченного, всегда немного сердитого хозяина в человека настолько жизнерадостного, что он стал просто неузнаваем. А потом, два дня назад, его радость поглотил такой ослепляющий гнев, который граничил с безумием. Но человек, которого Эмили видела сейчас, был совершенным незнакомцем. И не потому, что был растрепан, не брит и выглядел так, будто только что проснулся на сеновале. Просто вид у него был слишком жалкий. Девушка чувствовала, что он полностью очнулся и осознал, что потерял все, и у него совершенно не осталось сил. Этот человек был неспособен бороться.

Никто не произнес ни слова, пока, сделав кофе, она не принесла его к столу и не протянула ему. Эмили почти сунула чашку ему в лицо, но Берч продолжал сидеть с опушенными глазами, когда взял ее.

Девушка наблюдала, как он пьет кофе, вообще-то они все смотрели, как он пьет кофе. А когда Берч молча отдал ей чашку, она отошла и снова наполнила ее. Он снова осушил ее, не говоря ни слова.

В этот раз Лэрри не отдал чашку ей в руки, а поставил на стол и сидел, глядя на девушку. Но, когда мистер Тутон тихо сказал: «Ладно, я пошел спать», он слегка очнулся. Медленно повернул голову и посмотрел на мужчину; а мистер Тутон ласково посмотрел на него и объяснил тем же тихим голосом: «Я живу здесь временно по поручению моих нанимателей... Спокойной ночи, сэр».

Когда клерк повернулся и пошел к двери, глаза Лэрри следили за ним до тех пор, пока не закрылась дверь. Потом он снова повернулся к столу, но на этот раз посмотрел на миссис Райли, которая молча показывала жестами Эмили, что тоже идет спать, и, что было необычно для миссис Райли, она вышла в заднюю дверь, не говоря ни слова.

Оставшись с Лэрри наедине, Эмили поняла, что не может спокойно смотреть на него, поскольку его удрученный вид вызывал такое тягостное чувство, что ей хотелось плакать. Его гневу она могла противостоять, его молчание она за последний год привыкла игнорировать. Но такую полную капитуляцию перед обстоятельствами, это признание своего поражения девушка воспринимала так, будто была посторонней свидетельницей его быстрой смерти, поскольку вся жизнь, настоящая жизнь, казалось, покинула его.