Жизнь как на ладони. Книга 2
Шрифт:
15
Первая весна при власти Советов выдалась грязной, мокрой и серой.
– Пришёл антихрист, добра не жди, – тайком перешёптывались обыватели, недобро провожая взглядами революционных солдат и матросов, шнырявших по всему городу в поисках добычи, словно голодные волки в бескормицу. И глаз у них был недобрый, волчий. Бывало, зыркнет краснофлотец на кого исподлобья, как штыком пырнёт: враз у говоруна от страха язык отнимается.
Ближе к вечеру народ расходился по квартирам, не забывая тщательно запереть за собой все замки. Погасив свет, всякий старался, чтобы его пристанище выглядело нежилым, авось тогда господа-товарищи не пожалуют к нему с обыском или грабежом.
Этой весной по одной из таких улиц, опустевшей раньше обычного из-за мерзкой погоды, шла странная компания. Двое худых, заросших до черноты молодых мужчин тащили под руки грузного старика, выписывавшего ногами немыслимые кренделя. Впереди них, то и дело тревожно оглядываясь, шла барышня в шубке, замотанная до бровей чёрным шерстяным платком.
– Ишь, нализались мужики, видать, винные запасы нашли, – осуждающе прошипела дворничиха Авдотьевна своей товарке – разбитной прачке из трактира на Большой Подьяческой.
Девушка в шубке распахнула дверь проходного подъезда и почти силком втолкнула туда своих спутников.
– Местные, – констатировала дворничиха, – этот ход только здешний народишко знает. – Она напряжённо нахмурила лоб. – Кто ж такие? Похоже, не первый день поддают, смотри, рожи-то как заволосатели. Чисто лешие. – Она три раза плюнула через плечо, чтоб не навлечь на себя беду из-за упоминания о нечистой силе, и отвернулась к товарке, подчёркнуто не обращая внимания на то, что из-за тощей поленницы дров к ним приближается патруль Балтфлота с винтовками наизготове.
– Эй, гражданки, людей тут не видали?
– Не видали, – ехидно протянула Авдотьевна, бесстрашно растягивая в улыбке толстые губы, – окромя вас тут некому шастать.
– И не слыхали, – подобострастно подхватила прачка слова подруги.
– Смотри, тётка, допрыгаешься у меня, – пригрозил языкастой дворничихе начальник патруля, – говори как на духу, видала господ или нет? За пособничество врагам революции знаешь что бывает?
– Это я – враг революции? – Авдотьевна с размаху бросила на землю полено, которое взяла было из поленницы, упёрла руки в боки и мощной грудью придвинулась к матросу. – Глаза твои бесстыжие! Да я вот этими руками не один пуд грязи выскребла, пока ты ещё в люльке качался. А ты меня на всю округу позоришь?!
Она сунула под нос оторопевшим морякам свои заскорузлые от работы руки, не переставая честить депутатов на чём свет стоит.
– Тьфу, язва. Пошли, ребята. Нет здесь контриков. Видать, в другую сторону сбежали, – поворотился к матросам командир. – Не миновать нам революционного нагоняя от товарища комиссара Ермаковой.
Заговорщически переглядываясь, бабы молча смотрели вслед ушедшим краснофлотцам. Наконец прачка не выдержала:
– Ох, и смелa ты, Авдотьевна. Генеральша в юбке!
– Генеральша не генеральша, а этих поганцев самозваных на дух не выношу. Да и царя-батюшку кажинный день добром поминаю. Мне на евоную коронацию от тайной советницы Дубининой рубь серебром перепало и фарфоровая кружка с орлом от мадам Миропольской. А они, депутаты эти вшивые, государя под арестом держат с невинными малыми детками. Помяни моё слово, Марья, – добром ихняя революция не закончится!
– Кажется, погони нет, – сказал Тимофей, чуть сбавляя ход, – нам необходимо дать передохнуть Аполлону Сидоровичу, постоим пару минуток.
Компания зашла под арку подворотни углового дома и остановилась, тревожно прислушиваясь к каждому звуку. Странно, но в тишине двора явственно слышалась неземная музыка, словно в небесах вызванивали хрустальные колокольчики, предвещая сказочные события.
– Посмотрите, это звонят сосульки на проводах, – шёпотом сказала Зина, запрокидывая голову к чудом уцелевшему на столбе телефонному кабелю.
Только сейчас Тимофей смог пристально взглянуть на неё, прижавшуюся к холодным кирпичам массивной стены. За время, прошедшее с их последней встречи, Зина повзрослела и похудела, взгляд больших серых глаз утратил милую детскую наивность, а движения уже не были полны обворожительного кокетства. И всё же, его невеста была прекрасна как никогда.
От счастья у Тимофея перехватило дыхание. Ему хотелось, не отрываясь, смотреть в её родное лицо, знакомое до мельчайшей чёрточки, и радоваться жизни, невзирая ни на что. Но мысль о смерти Кристины опутывала мысли и чувства чёрной пеленой, заставляя ежеминутно мучиться от сознания своей вины перед ней.
– Нам нельзя идти домой, – сказал Всеволод, и его слова эхом отразились от полукруглой стены, заставив перейти на шёпот.
Тимофей согласно кивнул, подумав, что Всеволод абсолютно прав:
– Я тоже так думаю. Клавдия наверняка пошлёт туда проверку. И, кроме того, мы не можем подвергать опасности родителей. Ты была у них, Зина? Как они?
– Держатся, – Зина придвинулась к Тимофею, положив свою руку на его ладонь, и его с ног до головы окатила волна нежности. – Они не впали в отчаяние только благодаря вашей записке. Это ведь вы попросили передать им весточку?
Тимофей со Всеволодом недоумевающе переглянулись.
– Нет. Мы даже не понимаем, о чём ты говоришь, – за двоих ответил Сева.
– Ну как же, – начала объяснять Зина, но Тимофей не дал ей договорить, приложив палец к губам.
– Все объяснения – позже. Сейчас мы обязаны принять решение о дальнейших действиях. Как бы то ни было, но долго кружить по городу мы не можем. Аполлону Сидоровичу нужен покой. Я опасаюсь, что у него может случиться разрыв сердца.
Он тревожно прислушался к тяжёлому дыханию больного, сдвинув брови, словно гимназист над трудным заданием.
– Ума не приложу, куда нам пойти, – растерянно сказала Зина. – К Петру Сергеевичу с княгиней нельзя, а нашу старую квартиру родители не сохранили…