Жизнь как непрерывная череда чудес и ангелов. Роман, рассказы, повесть
Шрифт:
* * *
Когда мы появились на пороге Галкиного дома, вопросов нам не задавали, поинтересовались только, где сумка с банками и бутылками.
Она осталась там, где вчера её оставила Галка – на расстоянии трёх троллейбусных остановок.
У двери своей квартиры Володя так сжал мою ладонь, что хрустнули чьи-то пальцы, а ключ в его руке исполнял пляску святого Витта и не желал попадать в скважину.
Мы вернулись через полтора часа, едва не оставив сумку на прежнем месте.
* * *
Я сидела на кухне и что-то вяло резала или чистила. Галка летала вокруг, гремя, шурша и журча
– Не будь дурой, – говорила она, – не уподобляйся серости.
– Но пятнадцать лет… – Возражала я.
– Тринадцать. – Поправляла она. – К тому же, на лбу у вас не написано. А догадаться никто не сумеет даже под расстрелом. И вообще – кому какое дело!?
В закрытую дверь кто-то заскрёбся.
– Да! Войдите! – Галка была деловита и возбуждена.
Появился Пётр с двумя высокими стаканами.
– Девочки, маленький аперитив.
Галка взяла стаканы и захлопнула дверь.
– За любовь. – Сказала она и мы отпили.
Это был джин с тоником. Довольно крепко, но меня сразу отпустило.
– А на Востоке считают, что любовь начинается после свадьбы, – сказала я, – и расцветает только к концу жизни.
– Ну, мы не на Востоке, к счастью, поэтому давай наслаждаться расцветающей любовью, пока способны что-либо ощущать. – Сказала Галка и вылетела по какому-то делу.
Тут же в кухню вошёл Володя. Мы прижались друг к другу, словно нас вот-вот собирались разлучить навеки.
Вернулась хозяйка.
– Тихо, тихо, ребята! Сейчас перегорит вся бытовая техника и полопается посуда!
Володя вышел.
– А если он захочет детей? – Ныла я.
– Захочет – родишь, – просто сказала Галка. – Если ты забыла, как это делается, я напомню.
– В сорок-то лет? – Сказала я.
– Так! – сурово глянула она на меня. – Мы с тобой ровесники?
– Ровесники. – Ответила я.
– Ну вот! А мне сегодня – двадцать пять! И баста про свои сорок!
Мы выпили за двадцать пять, и мне стало ещё немного легче.
Снова появился Пётр.
– Можно? – Спросил он.
– Только быстро и по делу, – сказала его жена.
– Что делать с Африкановым?
Это был очередной кандидат на мои руку и сердце.
– С Африкановым… – Задумалась Галка. – Пожалуй, приглашу Любку, соседку с пятого этажа, от неё муж недавно ушёл.
* * *
Жизнь как непрерывная череда чудес и ангелов
Роман
Ваша боль оттого, что ломается оболочка,
скрывавшая вас от понимания вещей.
Джебран Халиль
Мы все друг другу ангелы.
Н.Д.Уолш
1.
«Как я могла забыть телефон?.. Это же… это же мой орган… я ж без него никуда… и, как всегда это бывает, в самый неподходящий момент – когда я почти опаздываю, когда меня ждут! Он сказал, что припарковался за углом, мест нет, и там штрафуют, я знаю… а мне сейчас нужно до низу доехать, потом снова подняться на двадцать второй этаж, открыть дверь двумя ключами, отыскать телефон, закрыть дверь двумя ключами, вызвать лифт – в час пик!.. дождаться… спуститься вниз, обежать огромное здание, отыскать в стаде железных скакунов неброский
Она выждала, пока все вышли. Затем выждала, пока направившийся было в кабину мужчина решил сперва выпустить её, потом понял, что выходить она не желает, полуулыбнулся ей, вошёл, нажал на кнопку двадцать четвёртого этажа – куда это он в конце рабочего дня, подумала она, – потом нажал кнопку запуска снаряда, а она протянула руку и нажала свой этаж, а он снова полуулыбнулся, извиняясь, и они рванули ввысь.
Он стоял спиной к ней. Она прямо за ним. Поэтому не видела его лица в зеркальных дверях и смотрела на его ладную спину в тёмно-сером плаще. Из-за ворота на полсантиметра выглядывает шёлковое кашне классической расцветки в тон плаща: с тёмно-синими мелкими загогулинами вроде турецких огурцов и крапинами жёлто-бежевого и светло-серого. Волосы волнистые с едва заметной сединой. Опрятные. Стрижка грамотная. Длиннее, чем обычно носят клерки. Стоит свободно, руки в карманы, ни признака нетерпения или просто деловитости. Лучится какой-то лёгкостью, свободой, игривостью даже… Да, лучится – прямо в пространство. Спиной.
Это рассматривание его ею ровным счётом ничего не значило. Так – любовь… даже можно сказать, страсть к наблюдениям любого рода и гипертрофированное эстетическое восприятие мира и всех его представителей…
Из сумки на плече раздалось «Lui pazzo di lei…» – тем самым голосом, который до нутра пробирает… женщин, во всяком случае. Живых, конечно, женщин… племянник качнул позавчера, когда она заикнулась, что подсела на днях на эту песенку…
Вовка нервничает:
– Ну где ты?.. Меня сейчас убивать будут! Или припрут, потом не выберемся…
– Я телефон забыла в кабинете… – И она как рассмеётся…
Вовка ничего не понял:
– Какой телефон?.. А я куда попал?.. Скоро ты?
– Скоро, скоро…
Лифт тренькнул хрустальными бокалами, полными красного – почему красного?.. – вина, остановился и распахнул свои широкоформатные зеркала.
Мужчина отошёл, пропуская даму.
Дама зашлась смехом.
– Спасибо, я не… мне не сюда… мне вниз…
Она протянула руку к кнопкам. Но джентльмен уже нажимал на пуск, и дама зацепилась за рукав его плаща своим громадным кольцом на среднем пальце – это был оправленный в серебро зелёный шлифованный булыжник с вкраплениями рубинов – Вовка из Индии привёз в подарок.
– Извините… ради бога, извините…
– Пожалуйста…
«А голос, как у этого… ну, который, собака, с ума по ней сходит… нет, не по ней, а по какой-то там другой… в ящике её не показали – кружились вокруг какие-то, но, похоже, ему они до лампочки… а та за кадром осталась… ну и правильно, зачем нам она, мы лучше будем думать, что это по нам с ума сходит вот этот… собака, как хорош… в смысле, этот как хорош… и тот, хорош, конечно… но тот далеко, в ящике… в Италии… а этот – вот он, даже тронуть можно…»