Жизнь моя - Армия
Шрифт:
Подбежавшая Миронова с ужасом смотрела на шишку и странное поведение подруги. Наклонилась и спросила:
— Ты чего, Свет?
Продолжая ловить что-то невидимое, Страхова весело сказала:
— Искорки ловлю. Такие красивые. Потом на ободок наклею и на голову одену. Вы таких никогда не найдете…
Ни дежурный, ни солдаты не рассмеялись, понимая, что девчонка в шоке.
Нинка попыталась поднять полубессознательную подругу, увидев спускавшегося командира.
Между тем майор спрашивал через стекло:
— Нин, может врача из санчасти вызвать?
Миронова отрицательно махнула рукой и указала мужику глазами за его спину. Тот обернулся и принялся объяснять стоявшему за спиной удивленному командиру ситуацию.
Светка продолжала ловить искорки, правда уже в стоячем положении. Нинка все же сумела поднять ее и поддерживала под оба локтя.
Савицкий, по всей видимости, торопился и влез в угол между стекол.
В это время Страхова почувствовала страшную боль в голове. Схватилась за голову обоими руками, застонала, а потом обоими руками сразу рухнула на стекло впереди.
Дверь въехала полковнику по затылку. Вначале на улицу выпорхнула фуражка, а затем птичкой, держась за затылок, вылетел командир, с трудом удерживаясь на ногах. Пробежав метра три по инерции и гася скорость, он остановился.
Солдат-шофер за рулем командирского УАЗика упал на руль.
Майор отскочил за угол, вслед за солдатами и зажал рот руками, чтоб Савицкий не услышал его гогота.
Девчонки, подброшенные тем же стеклом под пятые точки, обе одновременно ввалились в штаб и едва не упали.
Командир поднял фуражку, отряхнул о колено и недовольно оглянулся: Светка сидела на единственной ступеньке и ревела от боли, а Нинка укоризненно смотрела на полковника. Савицкий вздохнул и вернулся. Все же он был человеком. Подошел к подружкам. Оторвал руки Светки от лба. Посмотрел на налившийся черной кровью вал и скомандовал:
— Ну вот что, обе в машину! В санчасть увезу…
Страхова всхлипнула:
— Мне в три на переговоры… Я за Лисянским бежала, чтоб отпроситься. Его с утра не было…
Командир сам поднял девчонку на ноги. Собственным платком, словно отец, стер слезы с лица и твердо сказал:
— Сходишь на переговоры! Нина, ты сходи с подружкой на переговорный пункт. Мало ли что… — Нашел глазами дежурного и скомандовал: — Филиппов, а ты не знаешь, чего Лисянский в штабе постоянно забывает?
Майор пожал плечами:
— Не знаю. Он постоянно торчит тут и сейчас в финчасти сидит. Позвать?
Полковник подумал и кивнул. Дежурный рванул по коридору к последней двери. Через несколько секунд в коридорчике у входа показался капитан. Увидев двух подчиненных, да еще и не в лучшем виде, с ходу начал оправдываться перед командиром:
— Товарищ полковник, я тут не при чем. Их вообще нельзя ни на минуту одних оставить в отделе…
Савицкий резко перебил:
— Света, между прочим, за вами бежала. Родители переговоры с ней заказали. Вся эта история означает для меня только одно — на рабочем месте после обеда вы не появились. Капитан, я с первого дня вашего прибытия неоднократно замечал, что вы крайне халатно относитесь к своим обязанностям. Уверен, что вас выперли из прежней части за любовь к ничегонеделанию. Я постоянно натыкаюсь на вас в штабе именно в то время, когда вы должны быть на рабочем месте. Я слышал о вашем желании стать майором. Так вот, теперь вам до майора, как до Китая на четвереньках! Вы меня поняли?
Капитан вскинул руку к козырьку, зло поглядев на девчонок. Полковник заметил и довольно спокойно сказал:
— Кажется, девчонки заставили вас побрить тело? В следующий раз вы можете лишиться чего-то более дорогого… Для жены… Подумайте…
У Лисянского на лице застыло такое оторопелое выражение, что дежурный улыбнулся. Капитан уткнул одну руку в бок, как привык делать и стоял, глупо глядя на командира.
Савицкий решил закрепить успех и окончательно «додавить» противного даже ему капитана. Серьезно поглядел на связиста, отметив упертую в бок руку и спросил:
— Товарищ капитан, вы знаете, кто самый гордый в России?
Лисянский растерялся, не понимая, к чему ведет командир, но руку не убрал:
— Не знаю, товарищ полковник…
Полковник на полном серьезе выдал:
— Самый гордый — ночной горшок! Знаете почему?
Лисянский оторопело пролепетал:
— Никак нет…
Глаза Савицкого лучились смехом, когда он к удовольствию насторожившихся солдат выдал в тишине:
— Потому что в него гадят, а он все равно руку в бок упирает!
Капитан резко опустил руку и застыл у стены. Полковник больше ничего не сказал. Придерживая Светку под локоть, Савицкий удалился. Ему вслед гремел смех дежурного и двух солдат-дневальных. Они все по достоинству оценили шутку командира. Через сутки кличка «стриженый гиббон» у Лисянского была сменена на «ночную вазу».
Иван Артемьевич помог девчонкам пройти через вертушку и довел покачивающуюся Светлану до машины. Открыл заднюю дверцу:
— Забирайтесь, спринтеры…
КОМАНДИРСКИЙ ВЗБРЫК
Иначе, чем «бесом в ребро» поведение полковника Савицкого в июле трудно было назвать. Короче, пятидесятидвухлетний мужик влюбился в молодую бабу. Иван Артемьевич увидел Ирину, когда, ради интереса, отправился с ротой солдат на презентацию книги местного автора. Перед выступлением этого самого автора, выступила заведующая бибилиотеки. Высокая брюнетка с темными, почти черными глазами, сразу понравилась командиру. Он и сам не мог бы сказать, что с ним произошло. Его просто неудержимо потянуло к молодой женщине.