Жизнь моя
Шрифт:
Но все же здесь по крайней мере было одно маленькое напоминание о доме: большинство дорожных знаков оказались изрешеченными крупной дробью. Кажется, французы использовали их для стрельбы по целям — так же, как они в Вайоминге.
Примерно через полтора часа они достигли моста через реку с сильным течением, которая пенилась в устье узкого, шириной в шаг, ущелья. Вход в ущелье охраняли две массивные, угрожающе наклонившиеся скалы в несколько сотен футов высотой.
На середине моста Майлз заглушил двигатель.
— Мы на
У моста дорога резко сворачивала от устья ущелья и шла к беспорядку домов, которые выглядели совсем по-испански — карабкающимися на крутой холм.
Патрик смотрел на терракотовые крыши, толстые беленые стены и крошечные закрытые ставнями окна. Каждый свободный дюйм занимали террасы с виноградными лозами и оливковыми деревьями. Маленькая церковь примостилась у просторного кладбища, обозначенного кипарисами, а на вершине холма — непременный разрушенный замок, за которым горный хребет шел длинной кривой, упирающейся в восточные опоры ущелья.
— Наш дом, — сказал Майлз. — Лез Лимоньерс — тот, перед замком. — Он кивнул в сторону большой белой виллы с небесно-голубыми тентами, несколькими террасами и садом, полным лимонных деревьев и бугенвиллей. — Виды потрясающие, лучшие в деревне.
«Преувеличение», — подумал Патрик кисло, полный решимости не дать себя разбить.
Без шума двигателя, звуки сельской местности затопили его: глухой рокот реки, стрекот цикад, отдаленный скрип — видно, кто-то в деревне открывал ставни. Воздух был острым, с привкусом дымка и пыльного шалфея.
Он указал на склон за мостом, где, сразу у первого деревенского дома, было очищено и поделено на квадраты пространство размером в три теннисных корта.
— Предполагаю, что это главный участок, да?
— Смотри, — сказал Майлз, — это тощее дерьмо, трясущее головой, наш уважаемый лидер, доктор Хант. А тот, застенчивый краснокожий с «конским» хвостом, — Саймон. Блондинка, бездельничающая в тени, конечно, сочная Нисса.
«Молодая Брижит Бардо, — подумал Патрик, чувствуя внезапную слабость. — Вплоть до оттенков».
— Вот что тебе скажу, — начал Майлз, барабаня пальцами по рулю. — Вы с Толстушкой Моджи сейчас вылезаете, идете и со всеми знакомитесь, а я доставляю твой багаж домой.
Патрик открыл рот, чтобы возразить, но Майлз отрезал:
— Нет другого времени, кроме настоящего, Патрокл. Выходи… пожалуйста.
Патрик стрельнул в него взглядом. Глаза его друга были налиты кровью и выражали беспокойство, а на его верхней губе были капельки пота. Ему нужна была доза.
Патрик гадал, было ли это остаточным явлением, или он принял кокс совсем недавно. С Майлзом могло произойти все, что угодно. Пока рядом не было его маленькой сестры, которая могла увидеть, как он принимает наркотики. Майлз, не испытывая раскаяния, сквернословил перед Моджи, мог даже мертвецки напиться, но насчет наркотиков у него было четкое правило: она ничего не должна знать.
Патрик живо кивнул и открыл дверь.
— Мы захватим вас потом. Пошли, Имоджин.
У доктора Ханта, как оказалось, были серые глаза и обсыпанная табаком борода, которая привлекала внимание к жесткому рту. Он не поприветствовал Патрика, не представил его другим, а просто удостоил его самым кратким из рукопожатий и велел идти и найти его дочь, которая даст ему план участка и список «можно — нельзя».
— Это доктор Хант-младший? — спросил Патрик.
Тонкие губы стали еще более тонкими. Ясно, на этом раскопе есть только один доктор Хант.
«Ладно, черт с тобой», — думал Патрик, глядя, как он уходит, и чувствуя, как остатки его доброжелательности быстро испаряются. Вслух он сказал блондинке, подошедшей, чтобы посмотреть на него:
— Догадываюсь, я только что оскорбил профессора, да?
— О, не обращайте внимания, — ответила она. — Он закусил удила, потому что у него была стычка с Тони. И между прочим, — она сняла шляпу и одарила его прохладной улыбкой, — он не профессор. Я знаю, вы, американцы, каждого называете профессором, но здесь получить это звание не так просто, как в Штатах.
Патрик мрачно кивнул.
Она была необыкновенно хороша — на кошачий манер, с большими зеленовато-серыми глазами и безупречным цветом лица, покрытым медово-золотистым загаром. Она носила широкую соломенную шляпу и короткое легкое платье в цветочек, которое казалось совершенно неуместным на раскопках, но очень подчеркивало ее миниатюрность и женственность.
Судя по тому, как она спокойно оценивала его, она, вероятно, была доступна, если бы он захотел. Но он не хотел. Если бы они переспали, она никогда не дала бы ему забыть, кто кому оказал милость. Кроме того, она спала с Майлзом, так что этот момент не подлежал обсуждению.
Высокий рыжий парень болтался рядом. Не говорил ли Майлз, что он — бой-френд Нериссы? А может, только хотел бы быть им. Как бы там ни было, она была рада ему, поэтому он мог бы и не ходить с таким видом, словно лимон проглотил.
— Так, вы, значит, американец, — сказал Саймон Тойнби. — Значит ли это, что вы не говорите по-французски?
— Ну, я не уверен насчет этого определения, но, пожалуй, нет, не говорю.
Саймон старался не показать удовольствия.
— Это будет вам несколько мешать.
— Не беспокойтесь, — сказала Нерисса, — мы позаботимся о вас.
— Спасибо, ваша сестрица уже довольно хорошо поработала над, этим.
— Единокровная сестрица, — заметила Нерисса, кинув взгляд на Моджи. — Один отец, разные матери.
Стоящая рядом с Патриком девочка вспыхнула.
Патрик сдержал свое раздражение.
— Знаете, становится поздно. Почему бы нам не оставить вас заканчивать здесь и…
— Да, почему бы, — сказал Саймон. — Тони, вероятно, внизу, на мельнице, вы можете отметиться у нее.