Жизнь на каблуках
Шрифт:
Мне пришлось подружиться с Индией. Это была вынужденная мера – очень сложно работать, когда рядом с тобой завистливый враг. Я первая пошла на контакт – с улыбкой сделала комплимент ее прическе. Индия сначала удивилась, потом, помявшись, промямлила, что ей нравится мое платье.
Итак, пакт о ненападении был торжественно заключен. Мы с Индией осторожно принюхивались друг к другу – две опасные самки, заточенные в общий стеклянный террариум.
Индия делала вид, что заинтересована моей персоной, и даже пробовала набиваться в подруги.
Иногда после репетиций мы даже вместе обедали. Было это не так просто, потому что наши гастрономические пристрастия были разными. Ей нравилась пряная, острая и тяжелая восточная кухня. При виде зажаренного почти дочерна мяса на ребрышках, истекающего расплавленным жиром, у Индии разгорались глаза и хищно подергивались красиво вырезанные ноздри (а у меня начинался приступ гастрита).
А может, я ее просто демонизировала? Пожирающая бифштексы с кровью Индия представлялась мне чем-то вроде мифологической Дианы-охотницы. Может, виною тому была ее яркая семитская внешность, и колечко в носу, и желание прослыть хищницей?
А я вот люблю все вареное, пареное, пресноватое. Благообразные кругляши картофеля, аккуратные рисовые горки, увенчанные листьями шпината, порционные салатики без майонеза. Означает ли это, что я сама скучная и пресная?
Я была уверена, что Индия считает меня занудой. На то у нее, безусловно, были свои причины. Я не злоупотребляла кокаином, ярким макияжем и доверием окружающих меня мужчин, не посещала ночные клубы (не считая тех, в которых выступала наша группа), не страдала булимией или анорексией с налетом модного трагизма. Да что там булимия, даже любовника у меня не было. Говоря короче, не было во мне ничего, что могло бы заинтересовать такую особу, как она.
Хотя Индия – видит Бог – старалась.
Она неоднократно с рвением, достойным лучшего применения, пыталась нащупать хоть одну точку соприкосновения.
– Ты когда-нибудь вены резала? – спрашивала она, искренне пытаясь получить удовольствие от порекомендованного мною капустного салата. От свежей капусты ее воротило – это было написано на ее лице. Но она ела, чтобы сделать мне приятное.
– Нет.
– Что, вообще никогда?
– Никогда.
– Даже в детстве?
– Знаешь, в детстве у меня не было повода резать вены. А ты?
Я знала, что она нетерпеливо ждет этого вопроса, чтобы похвастаться своими «подвигами». Почему-то я даже не сомневалась, что Индия резала вены, и неоднократно. И я не ошиблась.
– Да сотню раз! – расхохоталась она. А потом протянула мне руку, и я увидела многочисленные белые шрамы на ее смугловатом запястье.
– Несчастная любовь?
– От скуки, – вздохнула она, – и ради провокации.
– Как это?
– Ну, чтобы шокировать одного мужика, – охотно пояснила она.
Ей нравилось о себе рассказывать. Ей, наверное, казалось, что я смотрю на нее как на пришельца из другого мира, сумасшедше яркого. Мира, где смуглые красавицы с кольцами в носу от скуки решительно режут острой бритвой запястья, чтобы, вдоволь насладившись мрачной эстетикой стекающей по ладони
На самом деле она, ясное дело, казалась мне просто дурой.
– Он сказал, что я приземленная. – Сидя на высоком барном стуле в каком-то очередном кабаке, Индия совершенно по-детски болтала длинными мускулистыми ногами. – Потому что я попросила у него денег на сапоги. Он считал, что желание обладать новыми сапогами есть признак приземленности. Особенно если это сапоги от «Маноло Бланик». Тогда я схватила нож и полоснула себя по руке.
– В качестве решающего аргумента?
– Да! – радостно подтвердила «провокаторша».
– И что? Купили тебе сапоги?
– Увы. Он сказал, что я ненормальная, и сбежал. По-моему, он просто крови боялся… Ты боишься крови, Варя?
Я опасливо покосилась на нож, который поедающая филе индейки Индия держала в руке. Что-то странное было в ее взгляде. С этой идиотки станется немедленно проверить на практике степень моей кровобоязни. Наверное, крови я не боюсь – во всяком случае, не боюсь панически. Но созерцать венозную кровь склонной к провокациям «подруги» отчего-то не хотелось. И я сказала:
– Не боюсь.
– Я тоже!
Она обрадовалась, что у меня есть хоть что-то с нею общее. Как будто эта незначительная деталь могла связать нас воедино. Ура! Мы не боимся крови. Ни ты, ни я. Не значит ли это, что мы можем стать задушевными подругами?
– В детстве я перочинным ножиком вырезала на предплечье имена мальчиков, в которых была влюблена, – поделилась она со мной еще одной деталью своей любопытной биографии. – Сплошной геморрой. Я же, знаешь, очень влюбчивая. Не успею влюбиться в Васю, как знакомлюсь с каким-нибудь Петей, и все. Опять влюблена. Рука не успевала заживать, а я уже вырезала на ней имя следующего.
Я вздохнула.
Я никогда не вырезала на своем теле имена каких-то там мальчиков. Да и вообще все детство я была влюблена в актера Рутгера Хауэра. И искренне верила, что в один прекрасный день, когда я стану знаменитой (актрисой, беллетристкой, моделью, агентом ЦРУ, летчицей, путешественницей, единственной женщиной в мире, пересекшей океан на надувном матраце, балериной, спасшейся жертвой инопланетян, хирургом, гадалкой, проституткой, космонавтом, дрессировщицей крокодилов – да все равно кем, лишь бы с ним познакомиться), он, припав на одно колено, предложит мне руку и сердце. По крайней мере, такой возможности я не исключала.
Индия спрашивала:
– А у тебя когда-нибудь был передоз?
– Я не употребляю наркотиков. И никогда этим не баловалась.
– Что, вообще ничего?
– Травку курю.
– Травку все курят. А вот у меня были проблемы с героином.
Она сказала это с явной гордостью. Как будто речь шла о победе на окружной олимпиаде по алгебре. Или о первом месте в международном конкурсе красоты. Я даже на минутку вдруг почувствовала себя убогой. Что за серость – и вен не режу, и с героином проблем нет.