Жизнь на палубе и на берегу
Шрифт:
…Вечером перед самым отбоем собирались обычно на корабле матросы подле фок-мачты, где место для курения и разговоров уставом определено. Травили они там байки флотские, пели песни любимые:
Уж мне надобно сходитьДо зелена луга…Уж мне надо навеститьСердешного друга…Вначале, распевая песни грустные, неторопливые, потом побойчее да повеселее. Наконец кто-то не выдерживал:
– Эх, веселое горе – матросская жисть! Давай круг, робяты!
Расступались тогда матросы, подвигались, давая простор плясуну. А тот как присвистнет, притопнет, и пошел наяривать, только доски палубные гнутся! Вот еще двое не выдержали, тоже в круг повыскакивали.
– Давай, Фока, жары, наша мачта завсегда впереди всех стоит!
– Митька-то, Митька дает, даром, что ль, бизаньский!
И вот уже понеслась над притихшим рейдом, над волнами и кораблями удалая матросская плясовая:
Тпру ты, ну ты,НогиВ нечастые минуты отдыха любили матросы поиграть в различные игры. Матросские игры были достаточно жесткими, а порой даже в чем-то жестокими, но таково было время, в котором они жили, и особенности парусного флота, на котором служили.
Наиболее популярной была так называемая «рыбка». Смысл игры состоял в том, что матрос привязывался канатным концом вокруг поясницы к горденю, расположенному на верхней части фок-вант, так, что он мог не только свободно стоять, но и двигаться шага на три в любом направлении. Четвертый шаг уже поднимал его в воздух. Он и был рыбиной. В руки ему давали жгут. Остальные бегали вокруг него, уклоняясь от ударов и демонстрируя свою смелость и изворотливость. Если кто-либо из окружающих получат удар жгутом, рыбку освобождали от сидения в привязи, а получивший удар становился рыбкой. Часть команды кольцом окружала рыбку, так же имея жгут, для поощрения самой рыбки. Жгут все время передавался от одного к другому. Умелое поощрение, промахи рыбки, неудачи бегающих вокруг нее делали игру очень веселой, а потому и особо любимой среди моряков.
Вторая по популярности игра называлась «шубу шить». Несколько десятков матросов садились в круг, вплотную друг к другу, согнув колени, но так, чтобы под ними оставалось место для передачи жгута. Колени сидящих и вся внутренность круга покрывались брезентом, в центр сажалась «шуба» – очередной матрос. Его всячески поощряли – словами и жгутом, заставляя найти жгут, но чтоб не сдернуть парусины, а только запуская руки под колени. Очевидец пишет: «Специалисты-ловкачи обычно садились в круг и начинали игру. Они быстро усаживали в круг намеченную жертву, неуклюжего увальня – молодого матроса, и тогда начиналось шитье шубы на его спине. Советы, поощрения, остроты окружающих еще более усиливали интерес. Были и такие, которые избегали играть; их неожиданно бросали в круг, иногда добавляя лишний жгут, – тогда игра достигала своего апогея».
Куда более гуманной была игра «в свечку». Несколько кусков сальной свечи бросали в большой бак или кадушку, наполненную до половины соленой морской водой. Суть игры состояла в том, чтобы выловить свечку губами. Это требовало большого навыка и было своего рода искусством.
Весьма часто любили играть матросы и в «бой подушками». Для этого на три фута от палубы укреплялось хорошо оструганное, полированное дерево. По сторонам его ложились матросы. На них, лицом друг к другу, на расстоянии вытянутой руки, садились два играющих. Каждому давался мешок, набитый паклей. Цель игры – сбить противника и остаться сидеть на бревне самому. Это действо тоже сопровождалось веселыми комментариями.
Столь любимые в деревнях кулачные бои на кораблях не практиковались. За любые попытки выяснить отношения с помощью кулаков спрашивали очень жестоко. Зато матросы в полной мере отводили душу при сходе на берег. Кулачные сражения были столь повседневны, что на них особо не обращали внимания. Раздражение начальства вызывали только особо массовые драки, случавшиеся порой жертвы, а также бесчинства по отношению к местному населению, что, впрочем, случалось весьма редко. Дрались обычно команда на команду, эскадра на эскадру, но особой популярностью пользовались у матросов кулачные бои с местными солдатами. Многие именно ради этого и шли в увольнение на берег. Порой при стоянках в иностранных портах эта добрая русская забава становилась причиной нешуточных международных инцидентов. Как правило, особых соперников наши матросы нигде не имели. Конкуренцию составляли разве что англичане, начавшие практиковать в начале XIX века бокс. Но и с боксерами наши закаленные с детства мастера кулачного боя справлялись, в большинстве случаев, неплохо.
Что касается офицеров, то в кают-компаниях под гитару или пианино они всегда с удовольствием пели песни. Темы были все те же: тоска по берегу и уюту, несчастная любовь и ожидание встречи с любимыми, сетования на превратности морской службы. Разумеется, офицеры любили петь популярные тогда в России песни такие, как, например, «Пчелочка златая», но был и свой особенный пласт песни – морской офицерский шансон. Офицерские песни эпохи парусного флота – это совершенно забытая ныне страница народной поэзии. А ведь когда-то морской офицерский шансон был чрезвычайно популярен не только в кают-компаниях, но и в салонах приморских городов, там, где собирались после возвращения домой моряки. Вот, к примеру, знаменитая, в свое время баллада «Безнадежная любовь». Считается, что ее сочинил в 80-х годах XVIII века лейтенант Александр Шишков, будущий адмирал, известный политический деятель и писатель.
Увижу ль в горизонте шквал,услышу ль грозный шум борея,Иль абордажный с кем привал,иль флот на траверзе злодея!Я штиль в душе своей хранюи рупором еще владею;Но лишь на румбе тебя зрю,вдруг сердце левентик имею;От бурь на фордевинд спущусяи силой силу отражу.Когда же неизвестен мнепункт места твоего, драгая,Тогда поближе к той странележу я в дрейфе,Еще одна в свое время чрезвычайно популярная в офицерской среде песня «Любовь моряка». В ней много не только хорошего флотского юмора. По ней можно вполне изучать устройство парусного корабля, столько в этой песне всевозможных терминов, которые весьма остроумно передают душевное состояние влюбленного моряка. И пусть эти термины сегодня малопонятны читателю, но они прекрасно передают сам дух той далекой эпохи, когда писались данные строки:
К тебе, котора заложила на сердцестроп любви прямой,И грот-нот-тали прицепила,к тебе дух принайтован мой!Под фоком, гротом, марселями,все лисели поставив вдруг,На фордевинд под брамселямик тебе летит мой страстный дух!Уж толстый кабельтов терпеньядавно порвался у меня,И сильный ветр к тебе стремленьядавно подрейфовал меня!Я ставил ходу в прибавленье,возможных кучу парусов.Я в склянку всем на удивленьелетел по двадцати узлов!Но ты ход дивный уменьшила,и в бейдевинд крутой я лег;А после в галфинд приспустило,с которым справиться не мог!И дрейфом румбов плеть валилос противной зыбью все назад;В подзор, в бока волненье было,сам курсу своему не рад!Скорее сжалься надо мною!Мой руль оторванный пропал.Брам-стеньги сломаны тобою.Порвался крепкий марса-фал.Изломлен водорез и бушприт.Ветр сильно кренит на меня!Смотри, тайфун фок-мачту рушит,и все трещит вокруг меня!Смотри, как в сердце прибываеттоски осьмнадцать дюймов в час!Ночь темная все небо покрывает,в нактоузе огонь погас!Чьему же курсу мне держаться,когда не виден мне компас?Зажгли маяк, над бедным сжальсяи отврати крушенья час!Поверь, что шторм я сей забуду,когда, к веселью моему,Я столь благополучен буду,достигнув к рейду твоему!Тогда, отдавши марса-фалы,и фок и грот убравши свой,Я, верп закинувши свой малый,тянуться буду за тобой!Когда на место я достигну,там, где увижу я твой вид,«Из бухты вон»! – я в рупор крикну,и якорь в воду полетит.Тогда ни норд-вест мне ужасныйи не норд-ост не страшны мне.Тогда и штормы не опасны,когда я буду при тебе!И брак любви найтов надежныйобоих нас соединит,И пред тобой, о, друг мой нежный,мне отшвартоваться велит!В свободное от вахт и корабельных работ время офицеры коротали время в кают-компании. В ходу там были и шахматы, и шашки, но в большинстве своем сердца морского офицерства были навеки отданы любимому трик-траку. Игроки с ожесточением метали видавшие виды зары (кости), двигая по пунктам резной доски шашки, при этом каждый старался как можно быстрее пройти поле и вывести свои шашки «за борт». На каждом корабле имелись свои мастера трик-трака. Когда они садились за доску, вокруг неизменно собирались настоящие ценители искусства этой древней восточной игры. Восторг зрителей вызывало, когда победитель выигрывал не просто так, а с «марсами». Еще больше ценился так называемый «кокс». А настоящие мастера игры умели добиваться совсем уж выдающихся побед, оставляя проигравшего с «домашними марсами». При этом практически на каждом судне играли свой вариант трик-трака. Если на линейных кораблях в ходу больше был классический трик-трак, то на фрегатах и корветах рубились в более бесшабашный «бешенный гюльбар». Особым же шиком считалось называть выпавшие комбинации костей исключительно по-персидски. Так полный дубль в шесть-шесть именовался «ду-шеш», дубль в пять-пять – «ду-беш», а сочетание в шесть-пять – «шеш-беш». Вообще же трик-трак почитался на флоте не просто игрой, а некой философской системой. Многие командиры, сами будучи мастерами этой игры, настойчиво приучали своих офицеров к метанию костей, полагая, что трик-трак способствует резвости ума.