Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога
Шрифт:
Этот результат довольно красноречив. Если бы я оставил на месте яичко сфекса, то вылупившаяся из него личинка кормилась бы эфиппигерой. В сотый раз я был бы свидетелем непонятного факта: поедаемое кусочек за кусочком насекомое худеет, сморщивается и все же в течение почти двух недель сохраняет свежесть, какой обладает только живое существо. Но личинка сфекса заменена личинкой сколии, блюдо осталось прежним, но питомец иной. И вот вместо свежего мяса – гниль.
Припасы остаются свежими до конца развития личинки не потому, что яд, впущенный при парализации, обладает противогнилостными свойствами. Три эфиппигеры были оперированы сфексом. Если они сохраняются свежими под челюстями личинок сфекса, то почему же загнили, когда сфексов заменили сколии? Предохранительная жидкость, действовавшая в первом случае, не утратила бы своих качеств и во втором. Дело не в жидкости, а в том, что обе личинки обладают специальным искусством есть, и зависит это искусство от сорта дичи. Сфекс кормится эфиппигерой. Это его исконная пища, и он так поедает ее, что жертва до конца остается свежей: в ней до самого конца сохраняется искра жизни. Но если бы он стал поедать личинку бронзовки, то совершенно иной сорт дичи не позволил бы ему проявить свои таланты едока. И вскоре дичь превратилась бы в кучу гнили. Сколия в свою очередь умеет кормиться личинкой бронзовки, но ей неведомо искусство есть эфиппигеру. Весь секрет именно в этом.
Еще одно слово, которым я воспользуюсь в дальнейшем. Я заметил, что сколии, которых я кормлю эфиппигерами, находятся в прекрасном состоянии, пока припасы сохраняют свежесть. Они начинают чахнуть, когда дичь портится, и погибают, когда она разлагается. Значит, причина их смерти не непривычная пища, а отравление одним из тех ужасных ядов, которые образуются в разлагающемся животном и которые химики называют птомаинами. Поэтому, несмотря на роковую развязку моих опытов, я остаюсь при своем убеждении: если бы эфиппигеры не загнили, то сколии жили бы и я их выкормил бы, пусть и совсем непривычной для них пищей.
До чего тонки эти опасные правила, которым следуют плотоядные личинки ос-парализаторов! Может ли наша физиология, которой мы справедливо гордимся, безошибочно указать, в какой последовательности нужно есть дичь, чтобы она до конца сохранила свежесть? Как могла эта жалкая личинка научиться тому, что неведомо нашей науке? Ею руководит инстинкт.
Личинка бронзовки
Личинка сколии питается в среднем около двенадцати дней. В конце этого периода от дичи остается только измятая кожица. Личинка отбрасывает ее в сторону и после этой приборки столовой принимается ткать кокон.
Первые слои кокона, упирающегося там и сям в стенки пещерки, состоят из грубой ткани кроваво-красного цвета. Положенная для наблюдений в углубление, сделанное пальцем в перегное, личинка не может соткать кокон: нет крыши, потолка, к которому она прикрепила бы верхние нити кокона. Для постройки кокона все личинки-прядильщицы должны поместиться в висячем гамаке. Он окружает их прозрачной оградой и позволяет им правильно распределять ткань кокона. Если потолка нет, то кокон нельзя построить: у личинки нет наверху необходимых точек для прикрепления нитей.
Уложенные в простые вдавления, мои личинки сколий могут лишь устлать свою ямочку ковром из красного шелка. Измученные напрасными попытками построить кокон, некоторые из них погибают. Можно подумать, что они отравлены шелком, которого не могут выделять, так как его некуда тратить. Если бы за этим не следить, то при воспитании личинок в садке такой недочет был бы причиной неуспеха. Но когда опасность понята, найти лекарство легко. Из коротенькой полоски бумаги я делаю потолок для ямки с личинкой. Если я хочу видеть, что делает личинка, я сгибаю полоску дугой, в полуканал, оба конца которого открыты. Желающие заняться воспитанием подобных личинок могут воспользоваться этими мелкими практическими указаниями.
За двадцать четыре часа кокон окончен. По крайней мере сквозь его стенки личинку не видишь, хотя она, конечно, еще продолжает свою работу: утолщает изнутри стенки кокона. Сначала кокон ярко-рыжий, потом становится светло-каштановым. Он имеет форму элипсоида, большая ось которого двадцать шесть миллиметров, а малая – одиннадцать миллиметров. Таковы в среднем коконы самок. У самцов коконы поменьше, до семнадцати миллиметров длины и семи ширины. Оба конца кокона так схожи, что различить их можно лишь по особому признаку: головной конец гибкий и поддается при нажиме, задний конец твердый и не поддается. Как и у сфексов, стенки кокона двойные.
Сколия выходит из кокона в начале июля. При ее выходе кокон не разрывается: его головной конец отделяется, словно крышечка.
Довольно о личинке сколии.
Перейдем к ее добыче, с замечательным строением которой мы еще не знакомы.
Личинка эта имеет форму цилиндра, мешкообразно расширенного в задней части. Ее спина выгнута, а брюшная сторона почти плоская. На спине каждое кольцо, кроме последнего, с тремя большими складками, или валиками, усаженными рыжими, жесткими и короткими волосками. Последнее – анальное – кольцо гораздо больше прочих, закруглено на конце и выглядит темным, благодаря просвечивающему сквозь кожу содержимому кишки. Оно усажено волосками, но на нем нет валиков, или складок. На брюшной стороне складок нет, а волосков здесь меньше, чем на спине. Ноги короткие и слабые для такого туловища. На голове прочный роговой колпачок. Челюсти сильные, на концах косо срезаны, с тремя-четырьмя черными зубчиками.
Способ передвижения личинки бронзовки выглядит очень странным, и я не знаю подобных случаев среди других насекомых. Ее ножки, пусть и коротковатые не хуже, чем у множества иных личинок. Но она никогда не пользуется ими и передвигается на спине. Только на спине, никогда иначе! При помощи червеобразных движений, упираясь волосками спины в землю, она передвигается брюшком вверх, и ножки ее болтаются в воздухе. Увидевший этакую гимнастику впервые подумает, что личинка нечаянно опрокинулась и бьется, стараясь перевернуться. Он положит ее спиной вверх, но личинка упрямо переворачивается и продолжает ползти вверх брюшком.
Этот способ передвижения так ей свойствен, что по нему одному даже неопытный глаз легко узнает личинку бронзовки. Поройтесь в гнилой древесине старых дуплистых вязов, поищите под гнилыми пнями или в кучах перегноя и, если вам попадется жирная личинка, ползущая на спине, будьте уверены, что перед вами личинка бронзовки.
Личинка майского жука (x 1,25).
Сравним ее с личинкой аноксии ранней – добычей пятнистой сколии. Эта очень похожа на личинку майского жука. Толстая, с рыжей каской на голове, вооруженная сильными черными челюстями – могучим орудием для рытья и разгрызания корней. Ее сильные ноги заканчиваются кривыми коготками. Обычно она сильно согнута, и никогда не увидишь этот «крючок» вполне выпрямленным. Положенная на песок, она не может ползти и лежит на боку. Чтобы зарыться в землю, она пускает в дело передний край головы, и челюсти служат концами этой своеобразной кирки. Ноги тоже участвуют в этой работе, но в меньшей степени.. Личинке удается, таким образом, вырыть неглубокий колодезь, и тогда, упершись в стенки короткими жесткими волосками, она, червеобразно изгибаясь, погружается в песок медленно и с трудом. Такова личинка аноксии ранней. Если не считать мелких, не имеющих большого значения подробностей, то такова же и личинка носорога, только величиной она примерно вчетверо больше. То же можно сказать и о личинке пентодона-дубляка, родича носорога и бронзовки.
При малейшем беспокойстве личинка бронзовки свертывается в клубок, словно еж, и тогда концы ее тела почти соприкасаются, делая недоступной брюшную сторону. Удивляет сила, с которой личинка сохраняет такое положение. Когда стараешься разогнуть ее, то чувствуешь сопротивление, какого никак нельзя было ожидать от личинки такой величины. Приходится так сдавливать личинку, что боишься раздавить ее. Подобная же сила мышц наблюдается и у личинок носорога, аноксии и майского жука. Тяжелые, с толстым брюхом, живущие в почве, личинки эти должны быть сильными, чтобы передвигаться в плотной среде. Все они свертываются на брюшную сторону, и тогда их трудно разогнуть. Что сталось бы с яичком сколии, а позже с ее новорожденной личинкой, находящимися на брюшке жертвы как раз в углу изгиба? Они были бы раздавлены в этих живых тисках. Благополучие сколий требует, чтобы эти могучие личинки не только лежали растянувшись и неподвижно, но и утратили бы всякую способность даже вздрагивать: любое движение дичи помешает личинке сколии в ее еде «по правилам».