Жизнь нежна
Шрифт:
По ее представлениям, домработница способна их всех голодом заморить. Будто и готовит не так вкусно, и не умело вроде бы. Но Сергей-то точно знал, что их Алина — умница. Что и вкусным все из ее рук выходит, и низкокалорийным. И что она придерживается определенной методики в вопросах питания такой большой семьи, как их.
Но разве Таю можно в чем-то убедить?! Она же, как баран… Нет, как овца, будет стоять на своем. Права, не права, без разницы.
— Здоровое питание! — фыркала она не раз за столом, ковыряясь в поданном овощном рагу. — У меня
И снова Сергею еле удавалось сдерживаться, чтобы не обронить обидных слов в ее адрес. Ведь чтобы у Таи подвело живот, ей нужно было похудеть килограммов на тридцать. Странно, но она будто и не понимала, как безобразно выглядит. Не ограничивала себя в еде. Надевала на себя вещи, которые надевать не следовало. И словно даже не замечала, что ее муж сильно охладел к ней за последний год. Не замечала или не желала замечать.
— Алина, что у нас на завтрак? — немного смягчился Хаустов, встретив на пороге дома домработницу с корзиной чистого высушенного белья.
— Не знаю, — та обиженно поджала губы. — С кухни меня выгнала ваша жена, Сергей. Сказала, что завтрак подаст сама.
Все ясно! С утра Тайку что-то рассердило, может, то, что он не ночевал в их спальне, оставшись на диване в кабинете. И решила теперь отыграться на домработнице. И отыгрываться теперь станет до вечерней зари, постарается довести Алину до слез, его — до бешенства. Только тогда успокоится и уйдет с мальчишками гулять на пруд. Куда санитарные службы гулять ходить запретили. Что-то такое нехорошее слили туда с полей соседнего коллективного хозяйства. Но разве для Таи существовали запреты? Нет, никогда. Ей хотелось пойти туда, она и пойдет. И не одна, а с пацанами. И попробуйте кто-нибудь ее остановить.
А Сергей не станет и пытаться. Он сейчас переоденется, выгонит из гаража машину и поедет завтракать в небольшое кафе, что открыли недавно на самом въезде в их дачный поселок. Даже шлагбаум было из окон кафе видно. Ему там пару раз пришлось поужинать, ничего, понравилось. Не сравнить, конечно, с тем, что готовила Алина. Но гораздо лучшим там все было, включая нарезанный хлеб, чем могла приготовить его жена.
Почему он с ней продолжает жить? Почему не разведется, не уйдет к другой?
Сергей вздохнул, с мрачным видом рассматривая себя в большом зеркале шкафа в спальне, куда он забежал переодеться.
А потому что уходить он вовсе не обязан. Это его дом! Его мозгами и стараниями приобретенный. Это на его земле, выкупленной у государства, он стоит. С какой стати ему отсюда уходить? Он может сюда смело привести какую-нибудь умную смазливую девчонку и…
А вот не может, черт бы побрал все на свете! Не может, потому что тут его пацаны: Володька и Ванька. Как он им ее представит?
Не может, потому что тут Тайка, и сдвинуть ее с места будет так же сложно, как сдвинуть с места Уральский хребет. Она станет орать, брызгать слюной, будет таскаться по адвокатам и судиться, судиться, судиться за каждую пядь земли, за каждый метр их общей жилой площади, за каждый рубль. Его начнут таскать по судам, его станут преследовать судебные приставы.
Это жизнь? Нет, конечно же. Он издергается весь, будет неспособен на открытые и нежные чувства к умной и смазливой, и ее изведет своей нервозностью. Разве же это счастье?..
Можно было бы, конечно, начать все с нуля. Просто уйти, оставив всю недвижимость бывшей жене и детям, и начать строить новый фундамент семьи своей новой и дома. Но тут снова возникало очень много всяких разных раздражающих «но».
Просто уйти не получится, потому что Тайка все равно станет его по судам таскать и требовать раздела в бизнесе. Будет претендовать, как опекун его детей, на долю банке. Станет выслеживать, разнюхивать. Жизни не даст, это точно.
И запросто так построить все заново не получится, потому что очень уж хлопотно это, очень!
Каждый день лететь, сломя голову, на строительство. Проверять, сличать с проектной документацией, сметами. Считать, чтобы тебя не обворовали. Выгонять пинками из вагончика одуревших от работы и жары или холода строителей. Наблюдать за ними, чтобы не пропили мешок цемента, не загнали по дешевке кому-нибудь ящик плитки.
Хаустову все это было знакомо, он уже однажды построил себе дом. Второго раза он может и не выдержать.
А новую семью строить разве проще? Да ничего подобного. Новые приобретения: мебель, картины, посуда, простыни. Новый характер рядом, к которому еще притираться и притираться. Снова пеленки, подгузники, детский рев по ночам, режущиеся зубки, сыпь, корь, ветрянка и снова рев по ночам.
Все на нервах! Все новое строительство: и дома и семьи — на нервах. Готов он опять пройти через это? Когда уже под сорок, когда хочется покоя и умиротворения, готов ли он снова к детскому отчаянному плачу, к издерганной изможденной жене?
Нет, честно отвечал сам себе сотни раз Хаустов. Опять пройти через все то, что называется — «свить семейное гнездышко», он не может.
Да, ему отвратительна его жена — Тая, некогда привлекательная уравновешенная блондинка с загадочным взглядом. Отвратительна ее полнота, ее упрямство отвратительно, но…
Но он вынужден и станет с ней жить до тех пор, пока она не умрет. Почему-то Хаустову виделось всегда, что Тайка умрет раньше его. Виделось или желалось, кто знает, но он был почти уверен, что станет ее хоронить. И даже возможно поплачет над ее гробом сладкими слезами долгожданного освобождения.
— Алло, — проворчал он в трубку.
Номер на дисплее мобильного не определился, а это всегда бесило его.
— Алло, Серенький, приветик, — пропел нежный женский голосок. — Куда направляешься? Видела, видела, как ты из дома выскочил, будто ошпаренный, и в гараж направился. А потом выехал за ворота.
— Следишь, что ли, за мной, Маруська? — хмыкнул он и опасливо глянул себе за плечо, словно там могла сидеть грузная теперь Тая и заносить над его головой громадных размеров кулачище.