Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917
Шрифт:
В конце августа семья Чугаевых переехала в Петербург. Его вступительная лекция в сентябре 1908 года собрала громадную аудиторию, как студентов, так и педагогического персонала. Эта лекция была блестящей; не знаю успел ли он ее напечатать, но я очень уговаривал его это сделать. Лекция касалась и периодического закона Менделеева, и гипотезы происхождения элементов. И хотя сам автор периодического закона указывал, что периодический закон дает доказательства невозможности происхождения элементов из водорода или другого элемента с малым атомным весом, гем не менее Л. А., со свойственным ему увлечением и громадной эрудицией, стал на другую точку зрения и интересными сопоставлениями доказывал, что рано или поздно этот вопрос будет решен в духе гипотезы Проута. В Петербургском Университете Л. А. продолжал с большим успехом работы с комплексными органическими соединениями металлов платины и ее спутников. Эти работы по характеру исследования, являются как бы мостом между неорганическими и органическими соединениями и могут служить веским подтверждением известной координационной теории проф. Вернера. Чугаев продолжал исследовать с своими учениками также некоторые проблемы органической
Приезд семьи Чугаева в Петербург был радостен не только для меня, но также и для наших семей. Наши жены очень скоро сдружились и между всеми нами установились родственные отношения. Точно также Софья Ивановна Мейнцин гер, воспитавшая Чугаева, пользовалась нашей большой симпатией и любовью. Не было ни одной недели, чтобы мы не видались и не бывали друг у друга. Понятно, что при таком сближении наших семей неизбежно должен был наступить момент, когда мы должны были сказать друг другу, что находимся в родственных отношениях. Это случилось в конце января 1909 года, когда я с женой с детьми были на каком-то семейном празднике у Чугаевых; после обеда я и Чугаев пошли прогуляться и во время прогулки я очень осторожно сказал ему, что по всем данным мы находимся в родстве между собою. Он очень радостно подтвердил мне это и с тех пор мы стали братьями не только по родству, но и по работе на научном поприще, так как делились всеми результатами своих химических работ, всеми идеями и помыслами в этой области.
Как научный работник, Л. А. представлял из себя редкий феномен. Многих ученых приходилось мне знать и слышать об их жизни, но такого, как Л. А., я не знал никого. В отношении его любви к науке, Л. А. можно сравнить с знаменитыми проповедниками, которые, отказавшись от всего земного ради любви, правды и духовной красоты, полностью предаются своему делу, не обращая внимания на те ужасные условия, при которых им приходится жить и действовать. Свою цель жизни Л. А. видел только в науке, и любовь к науке брала верх над всем земным. Понятно, что лучшего собеседника и друга, я не мог найти среди моих коллег.
Мои работы по вытеснению металлов к началу 1909 года настолько подвинулись вперед, что я решил сделать доклад в мартовском заседании Р. Ф.-Х. О. Новизна моего доклада собрала большую аудиторию; на него пришли также моя жена и А. А. Чугаева. После доклада состоялся такой оживленный обмен мнений, что было ясно, какой интерес был возбужден результатом нашей работы, — моей и В. Верховского. Так как в половине мая в Лондоне должен был состояться 7-й Международный Конгресс чистой и прикладной химии, то я решил поехать на этот конгресс и доложить в электротехнической секции полученные нами результаты. Л. А. Чугаев также решил поехать на Конгресс и доложить о своих работах о диссперсии; он в этой области открыл очень интересные правильности, обработав значительный опытный материал. Моя поездка в Лондон облегчалась тем, что Артиллерийский Комитет решил командировать меня на Конгресс в качестве русского делегата, о чем было испрошено Высочайшее повеление. ‘
Тотчас же после моего доклада о «вытеснении металлов водородом под давлением», ко мне обратился профессор Технологического Института А. А. Яковкин с просьбой выставить мою кандидатуру на замещение кафедры органической химии и заведывание органической лабораторией. Он мне объяснил, что проф. Фаворский, который занимал эту кафедру в течении около 10 лет (после смерти проф. М. Д. Львова), в виду перегруженности, решил покинуть Институт, и потому все химики Технолог. Института решили обратиться ко мне и просить меня выставить мою кандидатуру, обещав мне, что я буду выбран почти единогласно. Я очень поблагодарил проф. Яковкина и сказал, что подумаю об этом предложении и в скором времени дам ему ответ. Вскоре после этого разговора я услыхал, не помню от кого, что Фаворский заявил в факультете Института о своем уходе, предложил своим заместителем проф. J1. А. Чугаева. Конечно, я немедленно же рассказал J1. А. Чугаеву о предложении проф. Яковкина и просил его совершенно искренно сказать мне: хотел бы он получить это место в Технологическом Институте или оно его мало интересует? Если ему хочется занять эту кафедру, то я тотчас же заявлю Яковкину, что отказываюсь выставить свою кандидатуру; в противном случае, я охотно соглашусь преподавать химию в Институте и заведывать лабораторией, где я могу организовать научные работы по каталитическим реакциям под давлением. Я нисколько не был заинтересован в деньгах, так как я, взяв лекции в Технологическом Институте, должен буду отказаться от лекций в Институте Гражданских Инженеров, которые могу передать ему, если он пожелает их взять. Брат подтвердил мне, что Фаворский, с его согласия, выставил его кандидатуру и что он ничего не знал, о сделанном мне Яковкиным подобном предложении. Он сообщил мне, что в виду слухов об отмене гонорара, получаемого профессорами от студентов за слушание лекций, он боится, что его содержание от Университета будет уменьшено и ему будет трудно содержать семью. Только из этих соображений он желал бы получить лекции в Институте. Убедившись из нашего разговора, что брату хочется взять эту работу, я при первом же свидании с проф. Яковкиным, очень поблагодарил его за лестное для меня предложение, но сказал, что, по независимым от меня обстоятельствам, я никак не могу согласиться выставить свою кандидатуру. Эти переговоры происходили весной; они повторились и осенью; ко мне на квартиру приезжали химики Технологического Института и упрашивали меня выставить мою кандидатуру, обещая полный мой триумф на выборах; но я категорически отказался.
Насколько химики Института хотели меня видеть на
кафедре органической химии, я мог убедиться из результатов баллотировки моего брата. Несмотря на свою безусловно высокую научную репутацию, он менее меня подходил к занятию означенной кафедры в Технологическом Институте, так как все его работы имели чисто академический характер, между тем как характер моих работ указывал на возможность их применения и в промышленности, что для будущих инженеров-химиков представляло громадную важность. При баллотировке брат получил несколько неизбирательных голосов (насколько помню, из 23-х было 7 черных шаров), что можно было объяснить только большой отдаленностью его исследований от современных задач химической промышленности. И действительно, за довольно долгий промежуток (более 10 лет) своего пребывания в Институте ему не удалось создать такой же блестящей школы учеников, какая имела место в Петербургском Университете. Но тем не менее студенты относились к нему с громадным уважением и очень ценили его лекции и советы на практических занятиях, которые велись под его руководством.
Имея основательные познания по изготовлению взрывчатых веществ и будучи преподавателем химии в Институте Гражданских Инженеров, который находился в ведении министерства внутренних дел, я был назначен членом Строительного Комитета для рассмотрения всяких дел, связанных с постройкой частных заводов взрывчатых веществ и порохов. В России в то время имелись следующие главные заводы взрывчатых веществ: Шлиссельбургский завод, завод Виннера в Саблино (в 42 кил. от Петербурга) и Штеровский, на юге России. Моя обязанность заключалась в рассмотрении правильности составленных проектов новых зданий на заводской территории, безопасности изготовления взрывчатых веществ и т. п. В министерстве торговли и промышленности была образована особая Междуведомственная Комиссия по взрывчатым веществам и порохам, куда я тоже входил в качестве представителя от министерства внутренних дел. Эта комиссия занималась, главным образом, изданием законов об изготовлении, хранении и перевозке взрывчатых веществ и порохов, изготовляемых на частных заводах, и состояла из представителей заинтересованных ведомств. Эти обязанности не отнимали у меня много времени, но иногда приходилось ездить на эти заводы вместе с другими специалистами для рассмотрения на месте спорных вопросов. Для меня это знакомство с частными заводами взрывчатых веществ оказалось очень полезным во время войны 1914 года.
9-го мая 1909 года я и Чугаев выехали из Петербурга в Лондон на 7-й Международный Конгресс чистой и прикладной химии. По дороге мы встретили проф. Вальдена, который направлялся на тот же Конгресс из Риги. Мы остановились в Берлине на один или два дня, чтобы зайти в Немецкое Химическое Общество, а также осмотреть химическую лабораторию Эмиля Фишера в Берлинском Университете. Проф. Якобсон, который был редактором “Berichte”, сказал мне, что присланная мною работа о «Вытеснении металлов» уже в наборе, появится в следующем номере журнала и представляет большой интерес. Др. Деккер, доцент Московского Университета, знакомый Чугаева, работавший в то время в лаборатории Э. Фишера, предложил нам свою помощь по ознакомлениюс химической лабораторией. Конечно, мы воспользовались его любезностью, и он показал нам все отделения и комнаты этой обширной лаборатории, которая произвела на нас грандиозное впечатление. Мы не имели намерения представляться проф. Э. Фишеру, не имея к нему какого-либо специального дела и зная, как он занят и недоступен. Но совершенно случайно в одной из зал мы увидали Э. Фишера, разговаривающим с одним из его ассистентов. Было неудобно не подойти к нему и не поздороваться. Когда др. Деккер назвал ему мою фамилию, то Э. Фишер очень любезно поздо ровался со мной и сказал мне, что следит за всеми моими работами и очень ими интересуется. Он пригласил нас какнибудь зайти к нему, но так как мы сообщили, что сегодня же уезжаем в Лондон на Конгресс, то он сказал мне на прощании, что будет рад меня видеть, когда я буду обратно в Берлине. Такое внимание со стороны столь выдающегося химика очень польстило моему самолюбию», и я искренне поблагодарил его за его внимание к моей особе.
Мы поехали через Голландию, из Флиссингена на Дувр, и прибыли в Лондон за день до начала открытия Конгресса. Я видел Лондон впервые и был поражен величием города, громадным движением и удивительным порядком. Мы остановились в недорогом пансионе, обычная цена за который была еще уменьшена для членов Конгресса.
Программа, установленная для Конгресса, была очень интересной, так как на обсуждение был поставлен новый для многих стран и очень важный вопрос об утилизации атмосферного азота для получения из него окислов азота, которые можно легко превращать в азотную кислоту и ее соли. На Конгресс с’ехалось громадное количество делегатов со всех стран; в особенности много было химиков немецких. Открытие Конгресса было назначено в два часа дня и потому все были одеты в обыкновенные костюмы. Открывали Конгресс наследник престола, будущий король Англии Георг 5-й, а председателем был проф. Рамзай, которому все делегаты Конгресса представились накануне в здании Парламента.
Первый доклад об утилизации атмосферного азота был сделан проф. Биркеландом, который, вместе с инженером Эйде, построил на норвежских водопадах первый завод сжигания азота кислородом воздуха в окись азота; последняя в особых колоннах поглощалась водой и давала разведенную азотную кислоту; из последней были приготовлены соли натриева и кальциева (селитры). До этого открытия, вся азотная промышленность базировалась на привозной Чилийской селитре, которая в громадных количествах привозилась в Европу и другие страны. Геологические изыскания показали, что запасов чилийской селитры хватит не более, как на 40-50 лет, и потому возник очень острый вопрос об ее заменее для химической промышленности каким-либо другим сырьем. В виду того, что сжигание азота в окись азота требует громадного расхода энергии, можно было строить заводы для получения азотной кислоты только там, где имеется дешевая энергия, т. е. используя для этой цели мощные водопады или течение рек. Только при таких условиях стоимость азотной кислоты и ее солей могла конкурировать с природной чилийской селитрой. Но опыт норвежской заводской установки на большом водопаде в сильной степени импонировал делегатам съезда, и у многих явилось убеждение, что смелые попытки норвежских ученых в скором времени создадут новую эру в химической промышленности, которая в будущем будет обходиться без естественных рессурсов, а установит новую отрасль химии: производство связанного азота.