Жизнь Пи
Шрифт:
Бабу подошел к опускной двери между клетками и потянул ее вверх. В предвкушении удовольствия Махиша затих. Я расслышал только, как отец, обведя нас строгим взглядом, повторил: «Навсегда запомните этот урок», – и как заблеял козел. Он, наверное, блеял и раньше, просто мы не слышали.
Я почувствовал, как матушка прижала руку к моему заколотившемуся сердцу.
Опускная дверь не поддавалась – только громко скрежетала. Махиша был вне себя: казалось, он того и гляди прорвется сквозь прутья. Тигр, похоже, колебался: то ли остаться на месте, там, где добыча близка, но ее все равно не достать, или переметнуться на нижний ярус, откуда далеко до козла, зато ближе к опускной двери. Тигр вскочил и снова зарычал.
Козел принялся скакать. Он подскакивал на невероятную высоту. Никогда не думал, что козлы способны на такое. Но позади клетки высилась гладкая бетонная стена.
Поддавшись с неожиданной легкостью, опускная дверь взлетела вверх. Опять стало тихо – слышалось только, как блеет козел, цокая копытами по полу.
Из клетки в клетку метнулась огненно-черная молния. Один день в неделю больших кошек обычно оставляют без кормежки, чтобы они хоть так могли ощутить себя на воле.
Лишь потом мы узнали, что отец велел морить Махишу голодом три дня кряду.
Не помню, видел ли я кровь, перед тем как отвернулся и рухнул матушке на руки, или я размазал ее жирными пятнами уже после, в моем воображении. Но я точно все слышал. И этого хватило с лихвой, чтобы у меня, прирожденного вегетарианца, потемнело в глазах. Матушка увела нас прочь. Мы были в истерике. Да и матушка была вне себя:
– Как ты мог, Сантуш? Ведь они дети! Ты испугал их на всю жизнь!
Ее укоризненный голос дрожал. На глазах у нее я заметил слезы. И мне полегчало.
– Гита, голубка, это же ради них. Что если Писин как-нибудь возьмет да сунет руку в клетку – погладить дивную рыжую шерстку? Пусть уж козел вместо него.
Отец говорил мягко и тихо, почти шепотом. Как будто раскаиваясь. Ни разу не слыхал, чтобы он при нас называл маму голубкой.
Мы стояли и жались к матушке. Отец тоже обнял ее. Однако урок на этом не закончился, хотя и не был уже таким жестоким.
Отец повел нас ко львам и леопардам.
– Был в Австралии один сумасшедший с черным поясом по карате. Так он вздумал потягаться силой со львами. И поплатился. Вот дурак! Наутро смотрители нашли от него только ножки да рожки.
– Да, папа.
Гималайские медведи и губачи.
– Одним ударом когтей эти миленькие мишки выпотрошат вас и разбросают внутренности по земле.
– Да, папа.
Гиппопотамы.
– Своей рыхлой, дряблой пастью они перемелют вас в кровавое месиво. А на суше обгонят в два счета.
– Да, папа.
Гиены.
– Самые крепкие челюсти в природе. Не думайте, что геены трусливы и пожирают только падаль. Чушь! Они и живьем вас слопают за милую душу.
– Да, папа.
Орангутаны.
– Один такой зверь запросто завалит десяток здоровяков. И переломает кости, как спички. Некоторых из них я помню еще малышами, помню, как вы с ними возились. Теперь они повзрослели, набрались сил и поди угадай, что у них на уме.
– Да, папа.
Страус. – С виду непоседа и глупыш, да? Так вот, страус – одно из самых опасных животных в зоопарке. Одним ударом клюва запросто перебьет вам хребет вместе с ребрами.
– Да, папа.
Индийский олень.
– Милашка, правда? Если самец вздумает напасть, то вот этими самыми рожками проткнет вас насквозь, как кинжалами.
– Да, папа.
Одногорбый верблюд.
– Одним слюнявым укусом запросто отхватит у вас полбока.
– Да, папа.
Черные лебеди.
– Своими клювами вмиг раскроят вам череп. А крыльями переломают руки.
– Да, папа.
Птицы-малютки.
– Своими клювиками в мгновение ока перекусят вам пальцы, как батончики масла.
– Да, папа.
Слоны.
– Самые опасные звери. В зоопарках от них гибнет куда больше смотрителей и посетителей, чем от любых других зверей. Молодой слон сперва разорвет вас на куски, а после растопчет. Такое случилось в одном европейском зоопарке с бедолагой, который через дырку в ограде пролез в слоновий вольер. А слон постарше, ничем не прошибаемый, прижмет вас к стене или сядет сверху – и всмятку. Как ни смешно, подумать над этим стоит!
– Да, папа.
– Есть еще звери – мы их обошли. Но не думайте, что они не опасны. Животное, даже крохотное, может за себя постоять. Любой зверь свиреп и опасен. Может, он и не убьет, зато точно покалечит. Будет царапаться и кусаться, да так, что страшные гнойные раны, заражение крови, лихорадка и десять дней в больнице, считайте, вам обеспечены.
– Да, папа.
Мы подошли к морским свинкам, единственным животным, которых по распоряжению отца посадили на диету вместе с Махишей, – оставили вчера без ужина. Отец открыл клетку. Достал из кармана коробочку с кормом и высыпал на пол.– Видите, это морские свинки?
– Да, папа.
Обессилевшие от голода, зверьки судорожно набивали себе щеки зерном.
– Так-так… – Отец наклонился и вытащил одну наружу. – Вот они не опасны. – Другие свинки мигом бросились врассыпную.
Отец рассмеялся. И передал пищащего зверька мне. Отцу хотелось закончить урок на радостной ноте.
Свинка испуганно замерла у меня в руках. Совсем детеныш. Я подошел к клетке и осторожно опустил его на дно. Он тут же кинулся к матери. Единственно, почему наши свинки считались безопасными – они не кусались до крови и не царапались, – так только потому, что были почти ручные. А так взять морскую свинку голыми руками – все равно что схватиться за лезвие ножа.
Урок закончился. А мы с Рави дулись на отца всю неделю. Матушка тоже держалась с ним холодно. Когда я проходил мимо ямы с носорогами, мне чудилось, будто носороги стоят печально понурив головы, и переживают, что потеряли верного друга.
Но что поделать, любовь к отцу оказалась сильнее. Жизнь идет своим чередом, и тигров ты как будто уже не замечаешь. Правда, я здорово переживал, что попытался свалить на Рави вину, хотя тот не натворил ничего такого. А он в отместку знай меня стращал, приговаривая: «Ну погоди, вот останемся одни. Будешь следующим козлом! »