Жизнь, по слухам, одна!
Шрифт:
В общем, на девицу он убил минут десять, никак не меньше.
Когда он отъезжал, она махала ему рукой, словно провожая, а Генка несколько раз посигналил ей на прощание.
Насилу отделался.
Все, все беды из-за баб! Кабы не бабы, у него была бы прекрасная жизнь!
Теперь нужно придумать, как именно он станет добывать телефон, который ему велели добыть.
Если выдра и выпь Катька дома – нет ничего проще. Она только свой драгоценный портфель не выпускает из рук, а на сумку вообще никакого внимания не обращает.
Сумка всегда стоит справа,
Выезжая на проспект, Генка фыркнул и покрутил головой! Деревенщина, дураки, до смерти своей в горсть сморкались, а туда же – в аристократы лезли! Про Питер теща выражалась, что это «город царей», и никогда не могла взять в толк, что не царей, а императоров, а это вовсе разные вещи. Про Лондон говорила, что «в нем уютненько, но нам с отцом в Белоярске лучше, один Енисей-батюшка чего стоит!» И доченьку свою полоумную в том же духе воспитали – книжки она все читает, цитаты цитирует, молчит, а в модных художниках так и не научилась разбираться, все ей подавай Рембрандта да импрессионистов, а чего такого они создали-то?! Ну чего?! Знаменитый «Ночной дозор» навевал на Генку тоску – какие-то люди, странные одежды, развевающиеся тряпки, да еще собачка в углу недорисованная, говорят, что гениальная! Вот далась человечеству эта недорисованная собачка!.. Чем она гениальна?!
Город царей! Каких таких царей?!
Значит, сумка стоит на комодике справа. Генка войдет потихоньку, вытащит трубку да и уедет. Его женушка скорее всего вовсе ничего не заметит – после вчерашнего она наверняка находится в обмороке и собирается на тот свет следом за подругой.
Хоть бы скорей туда отправилась, что ли, избавила Генку от необходимости заниматься грязной работой!
Это выражение – «грязная работа» – он почерпнул в одном очень неплохом детективчике. Там герой тоже печалился, что вынужден заниматься грязной работой.
Генка чувствовал себя отчасти героем, отчасти загнанным в угол волком, который огрызается и скалит зубы, мечтая вырваться на свободу.
Волком чувствовать себя было приятно. В этом было что-то очень мужское.
Так, хорошо, а если дурехи дома нет? Что тогда?
Наверное, и в самом деле ничего, придется просто подождать. Рано или поздно она заявится, быть такого не может, что ее уже нашли и арестовали.
Господи, как все будет прекрасно, когда ее арестуют! Как он, Генка Зосимов, будет счастлив, как свободен! Все станет легко и хорошо, все начнется сначала, и это новое будет гораздо, гораздо лучше и правильнее старого!
Телефон зазвонил, когда он уже выехал на Каменноостровский.
Генка вздрогнул, мигом вспотевшая рука поехала по обшивке руля.
Кто это может быть? С работы? Что соврать? А если нет?! Если это… из милиции?! Или… или…
Звонила Ася.
Ася, ниспосланная ему небесами, чтобы обратить и спасти! Ася, чистая, свежая, похожая на порыв прохладного ветра в жаркий июльский полдень! Ася, которая смотрела на него прозрачными и чистыми глазами олененка Бемби!..
Телефон звонил. Генка упивался мыслями.
Ася, которая никогда не разрешала себя провожать, которая была таинственна, как ночная греза, которая никогда и ничего у него не требовала, кроме нежности и понимания, а по части нежности и понимания Генке просто нет равных!..
Телефон звонил.
Господи, да что ж он не отвечает-то?!.
– Да, – сказал Генка нежно. Ему показалось даже, что из трубки запахло ее духами.
– Это я, – негромко сказала Ася. – Привет. Ты где-то едешь в своей большой машине по большому городу?
– Я еду в своей большой машине по своему большому городу, – заходясь от счастья, подтвердил Генка. – А откуда ты знаешь?..
– Я слышу, как работает мотор в твоей большой машине.
– Как давно ты мне не звонила!..
– Разве давно?
– Очень давно!
– А ты скучал?
– Я думал о тебе каждую минуту. Нет, каждую секунду.
Самое главное, в этот момент Генка Зосимов искренне верил в то, что думал об Асе каждую секунду. Как это у него получалось, он и сам не знал, но получалось.
– Я была занята, – объяснила Ася очень серьезно. – И не могла тебе позвонить.
– А ты думала обо мне? Хоть чуточку?
Она засмеялась, кажется, немного грустно.
– Я же тебе звоню…
– А что это значит?
– А это значит… Ничего это не значит!
– Ну вот, – огорчился Генка. – Ничего не значит! Мы можем с тобой сейчас встретиться? Ты в городе? Или там, у себя в Гатчине?
Она сказала, что в городе, но задержится не слишком долго.
– Ты же знаешь, – добавила она, – я надолго не могу.
– Тогда давай…
Он посмотрел на часы, выкручивая руль. Да, да, про то, что его послали «на дело», он отлично помнил, но «дело» никуда не денется, если он просто попьет где-нибудь в центре кофейку! Всего полчаса это займет! Ну, может, чуть побольше! А телефон можно забыть в машине, или вытащить из него батарейку, а потом сказать, что разрядилась, или придумать еще что-нибудь!
Что такое?! Имеет он право на личную жизнь или не имеет?!
– Тогда давай встретимся в кофейне на Разъезжей? Только прямо сейчас! Можешь туда подъехать? Или давай я за тобой заеду, куда скажешь! И не говори, что не можешь, малыш!
И этот самый «малыш» выговаривался у него естественно и совершенно серьезно, как будто не было в нем никакой первобытной пошлости. Еще Генка говорил всем своим женщинам «лапуля» и «зая» – и это у него выходило легко, и «лапули» и «заи» всегда радовались, им нравилось!..
– На Разъезжей? – будто сомневаясь, переспросила Ася. – А где там кофейня?
– Ну, как же, дом шесть! Там подают отборный ямайский кофе! Самый лучший в Питере.
На самом деле Генка кофе не очень любил и о том, что он бывает ямайский, да еще отборный, узнал от Катьки. Выдра и выпь эта Катька, но хоть на что-то пригодилась!