Жизнь полна неожиданностей
Шрифт:
Оливия нахмурилась. Почему она никогда не задумывалась о том, что же она, в конце концов, чувствует к Льюису? Ведь раньше она всегда была уверена в своих чувствах. Но Льюис спутал все карты. А может, их спутал ребенок?
Подумав о существе, растущем в ней, Оливия заволновалась. Не навредили ли ему их с Льюисом пылкие занятия любовью?
Наверняка нет. Оливия вспомнила, как ее сестра говорила, что занимается любовью в течение всей беременности. Более того, по словам Кэрол в этот период она особенно возбудима и сексуальна. Кроме того, в шесть недель малыш не больше орешка. Глупо так
Но эта внезапная паника сказала Оливии о многом. Ребенок стал реальностью, а она начинала чувствовать себя матерью. И что же ей делать?
Услышав быстрые шаги на лестнице, Оливия свернулась калачиком на своей половине постели и притворилась спящей. Она не пошевелилась и тогда, когда под тяжестью тела Льюиса прогнулась кровать. Но когда его обнаженные ягодицы прикоснулись к ее, она чуть не вздрогнула.
Сон долго не шел, а когда она наконец уснула, рухнули все возведенные ею барьеры. Поэтому, когда на рассвете Оливия почувствовала, как Льюис гладит ее груди, она не воспротивилась его ласкам, а, наоборот, потянулась к нему всем телом. Он накрыл ее тело своим и вошел в нее прежде, чем она проснулась окончательно. Оливия инстинктивно обняла Льюиса ногами за талию и приподняла бедра ему навстречу. Их слияние в предрассветной тиши было медленным и нежным. Она гладила его спину, а Льюис покрывал ее лицо легкими, трепетными поцелуями.
Они снова достигли оргазма одновременно. Когда в ее объятиях Льюис конвульсивно вздрогнул, ее окатила волна нежности и радости. Им очень хорошо вместе. Может, они и не любят друг друга, но нежность и забота присутствуют в их отношениях. Не могут люди заниматься любовью так, если их не связывают глубокие чувства.
Оливия вновь провалилась в сон, но на этот раз ее крепко обнимали руки босса.
Глава 10
Ее разбудил запах кофе. Она почувствовала его, еще даже не открыв глаза. Оливия уже откинула стеганое одеяло, чтобы выбраться из постели, но в этот момент в комнату с дымящейся чашкой в руках вошел Льюис. Вовремя вспомнив, что она полностью обнажена, Оливия быстро юркнула обратно под одеяло.
Небритый, но с влажными после душа волосами, Льюис был одет в поношенные джинсы и красную футболку. Оливия впервые увидела своего босса не в костюме, и он показался ей еще более сексуальным и привлекательным.
— Доброе утро, — жизнерадостно приветствовал он Оливию. — Хорошо спалось?
— Э-э… Да, спасибо, — пробормотала Оливия, натягивая одеяло до подбородка.
Выразительно вздохнув, Льюис поставил чашку на тумбочку и сел на кровать рядом с Оливией.
— Перестань, Оливия, — с усмешкой сказал он. — Я думал, эту стадию мы уже прошли.
— Какую стадию?
— Замешательства, стеснения. Оливия, мы — любовники. Это уже произошло, и время вспять не повернуть.
Ты ведь не жалеешь? — вдруг с беспокойством спросил Льюис и даже подался вперед, ожидая ее ответа.
— Нет. Правда.
— Тогда в чем проблема?
— Я.., я просто не ожидала такой заботы — кофе в постель. Ты балуешь меня, а я к этому не привыкла. —Высунув руку из-под одеяла, Оливия взяла чашку и сделала несколько глотков.
— Тогда привыкай, — сказал Льюис, глядя на нее сияющими синими глазами. — Вскоре ты поймешь, что в жизни я совсем другой, чем в офисе. Мне нравится заботиться о своей женщине, а ты — моя женщина, Оливия. Вот так обстоят дела!
Оливия была ошарашена этим неожиданным признанием. Полночи она занималась самобичеванием из-за того, что оказалась такой легкой добычей, не просто дала себя соблазнить, но активно участвовала в этом. Ей казалось, что Льюис окончательно разочаровался в ней. Она уснула и проснулась с этой мыслью. А в действительности все оказалось совсем иначе…
— Я.., я бы очень хотела быть твоей женщиной, Льюис, но…
— Но что? То, что я сказал сейчас, это именно то, чего я хочу.
— А ты подумал, что будет в офисе? — Оливия изо всех сил сдерживала рвущуюся наружу радость. —Все будут перешептываться и хихикать…
— А зачем им знать о нас? — прервал Льюис. Сердце Оливии болезненно сжалось.
— Ты хочешь скрывать наши отношения?
— Некоторое время. Пока мой развод не вступит в силу. Лично я плевать хотел на сплетни, но я знаю, как они могут ранить такую чистую и чувствительную натуру, как ты.
От этих слов Оливия пришла в восторг, ей показалась, что у нее даже крылышки пробиваются. Эти слова доставили ей огромное удовольствие, почти как если бы Льюис сказал, что…
Но если Льюис рассчитывает на длительные взаимоотношения, рано или поздно ей придется сказать о ребенке. Этот секрет скоро перестанет быть секретом. Наверное, в этой ситуации — чем раньше, тем лучше…
— Льюис…
— Да?
— Есть одна вещь, которую я.., я… — Уже открыв рот, чтобы сказать о беременности, Оливия вновь испытала страх и неуверенность. Ведь Льюис не сказал ни одного слова о любви. Он еще не разведен и не может жениться по объективным причинам, не говоря уже о субъективных. Может быть, все, что ему нужно от нее, — это секс? А вдруг он все-таки будет настаивать на аборте?
— Ну, говори, — резко произнес Льюис. От резкости его тона Оливия широко раскрыла глаза, но так ничего и не смогла сказать.
— Я знаю, что ты меня не любишь, — быстро заговорил он. — Я и не рассчитывал на это, понимая, как нелегко тебе снова довериться мужчине после того, как Николас причинил тебе такую боль. Буду честен с тобой, Оливия. Я тоже не влюблен в тебя. Во всяком случае, я не испытываю той слепой, всепоглощающей страсти, которая делает нас безумцами, бросает в омут мучительных отношений и, по сути, ведет в никуда.
Оливия слушала его правильные, рассудительные слова и не могла понять, почему ей так горько и тревожно на душе.
Дверной звонок заставил Льюиса удивленно нахмуриться.
— Кого это принесло в субботу в такую рань?
— Надеюсь, это не твоя мама, — пересохшими от волнения губами прошептала Оливия.
— Вряд ли. По субботам мама ходит по магазинам. Хотя она не стала бы возражать против твоего присутствия в моей постели. Удивлена?
Льюис встал.
— Пей кофе, — бросил он через плечо, — а я пока узнаю, кому понадобился.
Оливия машинально бросила взгляд на часы единственный предмет на ее обнаженном теле — и удивилась: было почти десять часов. Не такая уж и рань!