Жизнь реальна только тогда, когда 'Я есть' (фрагмент)
Шрифт:
Обе шли, опираясь на трости, и обе были сгорблены.
Я должен признаться, что согбенная фигура первой не трогала меня так сильно, потому что я считал это и принимал как нормальный удел каждого человека в почтенном возрасте.
Но с искривленной позой второй я был совершенно не способен примириться; каждый раз, когда я замечал ее, во мне поднималось чувство протеста и мое сердце колотилось, как у резко остановленной лошади.
Потому что только каких-то восемнадцать лет назад из-за этой, теперь сгорбленной и с пожелтевшим лицом женщины и ее случайного присутствия на происходившем в Санкт-Петербурге конкурсе красоты знаменитая Лена Кавальери, тогда в расцвете своей юности, лишилась своего первого приза.
Продолжая сидеть на скамейке, а также продолжая не мешать автоматическому течению мыслей об этих дорогих для меня женщинах в связи с этим местом, я вспомнил и очень сильно пережил в себе снова в точности то чувство глубокой растроганности, которое я не раз испытывал, когда они говорили друг с другом.
Я вспомнил, как часто случалось, что они сидели рядом со мной, одна справа от меня, другая слева, почти касаясь меня, и сидели так, что, хотя очень тихо, чтобы не мешать мне, они иногда, когда я наклонялся вперед, сосредоточившись на своей работе, могли шептаться друг с другом у меня за спиной.
И это их перешептывание и их полное понимание друг друга всегда производило во мне это чувство глубокой тронутости.
Дело в том, что моя мать не знала ни слова на том языке, на котором говорила моя жена, а моя жена в свою очередь не понимала ни слова на языке, на котором говорила моя мать.
Несмотря на это они не только очень свободно обменивались мнениями, но они сообщили друг другу в очень короткое время весь своеобразный опыт и всю историю своих жизней.
Из-за общего объекта этой центростремительной любви, очень скоро они сочинили очень своеобразный самостоятельный диалект, состоявший из многих разных языков.
Мои мысли, в то время, как все еще продолжалось во мне переживание упомянутого чувства, незаметно перешли вновь к теме, мучившей меня во все дни этого моего само-вопрошения.
Начав думать об этом вновь, я поднялся, чтобы идти домой, так как уже становилось довольно холодно.
Через несколько шагов, в моих мыслях внезапно появилось, и после небольшого сравнения стало для меня совершенно ясным, следующее:
За все время моей величайшей занятости писанием качество моей работоспособности и ее продуктивность всегда была результатом и зависела от долготы и тяжести констатации моим активным мышлением автоматических - то есть пассивных - переживаний страдания, происходившего во мне, об этих двух, для меня ближайших женщинах.
Потому что уже с самого начала, когда я был физически совершенно беспомощен, я занялся своим писанием, уверенный, без тени сомнения, в безнадежном состоянии их здоровья и в их надвигающихся смертях.
С тех пор начало происходить вот что: как только мое активное мышление относительно вопросов писания слабело хотя бы немного, немедленно все духовные части моего существа начинали ассоциироваться во мне вокруг них.
И так как любая ассоциация, связанная с ними, влекла за собой процесс страдания - то я, чтобы не испытывать этого неприятного процесса, немедленно зарывался в вопросы писания.
Необходимо признаться здесь, что страдания мои были в основном о моей жене.
В этом, как я теперь понимаю, играл большую роль мой, так сказать, "непримиримый протест" против несправедливости случайной и своевольной судьбы.
Горе было в том, что, считаясь многими людьми в то время (и может быть, даже сейчас, я не знаю) единственным человеком на Земле, который мог бы полностью излечить ее от этой болезни, тем не менее, в то время из-за моей собственной болезни я не мог этого сделать.
Самоуверенность, которую я выразил сейчас, может быть, при желании, оправдана и адекватно понята каждым читателем, если он прочтет только одну главу из моих писаний на тему "закона вибраций".
Итак, с бурными чувствами и дикими мыслями выйдя из сада, качаясь как вдребезги пьяный, я каким-то образом добрался до своей комнаты.
Здесь, не раздеваясь, я лег на свою постель и, против всех моих привычек, заснул сразу же и проспал всю ночь.
На следующее утро, как только я проснулся, мне сразу вспомнилось то открытие, которое я констатировал прошлым вечером.
Я начал еще раз вспоминать эти вещи и сравнивать их.
И на этот раз, без всякого сомнения, я снова установил, что за время первых трех лет моего авторства моя работоспособность, так же как и моя продуктивность, в действительности все время напрямую соответствовала долготе и глубине этого, так сказать, "контакта" моего сознания с страданием, происходившим во мне о моей матери и моей жене.
Моя работоспособность в то время была на самом деле феноменальной, потому что я исписал по крайней мере 10 000 килограммов бумаги и затронул почти все вопросы, которые вообще могут возникнуть в человеческом уме.
Установление теперь еще раз, на свежую голову, этого факта смутило меня очень серьезно.
Это серьезно смутило меня потому, что я уже знал и был убежден до этого без всякого сомнения, благодаря моему собственному многообразному опыту, что хотя возможно достичь любой цели, которую ставишь сам себе, это можно сделать исключительно через сознательное страдание.
Объяснить мой случай, однако, такой объективной возможностью было совершенно невозможно.
И это было невозможно объяснить, потому что в этом частном случае я страдал несознательно, когда этот процесс происходил во мне автоматически в соответствии с моим типом и случайной кристаллизацией в нем соответствующих психических факторов.
Интерес, возникший в моем существе в то утро, был такой силы, что "Бытие-жажда", до этого владевшая мной - найти любой ценой выход из моей тяжелой ситуации - полностью исчезла, а ее место заняло непреодолимое желание узнать причину этого факта.
А именно, узнать, почему и каким образом мое страдание в этом случае могло содействовать увеличению моей работоспособности.
Благотворный результат для меня этой "Революции Внутреннего Мира", произошедшей во мне, был тот, что с этого момента я мог свободно, не отдаваясь пристрастным чувствам, снова думать моим привычным образом.