Жизнь с двух сторон
Шрифт:
Элен смутилась. Ну, что она могла с собой поделать? Любила она его и вот сейчас молчала, и все думала, зачем он опять к ней?
Неужели за расплатой за мое спасение? Подумала.
И что я теперь ему должна? Дать?
Сама внимательно стала смотреть, как бы играя с ним в молчанку, и кто кого пересмотрит. А потом, не выдержав его такого открытого и влюбленного взгляда, первая отвела взгляд и сказала, отворачивая лицо обреченно.
— Выйди, я сейчас.
Он вышел и стоял у окна в коридоре больницы, пораженный произошедшими с ней изменениями. Она всегда такая подтянутая
Минут через пятнадцать. А он уже подумал, что она запрется и не впустит его, она вышла. Но, то опять была она! Красивая, причесанная, слегка и аккуратно подкрашенная, правда, вместо ее обычного делового костюма и туфель, на ней больничный халат… Но от того ему еще сильнее захотелось к ней прикоснуться, обнять ее и целовать, целовать… В чем он еле сдерживался, и как только она шагнула, он тут же взял ее за руку, а она попыталась вытянуть руку и даже остановилась, попыталась освободить ее силой, второй рукой. А он, не обращая внимания на все ее старания, потянул ее, увлекая к лестнице с этажа. И со стороны люди видели, как высокий парень, пытается силой куда–то вытянуть красивую женщину, а она, как бы сопротивляясь, и это все видели, что нехотя она так делает, пытаясь вырваться.
Когда они подошли к двери, то женщины расступились, признавая в ней ту самую бабу, и только со злостью прошептала одна:
— Совсем совесть потеряла, воровка! Еще тут и сношаться начнет!
— Не потеряла, тетя, и не воровка! А насчет этого, ты лучше у нее спроси?
Сказал Борька, отставая от нее сзади на шаг, но теперь уже она его потянула за собой, за дверь, приговаривая.
— Ну, не связывайся ты с ними, Борька! Отстань!
Потом она все–таки вырвала руку и зашагала перед ним, не оглядываясь по дорожке парка, высоко подняв подбородок. Как бы этим подчеркивая свое презрение и нежелание слышать их комментарии. Он плелся теперь сзади, от его решимости и желания не осталось и следа.
— Вот же суки старые! Как они могут настроение испортить! — В сердцах выругался.
Она остановилась и, подождав его, когда он к ней подойдет, сходу и беспощадно ему:
— А я тоже старая и могу тебе жизнь испортить, понял? Все, больше не приходи!
Оттолкнула его и быстро, не оборачиваясь, пошла назад в свой корпус.
Борька стоял и хлопал растерянно ресницами, и на глазах его от обиды даже выступили слезы. Потом вздохнул и сказал.
— А зря ты так, родная! Я же ведь не отстану! Я своего добьюсь.
Потом началось такое?
Каждый день ей передавали букеты красивых цветов, которые она тут же кому–то передаривала. Потом принесли целую корзинку фруктов и записку.
Она, смущаясь и оправдываясь, взяла ее и, читая, со слезами на глазах говорила, что это ее сумасшедший младший брат старается! Думала этим скрыть, оправдать к ней нежные чувства с его стороны.
А женщины разделились тут же на два лагеря, узнав все подробности. Одни, улыбаясь, и немного растерянно смотрели на нее и только осуждающе качали
— Это надо же, такая старая, а ей молодые любовники цветы каждый день и фрукты ящиками!
— Наверное, столько стырила, что думает, ей на три жизни хватит?
— А следователь приходил к ней и все слышали, как он на нее кричал.
— А что, что кричал?
— Как что? — Умничали. — Где деньги? Вот что! Спрятала и не отдает!
И уже совсем молодые, кто подходил и нехотя прислушивался, с насмешкой им:
— И правильно сделала! И я бы не отдавала! Что упало, то пропало и мое!
Потому, когда в очередной раз к ней пришел Борька, красивый в новом костюме, в белой рубашке и галстуке, то все замерли в ожидании интересных событий.
Подтянулись, высыпали из палат, сестрички выглядывали. Все как бы спрашивали друг дружку. Выйдет она или не выйдет? Станет при всех говорить или снова он ее будет тащить за собой?
Борька все прекрасно видел и чувствовал. Он их суть знал и понимал. А в чем загвоздка?
Дело в том, что у большинства женщин, что лежали подолгу в больнице, уже не было личной жизни, и никто им не приносил каждый день цветов и фруктов. Лучшее, на что они смели надеяться, так это на редкие посещения их мамой, товарищами по работы. Еще реже мужьями и еще реже детьми. А тут?
И не муж, а любовник, как все уверяли и что самое примечательное, молодой, красивый, цыганской внешности и… богатый! Так почему — то считали! Хотя, по этому поводу спорили до хрипоты, доказывая, что ей не надо ничего, у нее всего завались! Во! Показывали рукой под самое горло.
— А вы что же думаете, что директор ресторана, она значит нищая?
И только потом они увидели, что этот цыган, вытащил скрипку и замерев на секунду…
Никто не ожидал! Никто!
Его игра всех привела в замешательство! Такой музыки и в таком исполнении они никогда в своей жизни не слышали!
Борька, как бы не замечая их всех, кто замер, кто стал подходить, играл и играл, прикрывая на мгновенья глаза и когда он, закончив произведение, замолчал. То сначала несколько, а потом многие стали ему кричать.
— Браво! Еще, еще!
И он снова! Час его все не хотели отпускать, и когда он наконец–то опустил скрипку…
Ему так хлопали, так! Некоторые не могли скрыть слез, так его музыка расстроила, другие, наоборот, с радостными и счастливыми лицами….
И тут открылась дверь в палату, перед которой Борька все это затеял и гробовой тишине они услышали, как взволнованный женский голос, негромко произнес.
— Отпустите Борю, пусть он входит.
И сейчас же ему и те, и другие, и со всех сторон.
— Идите, молодой человек, она вас зовет!
— Иди, Боря, иди! Она ждет!
И тут же какой–то веселый и немного грустный голос молодой девки.
— Вот, бабы, как надо! А вы говорите? Вот как ей повезло!
Потом они долго сидели в палате и их оставили наедине. Потом заглядывали и тут же прикрывали дверь и всем.
— Тише! Сидят и молчат! Не мешайте, гуляйте, гуляйте… И только по всему корпусу разносилось потом: