Жизнь щедра на сюрпризы
Шрифт:
— Я и сам этого пока что не знаю. Нужно подождать всего то до завтра. Я думаю, что завтра всё прояснится.
— Оно то прояснится, — уныло протянула Валерия. — Только вот как?
— Знаешь, что? Я отступлю от своего правила, что лучше рассчитывать на плохое, а хорошее будет подарком. Давай верить в то, что всё для нас будет хорошо, только хорошо. И если мы в это будем искренне верить, то так оно и получится. Согласна?
— Согласна, — уверенно ответила Лера и к этой теме они вечером уже не возвращались.
Последний день недели прошёл абсолютно спокойно — никаких разговоров о переезде никто
— Товарищ Морозевич, задержитесь, пожалуйста.
— Вот оно! — подумал Андрей, и они остались наедине.
— Присаживайтесь, пожалуйста. Разговор может стать не таким уж коротким.
Андрей присел на стул, но Коридзе пока что молчал, видимо не зная, как правильно начать этот самый разговор. Наконец, он спросил:
— Андрей Николаевич, что вас не устраивает в нашем гарнизоне?
— Меня лично всё устраивает, товарищ капитан. Я говорю честно.
— Верю, а вашу жену, что не устраивает?
— Товарищ капитан, вы же сами знаете — она работает не по специальности.
— Но ведь она согласилась на эту работу. Зачем же она сюда ехала?
— Ехала с надеждой на лучшее, думала, что будет иметь хоть какую-то возможность лечить детей, а не солдат. Пусть даже не совсем официально, но ей это категорически запретили.
— И она решила жаловаться?
— Вы мне можете не поверить, но ни моя жена, ни я никому никогда не жаловались. Даже в устной форме, а не то, что в письменной.
— А откуда же тогда эти запросы и вызова? — растерялся Коридзе.
— Могу сказать только одно — это не по нашей инициативе.
— А если не по вашей инициативе, то, может быть, вы и не будете никуда уезжать? — обрадовался капитан.
— Если есть официальный вызов и нам разрешат переехать, то мы переедем.
— Но почему? Вам здесь нравится, а жена должна следовать за мужем.
— Она и следует, но это может привести к её профессиональной деградации. А этого, я, если есть хоть малейшая возможность, допустить не могу. Я люблю свою жену, она большая умница. Если так будет продолжаться, то в Союзе ей придётся всё начинать сначала. Зачем ей терять свою квалификацию.
— У нас жёны во всём слушают своих мужей, — протянул Коридзе.
— Мне это известно. Но если, к примеру, у кого-то из ваших мужчин жена прекрасная повариха или вышивает замечательные ковры, то вряд ли ему понравится, если его жене предложат работу посудомойки. Разве не так?
Коридзе укоризненно покачал головой:
— Ох, и тяжело же с вами разговаривать. И откуда только вы берёте все эти ваши примеры? Мне нравится с вами работать, как ни с кем другим. Так почему я должен буду привыкать к работе с очередным балбесом или с таким упрямцем как ваш Горшков?
— Горшков хороший специалист, а то, что он…
— Да ладно, не о Горшкове сейчас речь, — перебил его капитан. — Значит, всё же уедете? — грустно спросил он.
— Сами мы уехать не можем, на то должно быть разрешение командира. А он его может и не дать.
— Как бы не так! — огорчённо воскликнул Коридзе. — Кто его спрашивать то будет? Ведь ваш вызов согласован со штабом группы. Вы это понимаете, не может он его не подписать. Он не может тягаться с такими высокопоставленными лицами, кроме того, есть субординация — он офицер и должен выполнять приказы вышестоящих лиц, а не игнорировать эти приказы. — Он немного помолчал, а затем уже тихо протянул, — командир может его не подписать только в одном единственном случае.
— И что это за случай? — заволновался Андрей.
— Он его не подпишет только в том случае, если будет иметь на руках ваш отказ о переезде, в письменный форме, естественно. А, как я понимаю, такого отказа от вас не последует?
— Не последует, товарищ капитан, — облегчённо выдохнул Морозевич.
— Жаль, но что поделаешь. Ну что ж, командир в понедельник подпишет приказ о вашем переводе. Так что собирайтесь.
— А как нам туда добираться? Мы ведь даже не представляем себе, где это.
— Не волнуйтесь — доберётесь. Нам предписано доставить вас на новое место работы. Так что машина вам будет выделена.
— Спасибо, товарищ Коридзе.
— Илико Вахтангович.
— Что? — не понял Андрей.
— Меня зовут Илико Вахтангович. Хоть при расставании нормально познакомимся. Вот такие дела Андрей Николаевич. Я не в обиде на вас. Вы поступаете так, как подсказывает вам ваша совесть. Но вместе работать было бы лучше. Удачи вам на новом месте.
Андрей искренне поблагодарил Коридзе и буквально помчался домой. Когда он всё рассказал Валерии, то та от радости, как говориться, пела и плясала.
В субботу Морозевичи начали потихоньку складывать свои вещи в чемоданы. Но всё же эта работа не занимала очень уж много времени, они просто не знали чем себя занять. По обоюдному согласию они решили даже не выходить в городок на прогулку — новости в гарнизоне распространялись мгновенно, а говорить на волнующую всех тему им не хотелось. Вот если в понедельник Андреев, действительно, подпишет приказ, тогда другое дело. А сейчас ещё нет повода о чём-то с уверенностью рассказывать. Поэтому они остаток субботы и всё воскресенье просидели дома, что было не так уж и легко при такой то замечательной погоде. В понедельник же от вопросов некуда было спрятаться, а потому Андрей, как, наверное, и Лера устали всё объяснять, ссылаясь на то, что ещё ничего окончательно не решено. Но после обеда Виктор Карамушко, который был в хороших отношениях с Андреем, шепнул тому, что Клюев сообщил ему о подписании приказа на переезд семьи Морозевичей в Белитц-Хальштеттен. Теперь можно было облегчённо вздохнуть и заняться передачей дел Николаю Кравченко — больше пока что было некому. Андрей даже подумал, что нужно успеть переговорить с Коридзе по одному вопросу. И когда на планёрке тот спросил Андрея, кому он пока что передаёт дела, то Морозевич уверенно ответил:
— Я передаю пока дела Николаю Алексеевичу Кравченко, и был бы очень рад, если бы слово "пока" далее не произносилось.
— Вы что это серьёзно, товарищ Морозевич? — удивился Коридзе.
— Вполне серьёзно. Если у присутствующих есть возражения против этой кандидатуры, то пусть выскажутся. Он молодой, но он опытный, и решительный. А что такое совмещение молодости, опыта и решительности показал пример бригадира немецкой группы слесарей, которая восстанавливала котельную. Разве к Стефану были какие-то претензии?