Жизнь Шарлотты Бронте

Гаскелл Элизабет

В январе 1831 года Шарлотту снова отправили в школу. На этот раз она училась у мисс Вулер⁵⁹, жившей в Роу-Хеде, очень милом просторном деревенском доме, стоявшем в поле, несколько в стороне от дороги из Лидса в Хаддерсфилд. Два ряда старинных полукруглых окон этого дома выходили на длинный зеленый склон-пастбище, за которым начинался старинный парк сэра Джорджа Эрмитейджа⁶⁰, именуемый Кирклис. Расстояние между Роу-Хедом и Хауортом не превышает двадцати миль, однако выглядят они совершенно по-разному, словно находятся в разных климатических зонах. Холмы вокруг Роу-Хеда образуют мягкие подъемы и спуски, которые кажутся легкими и воздушными, а расположенные внизу долины пронизаны солнцем и манят путника теплом и зеленью. Именно такие места любили выбирать для своих монастырей монахи, и следы времен Плантагенетов⁶¹ можно обнаружить здесь повсюду,

бок о бок с фабриками современного Уэст-Райдинга. Здесь мы находим парк с его солнечными лужайками и глубокими тенями от старых тисов, саму усадьбу Кирклис – огромное серое здание, некогда принадлежавшее «сестрам во Христе», а также рассыпающийся камень в лесной чаще, под которым, по легенде, лежит Робин Гуд. Неподалеку от парка стоит старый дом с остроконечной крышей – теперь в нем находится придорожный трактир, однако называется он «Три монахини» и имеет на своей вывеске соответствующую картину. Этот старинный дом посещают одетые в бумазейные блузы рабочие близлежащих шерстяных фабрик, благодаря им проложена дорога из Лидса в Хаддерсфилд, на которой возникли здешние деревни. Таковы контрасты – и в образе жизни, и в приметах истории, и в природных условиях, поджидающих путешественника на дорогах Уэст-Райдинга. Мне кажется, что нет другого места в Англии, где разные века соприкасались бы так тесно, как в районе, где расположен Роу-Хед. На расстоянии пешей прогулки от дома мисс Вулер, слева от дороги из Лидса, находятся развалины Хаули-холла, ныне принадлежащего лорду Кардигану, а ранее бывшего собственностью одной из ветвей рода Сэвилов. Возле него расположен «источник леди Энн»: эта леди, согласно легенде, сидела у ручья, когда на нее напали волки. Рабочие с шерстяных фабрик в Бёрсталле и Бэтли, где они занимаются окраской тканей, приходят сюда в Вербное воскресенье, когда воды источника приобретают замечательные целительные свойства. Кроме того, существует поверье, что в шесть утра в этот день вода начинает играть странными цветовыми оттенками.

Участок земли держит в аренде фермер, живущий в том здании, что осталось от Хаули-холла, а вокруг него возвышаются современные каменные дома, населенные людьми, зарабатывающими себе пропитание работой на шерстяных фабриках. И вот новые соседи постепенно вытесняют владельцев старинных домов. Эти старые дома видны повсюду – очень живописные, с остроконечными крышами, с каменными украшениями в виде гербов. Они принадлежат пришедшим в упадок семействам, которые под влиянием жизненных обстоятельств вынуждены уступать свои наследственные земли, поле за полем, богатым фабрикантам.

Густой дым окутывает дома бывших йоркширских сквайров, чернит и губит старые деревья. Пройти к ним теперь можно только по тропинкам, усыпанным шлаком. Землю вокруг распродают под строительство, однако местные жители, хотя и вынуждены покориться изменившимся обстоятельствам, все еще помнят, что их предки находились в зависимости от владельцев здешних холмов, и сохраняют величавые традиции прошедших веков. Взять, к примеру, Оаквелл-холл. Он стоит в чистом поле, на обычном пастбище, в четверти мили от большой дороги. Только это расстояние отделяет его от шумных паровых машин на шерстяных фабриках Бёрсталла, и если вы пройдетесь от бёрсталлской станции до Оаквелл-холла в обеденное время, то встретите множество измазанных синей краской рабочих, которые жадно и торопливо поедают принесенную с собой еду, сидя на обочине большой дороги. Повернув направо, вы подниметесь по холму через пастбище и вскоре окажетесь на тропе, которую называют Кровавой: говорят, здесь бродит привидение некоего капитана Бэтта, негодяя, владевшего близлежащим поместьем в век Стюартов⁶². Кровавая тропа, вдоль которой растут старые деревья, выведет вас на пастбище, где и расположен Оаквелл-холл. Среди местных жителей он известен еще как «Филд-хэд», или «жилище Шерли»⁶³. Другие места действия располагаются неподалеку; по соседству имели место и подлинные события, которые легли в основу романа.

В одной из спален Оаквелл-холла вам покажут кровавый отпечаток ступни и расскажут историю, связанную и с этим следом, и с тропой, по которой вы пришли в поместье. Владелец имения капитан Бэтт находился в долгой отлучке, а семья его оставалась дома. И вот однажды зимним вечером, в сумерках, все услышали, как по тропе кто-то идет твердой поступью. Это был капитан: он открыл дверь, поднялся по лестнице, зашел в свою комнату, где бесследно исчез. Впоследствии узнали, что в день своего появления, 9 декабря 1684 года, он был убит в Лондоне на дуэли.

Камни, из которых сложен старый дом, некогда составляли часть бывшего на этом месте пастората: предок капитана Бэтта захватил его во времена Реформации. Этот предок, Генри Бэтт, присваивал чужие дома и деньги без всяких угрызений совести и дошел до того, что утащил к себе большой колокол бёрсталлской церкви. За такое

святотатство на его земли был наложен штраф, который и по сей день выплачивает владелец поместья.

Однако уже в начале прошлого столетия Бэтты выпустили из своих рук Оаквелл. Дом переходил из рук в руки, и каждый владелец оставлял какой-то след своего пребывания в этом месте. В большом зале прибиты к стене огромные оленьи рога, а под ними висит табличка, удостоверяющая, что 1 сентября 1763 года состоялось большое соревнование охотников, во время которого и был убит этот олень. В охоте участвовало четырнадцать джентльменов, и затем они отобедали своей добычей вместе с Фэрфаксом Фернли, эсквайром, владельцем поместья. Выписаны и имена четырнадцати охотников – все они, без сомнения, были «мужами силы», однако в настоящий момент, в 1855 году, мне о чем-то говорят только фамилии генерального прокурора сэра Флетчера Нортона и генерал-майора Бёрча.

За Оаквеллом дома попадаются и справа и слева от дороги. Каждый из них был хорошо известен мисс Бронте в годы учебы в Роу-Хеде: это гостеприимные дома ее соучениц. От дороги тропинки поднимаются к пустошам, где в выходные можно славно погулять, а затем вы окажетесь у белых ворот, за которыми начинается тропа, ведущая непосредственно к Роу-Хеду.

Комната с эркером на первом этаже, откуда открывается этот приятный вид, – гостиная. Вторая комната там же – класс. Окно столовой выходит на дорогу.

Число учениц в этой школе в годы пребывания здесь мисс Бронте менялось от семи до десяти. Для такого количества не нужен был весь дом, и потому третий этаж пустовал, если не считать поверья о некой леди, шуршанье шелкового платья которой можно услышать, тихонько остановившись на лестничной площадке второго этажа.

Любящая материнская душа мисс Вулер и небольшое количество учениц придавали этому сообществу характер скорее семьи, чем школы. Кроме того, учительница, как и многие ее ученицы, была уроженкой здешних мест. Возможно, что Шарлотта, приехавшая из Хауорта, жила дальше всех от школы. Дом ее соученицы Э. находился в пяти милях⁶⁴, а две другие подруги (изображенные под именами Розы и Джесси Йорк в «Шерли») жили еще ближе⁶⁵. Две или три девочки приехали из Хаддерсфилда, одна или две из Лидса.

Теперь я обращусь к выпискам из письма, любезно присланного мне Мэри, одной из этих подруг детства мисс Бронте. Выразительное и наглядное, это письмо дает представление о том, что происходило в Роу-Хеде при первом появлении здесь Шарлотты 19 января 1831 года.

Впервые я увидела ее, когда она выходила из закрытой кареты. Одета Шарлотта была весьма старомодно и казалась совсем замерзшей и несчастной. Она приехала учиться в школу мисс Вулер. Когда Шарлотта появилась в классе, она переоделась, но и это, другое, платье было таким же старым. Девочка выглядела маленькой старушкой и была так близорука, что казалось, будто она постоянно что-то ищет, наклоняясь к вещам. По характеру она была робкой и нервной, а говорила с сильным ирландским акцентом. Когда ей давали книгу, она склоняла к ней голову так, что чуть ли не касалась страниц носом. Ей приказывали выпрямиться, и она поднимала голову, продолжая по-прежнему держать книгу у самого носа, и окружающие не могли удержаться от смеха.

Таково было первое впечатление, которое Шарлотта произвела на девочку, впоследствии ставшую ее близкой подругой. Другая бывшая ученица вспоминает, как Шарлотта в свой первый день пребывания в школе стояла у окна классной комнаты, глядя на заснеженный пейзаж, и плакала, в то время как другие весело играли. Э. была моложе Шарлотты, и ее нежное сердце тронуло положение, в котором оказалась эта странно одетая и странно выглядевшая девочка тем зимним утром, когда она «рыдала от тоски по дому» в новом месте, среди незнакомых людей. Слишком явные проявления доброты напугали бы маленькую дикарку из Хауорта, но Э. (чьи черты приобретет Каролина Хелстоун в «Шерли») сумела завоевать ее доверие и деликатно выразить сочувствие.

Вновь обращусь к письму, которое прислала мне Мэри: «Мы считали, что она совсем невежественна, поскольку ей никогда не приходилось учить грамматику и в очень малой степени географию».

Это мнение о невежественности Шарлотты разделяли и другие ее соученицы. Однако мисс Вулер была дамой весьма умной и в то же время деликатной и добросердечной: доказательством этого служит ее обращение с Шарлоттой. Девочка была весьма начитанна, но не получила систематических знаний. Мисс Вулер отвела ее в сторонку и сказала, что, по-видимому, ей придется некоторое время поучиться в младшем (втором) классе, пока она не догонит своих сверстниц по грамматике и другим предметам. Бедную Шарлотту это известие расстроило до слез. Тогда доброе сердце мисс Вулер смягчилось, и она мудро рассудила, что такую девочку лучше поместить в старший (первый) класс, одновременно давая ей отдельные уроки по тем предметам, где ее знания были слабы.