Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор
Шрифт:
– Ну да, узнал… А что тебе за дело такое, с кем я гуляю?– с неожиданной злостью спросил Федя.
– О, так ты уже гуляешь с нею? И не боишься?– поддела сестра.
– А чего мне бояться… На войне страшнее было, жив остался, как видишь, а здесь такая девушка появилась, почему бы не поговорить с ней, не проводить домой?– он хмуро смотрел на сестру.
– Как чего бояться? Ты же себя ославишь? Она же, знаешь, где была? Немецкая подстилка она!– выпалила Клавдия и поджала губы.
Федор оторопел от такого напора.
– Ты что болтаешь? Ты за этим пришла, чтобы поклепы возводить? Да что ты о войне знаешь? Окопались здесь, в тылу,
– Ну а ты много знаешь, как я посмотрю. Уже она тебя и охмурить успела?! И когда это случилось? Даже сестру оскорбляешь из-за какой-то там…
– Замолчи, Клавка…– угрожающе проговорил парень.
– А то что – ударишь, прогонишь? Смотрел бы на путных девчат – вон их сколько в поселке. И многие на тебя глаз положили, а ты никого не видишь. Красотку нашел, ишь… Лучше бы к Марише пошел, давно по тебе сохнет, всем спокойнее. Уж та девка свойская, а то нашел себе кралю, как бы беды не вышло,– отворачиваясь от брата с вызовом почти прокричала Клавдия.
– Да что ты привязалась со своими чудачествами? Какой беды? Нашла, кого в пример, – Маришу! Да на ней клейма негде ставить! Чем тебе та девушка не угодила?
– Когда узнаешь, поздно будет, и Шурка ихняя так и говорит: дескать, из-за границы она не просто так сюда попала. А там с немцами водилась…
– Ну все, хватит – поговорили… И перестань мне норов свой показывать… Мать мне нашлась…
– Да… А мать-то тебе ничего не скажет, ты сам должен увидеть…
– Да что я должен и кому – сам разберусь. Иди уже домой, тебя дети ждут, ужином корми. Нечего здесь мне мораль читать,– сердито буркнул Федор, злясь на сестру, на себя, за то, что не может положить конец всем пересудам и защитить девушку, которая так манила к себе.
Вечер был испорчен. Вся радость от воспоминаний об Ане померкла. И как ни хотел бы Федор забыть слова сестры, ему не удавалось успокоиться. Вошел в дом, поужинал молоком и свежим хлебом, надел вельветку и вышел за калитку. Постоял, подумал и пошел вверх по улице в сторону дома Зарудных.
Прошел мимо туда-сюда, немного постоял в переулке, народу вечером на улице нет: все были заняты каким-никаким хозяйством. Ночь приближалась. Не зная, куда себя деть, не имея еще друзей-погодков, с кем бы можно поговорить, посидеть, он со злостью вспомнил слова сестры. И, круто повернув от переулка, вышел на тракт, пошел в сторону дома Мариши. Сам не осознавая до конца, что делает и зачем, он открыл калитку, вошел во двор, постучал в освещенное лампой окно. Занавеска отдернулась, выглянула Мариша, охнула и быстро вышла на порог.
– Пустишь?– коротко спросил Федор.
– Заходи,– как ни в чем не бывало проговорила та, словно расстались только вчера.
Когда Федор вернулся домой, он и сам не знал. Но такое разочарование его охватило, такая досада грызла душу, когда проходил мимо усадьбы Зарудных. Он терзался теперь мыслью о непоправимости содеянного, но, придя домой, уснул и тогда только вскочил с постели, когда петухи закричали.
***
Дни понеслись один за другим. Федор работал, учил мужиков, общался с ними на работе, ремонтировал технику, старался забыть все, что произошло. Изредка встречал на пути к своему дому Маришу – та нарочно приходила на его улицу вечером – отводил глаза, коротко здоровался и проходил мимо. Аню он больше не видел и ничего о ней не слышал. Только какая-то смутная тревога все чаще терзала его душу.
Однажды он снова решил встретить ее у магазина, наблюдая за проходящими по дороге мимо мастерских. Но девушка не появлялась. Не заболела ли, не уехала ли, тревожился он. Но все-таки он подсмотрел момент, когда она тихонько шла по дороге снова в магазин. Ветерок раздувал легкое платье, оно крутилось между ног, заставляя останавливаться и поправлять подол. Федор радостно вышел вслед за девушкой, догнал ее на пути и окликнул:
– Аня! Здравствуйте! Вы в магазин? Я тоже: надо спичек купить мужикам,– чуть запыхавшись проговорил он.
Аня, не останавливаясь, внимательно посмотрела на Федора, кивнула на приветствие, и, пожав плечами, молча продолжала путь. «Что он привязывается? Я же не просила за мной ходить,– подумала она.– Так и прилипнет. Нужно ли мне это?!»
Федор недоуменно шел рядом и тоже молчал. «Почему она молчит? Виноват я в чем-то, что ли? Вдруг узнала что-то обо мне и Марише, или та что-то наболтала Ане о нашей связи… вот дела: и как быть теперь?!»– подумал он.
Так и шли до самого магазина. Аня же шла спокойно, легонько переступая ногами в своих красивых туфельках, помахивая холщовой сумкой. Она будто не замечала, что Федор хотел что-то спросить, словно ей и дела никакого до него нет. Так и вошли в магазин.
Там, как всегда, была Мариша, глянувшая с улыбкой на Федора. Но Аня купила только макарон, рассчитавшись, поблагодарила продавщицу, молча вышла и направилась в сторону дома. Федор же постарался тоже быстро закупить зачем-то спичек, которых никто не просил, и поспешил за девушкой. Она шла так же спокойно, не глядя по сторонам. Парень настороженно шел рядом и молчал. Так дошли до мастерских, далее Аня шла уже одна.
Федор так ничего и не понял, а спросить побоялся. Завернув на работу, он старался забыться. Голова шла кругом, ничего не хотелось, только бы узнать, что случилось с ней. Ничего не придумав, он, кое-как доработав до конца рабочего дня, пошел домой.
В следующие дни он тоже не видел девушку и уже ни на что не надеялся. Дни летели, приближалась пора посевной. Техника была почти готова, мужики обучены и проверены в работе. Как-то проезжая по тракту из района на машине, он увидел Аню, которая шла из магазина уже другой дорогой, а не мимо их усадьбы. А рядом с нею бодро шагал Колька Скнарев, весело что-то рассказывая, смеясь и размахивая руками. Аня же шла молча, опустив голову, не глядя на парнишку, словно того и не было рядом. У Федора взыграло все внутри: «Ну и гад же ты, Колька, не обломится тебе ничего! Все равно я выясню, что случилось с Аней, и заставлю ее поговорить со мной, а там будь что будет».
Аня же поменяла дорогу в магазин после нового скандала с Шурой, когда та обозвала ее гадкими словами.
– Ты думаешь, никто не знает, что ты немецкая подстилка? Пялишь глаза на парней, они-то узнают все о тебе, уж я постараюсь!– почти визжала Шура, не видя, как во дворе появился свекор.
Он подошел, тяжело ступая больными ногами, и тростью огрел Шуру по толстому заду. Та взвизгнула от неожиданности, дернулась, обернулась и сжалась в ужасе.
– Еще раз услышу и увижу, что ты обижаешь Анну, пеняй на себя: выселю из дома, пойдешь со всем своим семейством куда глаза глядят. Я вижу – ты добра не понимаешь: кормлю вас, одеваю, оказывается, пригрел змею. Вон пошла… домой… к мужу… к детям… Чтобы я тебя на дворе не видел!