Жизнь в Древнем Египте

Эрман Адольф

Затем он подходил к алтарю бога и снимал глиняную печать, произнося такие слова: «Глина сломана и печать ослаблена, чтобы эта дверь могла открыться; и все злое во мне я бросаю (таким образом) на землю». После того как дверь была открыта, жрец вначале кадил благовониями перед священной змеей-уреем, хранительницей бога, приветствуя ее и называя все ее имена, а затем входил в святая святых со словами: «Позволь украсить место, где ты обитаешь, и улучшить твой наряд. Князья богини неба пришли к тебе, они спускаются с неба и от горизонта, чтобы услышать похвалу перед тобой…»

После этого жрец приближался к «великому месту обитания», то есть к той части алтаря, где стояла статуя бога, и говорил: «Мир богу, мир богу, живой душе, которая покоряет своих врагов. Твоя душа со мной, твой образ возле меня. Царь принес тебе твою статую, которая живет после подношения царских даров. Я чист». Затем начинался туалет бога: «жрец клал на него свои руки». Жрец снимал с бога старые румяна и прежнюю одежду, разумеется, сопровождая все действия необходимыми формулами. Затем он одевал бога в одежду, которая называлась Немс, и говорил при этом: «Приди, белая одежда! Приди, белая одежда! Приди, белый глаз Гора из города Нехебт. Боги одеваются с тобой в твоем имени Наряд и украшают себя с тобой в твоем имени Украшением». Затем жрец надевал на бога великий наряд, румянил бога и вручал ему его регалии – скипетр, жезл правителя и плеть, браслеты для рук и для ног и два пера, которые бог носил на голове потому, что «он восторжествовал над своими врагами и более великолепен, чем боги или духи». Затем богу были необходимы еще ожерелье и амулет, две красные, две зеленые и две белые ленты; подав их, жрец мог покинуть часовню. Закрывая дверь, он четыре раза произносил слова: «Приди, Тот, освободивший глаз Гора от врагов; не позволь никакому злому мужчине и никакой злой женщине войти в этот храм. Птах закрывает дверь, и Тот запирает ее; она закрыта и заперта на засов».

Таковы были церемонии одевания бога; столь же точными были предписания относительно ритуального очищения комнаты и окуривания ее благовониями и относительно поведения жреца, когда тот открывал алтарь и «видел бога». Например, согласно фиванскому обряду, как только жрец видел образ бога, он должен был «поцеловать землю, пасть на свое лицо, полностью пасть на свое лицо, поцеловать землю, обратив свое лицо вниз, поднести благовония», а затем приветствовать бога коротким псалмом.

Часовня с изображением Птаха из Мемфиса в том виде, как ему поклонялись в Карнаке при Рамсесе II. Часовня и балдахин над ней украшены уреями (согласно L. D., iii. 147 b)

Образ бога, про который было сказано выше, должен был во всех случаях иметь очень малый размер. В святая святых был алтарь, так называемый наос , внутри которого стояла маленькая, богато украшенная ладья (см. иллюстрацию рядом), в которой находилась статуя бога. Таким образом, эта статуя могла иметь высоту лишь около двух футов (60 см); вероятно, она была похожа на те бронзовые статуэтки, которых мы имеем так много. Это все, что нам известно, поскольку этот священный образ бога так строго скрывали от взгляда людей непосвященных, что, насколько нам известно, он ни разу не был изображен на рельефах в храмах [211] . Даже если рисовали святая святых, то показывали на рисунке только божью ладью, украшенную спереди и сзади головами животных, священных для соответствующего бога, и управляемую командой из маленьких бронзовых фигурок богов и царей; в центре на палубе стояла маленькая деревянная надстройка, имевшая форму храма и для дополнительной защиты укрытая навесом из какой-то жесткой ткани [212] . Эту ладью носили по кругу в торжественной процессии во время больших праздников, и для внешнего мира она сама была образом бога. В этом, по сути дела, нет ничего особенного: у других народов в их культах алтарь или парадная колесница бога, которые только и видел народ, в конце концов заменяли для людей само изображение бога. Для Египта характерно, что эту роль играла ладья. Египтяне всегда представляли себе путешествие только как плавание на лодке по Нилу, и поэтому с их точки зрения богу, чтобы переезжать из одного места в другое, тоже была нужна нильская ладья.

211

Исключением, возможно, являются очень поздние по времени рисунки в тайных проходах в Дандаре (Дендере).

212

Мы ясно видим на некоторых рисунках, что навес был из ткани, потому что там видны шнуры, которыми он завязан внизу.

Жрец должен был не только одевать и обслуживать, но и кормить своего бога: каждый день на стол для жертвоприношений необходимо было ставить еду и питье, а в дни праздников полагалось класть еще и подарки. В других странах эти дары в большинстве случаев приносили набожные люди, первоначально так, вероятно, было и в Египте. Но, как уже было сказано, государство, особенно в эпоху Нового царства, заменило в этом случае свой народ, и если частные лица и приносили дары, то совершенно незначительные по сравнению с огромными пожертвованиями царей.

У нас есть много данных о размере и составе таких даров. На внешней стене большого храма в Мединет-Абу до сих пор сохранились отрывки из списка пожертвований, поднесенных Рамсесом II и Рамсесом III этому святилищу, которое они воздвигли.

Священный корабль Амона-Ра во времена Тутмоса II в Карнаке. Когда этот храм позже был перестроен, Сети I велел изобразить на нем свое имя (согласно L. D., iii. 14)

Эти дары могли быть богаче, чем те, которые получали храмы более ранних времен, хотя, конечно, не могли сравниться с пожертвованиями, которые получали Карнак и Луксор. Если мы не будем принимать в расчет наименее важные предметы – мед, цветы, благовония и т. д. – и будем учитывать только различные виды мяса, напитки и караваи хлеба, отмеченные в таблице пожертвований, то обнаружим, что этот храм каждый день получал примерно 3220 караваев хлеба, 24 пирога, 144 кувшина пива, 32 гуся и несколько кувшинов вина. Кроме этого дохода, который шел главным образом на содержание жрецов и прислужников храма, в особые дни ему полагались особые дары. Дополнительные жертвоприношения делались по случаю восьми праздников, которые повторялись каждый месяц. Второго, четвертого, десятого, пятнадцатого, двадцать девятого и тридцатого числа каждого месяца в храм приносили 83 каравая хлеба, 15 кувшинов пива, 6 птиц и 1 кувшин вина; а в день новолуния и в шестой день месяца делались пожертвования в размере 356 караваев хлеба, 14 пирогов, 34 кувшинов пива, 1 быка, 16 птиц, 23 кувшинов вина. По большим праздникам, которыми церковный год Древнего Египта был весьма богат, дары были еще больше. Например, в течение последних десяти дней месяца хоях торжественно отмечался праздник в честь мемфисского бога Птаха-Сокара-Осириса, и храм в Мединет-Абу участвовал в нем. Если мы снова оставим без внимания неглавные дары, то этот список жертвоприношений покажет нам, что царь преподносил храму для этих праздничных дней:

А ведь Птах-Сокар-Осирис был в Мединет-Абу только второстепенным богом. Дары по случаю больших праздников в честь Амона были, несомненно, гораздо большими.

У читателя невольно должен возникнуть вопрос: что происходило с этими излишками пищи после того, как она исполнила свое назначение, полежав на алтаре перед богом? Мы можем предположить, что ее относили в «дом продовольствия» и постепенно расходовали на прокорм служителей и жрецов храма. В таком случае разное количество жертвоприношений указывает лишь на большее или меньшее значение праздника. Однако, посмотрев внимательно на такие списки, как приведенный выше, мы начинаем понимать, что дело обстоит не так просто; если в разные дни праздника количество хлебов меняется от 50 до 3694, кувшинов пива от 15 до 905 и птиц от 4 до 206, то такие большие различия нельзя объяснить одной лишь разницей в святости отдельных дней. Конечно, 26 хояха, праздник Сокара, был главным днем всего празднества, но он не мог быть в двадцать раз святее, чем 30 хояха, день воздвижения столба Дед. Гораздо вероятнее, что причина для выбора именно этих цифр была ближе к практике жизни: возможно, еда должна была насыщать разное число людей, и эти люди были не изображениями бога, а жрецами и мирянами, участвовавшими в празднестве. Численность второй группы, вероятно, бывала очень разной в разные дни празднества, и в зависимости от того, был праздник закрытым или открытым, толпа тех, кто ел и пил жертвенные дары на пиру, была, соответственно, больше или меньше. Это объяснило бы и разницу качества пищи: в одном случае собирались люди из верхов общества, которым были нужны жареное мясо и пироги, в другом преобладали люди из низов, которым было достаточно подать караваи хлеба.

Большие празднества, о которых я рассказывал, были, насколько нам известно, очень похожи. Главным было изображение какого-нибудь важного события из жизни того бога, чей день отмечали. Например, в эпоху Среднего царства на празднике Осириса в Абидосе исполнялось представление, изображавшее прежние сражения этого бога: «враги Осириса оказывались разбиты», а затем торжественная процессия несла этого бога к его могиле на абидосском кладбище Пекер и хоронила там. За этим следовало представление, изображавшее «тот день великой битвы», когда «все его враги были побеждены» в месте под названием Недит [213] . Праздник в честь бога мертвых Эпуата (Анубиса? – Ред.) в Сиуте должен был иметь много сходства с предыдущим: Эпуата тоже «процессия провожала к его могиле», которая находилась в тамошнем некрополе [214] . Сведения такого рода встречаются часто, особенно в более поздних текстах; но мы, не зная мифов, служивших основой для этих праздников, редко можем понять смысл происходившего на них. Мы знаем, что в такой-то день такой-то бог является людям (то есть его проносят вокруг в процессии) и останавливается в храме другого бога, своего друга; но мы ничего не знаем о легенде, объясняющей причину этого посещения.

213

Стела 1204 из Берлина, текст опубликован с погрешностями в L. D., ii. 135.

214

"A. Z., 1882, 164.

Я уже дал описание публичных торжеств по случаю подобного большого праздника. Здесь я добавлю к этому описание еще одного праздника, которое я обнаружил в одной фиванской гробнице [215] . Это праздник «воздвижения столба Дед», завершавший уже упомянутое празднество в честь Птаха-Сокара-Осириса в месяце хоях. Изображенный праздник имел особенно большое значение потому, что отмечался утром в юбилейный день царя. Торжества начались с того, что царь принес жертву «господину вечности» Осирису – мумии в головном уборе, изображающем столб Дед

.

215

Гробница Херуфа в Ассасифе, время царствования Аменхотепа III.

Затем фараон со своей свитой направлялся туда, где лежал на земле «благородный столб», поднять который и было целью праздника. Столб обвязывали канатами, и монарх с помощью царских родственников и одного жреца тянул за них и поднимал столб. Царица, «наполняющая дворец любовью», смотрела на этот священный обряд, а ее шестнадцать дочерей сопровождали его музыкой, играя на трещотках и звенящих систрах – музыкальных инструментах, на которых обычно играли женщины на торжествах по религиозным поводам. Шесть певиц соединяли свои голоса в песне, прославляя бога, а четыре жреца вносили обычные столы для жертвоприношений и устанавливали их перед столбом, который теперь стоял.