Жизнь Вудхауза
Шрифт:
Роберт Маккрам
Жизнь Вудхауза. Фрагменты книги
Детство
«Детство — лучше некуда» (1881–1894)
— Бог ты мой, Дживс!.. По-моему, кто-то мутит воду в источнике, из которого проистекают имена, вам не кажется?
1
Перевод И. Бернштейн. (Здесь и далее, кроме
ВУДХАУЗ — древняя английская фамилия, теперь уже накрепко связанная с тем особым юмористическим повествованием, в котором действуют бестолковая молодежь, чудаковатые аристократы, всемогущие тетушки и камердинеры. Имя Вудхауза известно всему миру, окружено особой английской атмосферой — даже те, кто не читал из него ни строчки, знают, кто это такой…
Человек, которому довелось носить и прославить это древнее имя, третий сын Эрнеста и Элеоноры Вудхауз, родился 15 октября 1881 года в английском городке Гилфорд, по адресу Вейл-плейс, 1, по Эпсом-роуд. Его назвали Пелемом Гренвилом в честь крестного отца, и из этого, как он потом скажет, устрашающего наименования малыш мог выговорить только «Плам». Так он на всю жизнь и остался для своих родственников, друзей и почитателей Пламом, или Пламми. «Если вы спросите, нравятся ли мне имена Пелем и Гренвил, — писал он в 1968 году, — то признаюсь вам: нет».
<…>
Вудхауз родился в викторианскую эпоху, созревал как писатель — в эдвардианскую и писал на протяжении большей части XX века. Он был на два года младше Эйнштейна, Троцкого и Э. М. Форстера; был сверстником Пикассо и Бартока и годом старше Вирджинии Вулф и Джеймса Джойса. Поколение, к которому он принадлежал, полностью перевернуло мир — его облик, язык, даже само время. Но Вудхауз, превративший — благодаря особому дару слышать музыку английской речи — юмористическую прозу в своего рода поэзию, не был революционером ни по духу, ни по воспитанию. Прежде всего он был англичанином, подарившим Англии безумно смешную версию себя самой — версию, которая своим появлением обязана его гению, и в немалой степени — его происхождению.
<…>
Отец Вудхауза, Генри Эрнест Вудхауз, вырос в Повике, городке неподалеку от Вустера. Он родился 14 июля 1845 года, окончил школу Рептон, поступил на государственную службу и в 1867 году получил назначение в Гонконг на должность мирового судьи, которую занимал до 1895 года. Высокий, сдержанный и добродушный, Эрнест — вслед за Бернардом Шоу — шутил, что происходит из «паданцев»: ветви младших и ничего не наследующих сыновей. Он любил баловать детей и ходить на долгие прогулки; от него Вудхауз унаследовал крепкое телосложение и покладистый нрав. Влияние отца на Вудхауза очень заметно: это от него и его знакомых Вудхауз перенял восточные словечки, которыми пестрят его произведения [2] . Как пишет историк Дэвид Кеннадайн, англичане, служившие в колониальных странах, «старались воссоздать то сложно упорядоченное иерархичное общество, которое, как им казалось, они оставили на родине» [3] . «Повсеместное стремление к почестям и наследуемым титулам», характерное для колонистов, не омрачалось сомнениями или беспокойством о судьбе имперской идеи. Вот от такой семьи Вудхауз и заразился интересом к бесконечным тонкостям классовых различий.
2
Это такие слова, как бохи или улун (китайский чай), пурда (изоляция женщин от мужчин в мусульманских странах, а в переносном смысле — замкнутость, одиночество) и т. п. В русских переводах Вудхауза они обычно не сохраняются.
3
David Cannadine. Ornamentalism: How the British Saw Their Empire. London, 2001. — P. 28.
Как истинный англичанин, Эрнест проявлял полнейшее равнодушие к профессиональным обязанностям. За время своей восточной карьеры он научился погружаться в дрему по первому желанию и сохранил эту привычку после выхода на пенсию.
Совсем другим человеком была мать Вудзауза: эта волевая и властная женщина, которую родные шутливо называли «мемсахиб» — «белая госпожа», — держала в руках всю семью. Ее черты можно найти у многих героинь Вудхауза; да и своей упрямой решимостью писать во что бы то ни стало Вудхауз, наверное, обязан ей. Высокая и угловатая, Элеонора — по-домашнему Лил — Вудхауз происходила из не менее древней семьи, чем ее супруг, и могла похвастать
Конечно, хвастаться своими предками — дурной тон, но, черт возьми, Вустеры и в самом деле пришли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем и, между прочим, были с ним большие друзья; но что толку от дружбы с Вильгельмом Завоевателем, если отпрыску древнего рода суждено погибнуть от зубов скотчтерьера [4] .
Дины были истинно викторианской семьей с несколько богемными наклонностями. Сама Элеонора, тринадцатый ребенок в семье, успела проявить себя на сцене; ее бунтовщица-сестра Эммелина (для близких — Ним) обучалась живописи в Париже и семь раз выставлялась в Королевской академии художеств, а написанный ею портрет кардинала Ньюмена — дальнего родственника по материнской линии — и поныне хранится в Национальной портретной галерее; еще одна сестра, Мэри, опубликовала несколько сборников поэзии и романтической прозы, а один из дядьев написал книгу о висте. Воспользовавшись семейными связями, Элеонора отправилась на поиски мужа к своему брату Уолтеру в Гонконг, тут же подцепила Эрнеста и в 1877 году вышла за него замуж, после чего получила семейное прозвище «шанхайка Лил».
4
Перевод Ю. Жуковой.
Вудхауз не был особенно близок с матерью. Повзрослев, он редко с ней встречался — и то лишь в обществе своего брата Армина, которого брал для моральной поддержки. Она слишком много командует, говорил он, и слишком строга к слугам. Изображая в первой главе «Неуемной Джилл» молодого англичанина, которым помыкает мать, Вудхауз, кажется, обращается не столько к воображению, сколько к собственным воспоминаниям. Он ничего не пишет в мемуарах о своих чувствах к матери, но за десять лет после смерти отца он посетил ее лишь однажды, а это говорит о многом.
Для своего времени и общественного положения Эрнест и Элеонора Вудхауз были типичной викторианской супружеской четой. Они произвели на свет нескольких сыновей, назвав их необычными именами: Филипа Певерила (Пева) в 1877 году, Эрнеста Армина (родившегося в 1879 году после двух умерших в родах близнецов), самого Плама и, наконец, Ричарда Ланселота Дина (Дика) в 1892 году — но затем совершенно устранились от всякого родительского участия, как и было принято в колониях. С первых дней жизни Вудхауза отец с матерью были для него в лучшем случае дальними родственниками, в худшем — совершенно чужими людьми. В прозе Вудхауза удивительно мало отцов и матерей, а те, что имеются, обычно сдержаны, холодны, строги и не проявляют любви к своим детям. Дети отвечают им взаимностью. Когда Вудхауз пишет про сына лорда Эмсворта: «Кого-кого, а своего отца Фредди видеть не хотел», — он опирается на собственный опыт.
В 1881 году, гостя у сестры в Гилфорде, Элеонора раньше срока родила маленького Плама и вскоре увезла его в Гонконг, где, как это было заведено, отдала кормилице-китаянке. В 1883 году Эрнест и Элеанора привезли малыша Вудхауза вместе с двумя его старшими братьями в Бат и поручили их заботам мисс Ропер, поборницы чистоты и порядка. Это ее Вудхауз выводит в рассказе «Снова о нянях», где пишет: «А главное, может ли тонкий человек ощущать покой рядом с тем, кто бивал его некогда головной щеткой?» [5]
5
Перевод Н. Трауберг.
Целых три года юные Вудхаузы не видели ни Эрнеста, ни Элеонору. Помещенные под своего рода домашний арест, они разделили судьбу многих детей Британской империи конца XIX века. Если сложить все то время, что Вудхауз провел с родителями между тремя и пятнадцатью годами, то в сумме едва ли наберется полгода — чудовищно мало, как ни посмотреть. «Мать казалась нам чужой», — вспоминал он в старости. Тогда подобное отчуждение родителей от детей считалось нормальным. Сегодня оно кажется безответственным и даже бездушным. Это разобщение наложило отпечаток на всю жизнь будущего писателя.