Жизнь взаймы
Шрифт:
– Если проснется раньше времени, – сказал Паленый, – нам капут. Вон какие клыки…
– Не дрейфь, будет спать до утра. Я впрыснул в мясо двойную дозу. Это и для слона достаточно. Все, потопали. Только тихо!
Они подошли к особняку и, притаившись в тени под стеной, стали ждать.
– Чего ждем? – спросил Паленый.
– Затмения, – нервно хихикнув, ответил Шуня.
Его тоже немного трясло от воровского азарта. Наверное, мыслями он был уже внутри здания.
Им пришлось томиться под особняком не менее получаса. Шуня уже не скрывал волнения и тихо матерился:
– Ну,
– Ты это о ком? – спросил Паленый.
– Есть один кореш… Он должен перерубить кабель от подстанции, которая питает Сироткин квартал. Что-то он задерживается.
– Ему известно, что мы?..
– Ничего он не знает, – сердито ответил Шуня. – Что-либо знать ему не положено. Его дело маленькое – обесточить сигнализацию и получить свои бабки. Все.
Как ни ждали они этого момента, но свет погас совершенно внезапно. Они даже вздрогнули от неожиданно наступившей тишины и полной темноты. Умолкли на какое-то время даже собаки, брехавшие то там, то сям.
– А теперь, Санек, надо торопиться… – Шуня поднялся по ступенькам к входной двери и достал связку отмычек. – Посмотрим, что тут за диво… – пробурчал он, осветив на мгновенье замочную скважину крохотным фонариком.
Шуня управился с двумя дверными замками минут за семь.
– Буржуи хитры, а мы – смекалисты, – нервно хихикнул Шуня, распахивая бронированную дверь. – Нам и не такие нутряки приходилось отжимать. [10] Входи…
Очутившись внутри особняка, Шуня первым делом замкнул двери.
10
Отжать нутряк – открыть внутренний замок (жарг.)
– Зачем? – удивился Паленый.
– А вдруг наш бобер вернется раньше времени? Все может быть… тьфу, тьфу! Так мы услышим, что кто-то шебаршит, и спрячемся. Тут есть, где зарыться, домина как Дворец культуры.
Шуня накаркал. В поисках денег и ценностей они успели осмотреть только четыре комнаты (без особого успеха), как вдруг раздался шум автомобильного мотора, затем мужские голоса, потом открылись ворота гаража, в который можно было въезжать прямо с улицы (он находился в полуподвальном помещении особняка), и машина мягко вкатилась внутрь здания.
Из гаража был выход на первый этаж; это Паленому и Шуне было известно.
– Мать твою!.. – выругался Шуня. – Не было печали…
– Мы попались! – трагическим шепотом сказал Паленый.
– Не хорони себя раньше времени. Лезем на чердак.
Особняк был трехэтажным. На чердак вела крутая деревянная лестница, которую Паленый и Шуня преодолели в один момент. Затаившись за какими-то ящиками и коробками, они стали ждать дальнейшего развития событий.
Судя по голосам, приехали двое – скорее всего, хозяин особняка и еще кто-то. Первый ругался, как сапожник, сетуя на перебои с электричеством, а второй помалкивал, лишь изредка поддакивая густым басовитым голосом.
Но вот хозяин немного успокоился, и где-то с полчаса они говорили о своих делах мирным тоном. Паленому и Шуне не были отчетливо слышны слова собеседников, да они особо и не прислушивались. Их занимала одна-единственная мысль: каким образом сбежать из особняка, чтобы их не заметили?
– Хорошо, что въезд в гараж прямо с улицы, а не через центральные ворота, – шепнул Шуня на ухо Паленому.
– Почему?
– По кочану. Соображать надо. Представляешь картину – заходит наш клиент во двор, а там бобик кемарит, да так, что хрен его с пушки разбудишь. Что он подумает? Если, конечно, не совсем дурак. То-то… Сразу ментам начнет названивать.
– Хорошо бы и дальше нам так везло… – тоскливо сказал Паленый.
– Ни хрена себе везение! Мы в этот момент уже должны были улов дуванить, а нам приходится здесь торчать… как гвоздь в дерьме. Ладно, ты, главное, не дрейфь. Их там всего двое. Ежели что, дергаем на арапа.
– Это как?
– Напролом. Тараном. Руки в ноги – и айда. За домом деревья большие растут, прямо возле забора. Лезешь на ветку и, как мартышка, на другую сторону – прыг, скок. А там парк. Понял?
– Ну…
– Только не бойся! Тем более, что на улице до сих пор темно. И сумку с инструментом нельзя потерять. Там у меня отмычки от самого папаши Фрола – был такой классный спец.
– Я не боюсь.
– Вот и ладушки… эй, что это!?
На вопрос Шуни можно было и не отвечать. Он задал его по инерции. Два приглушенных выстрела один за другим ударили по туго натянутым нервам, вызвав у незадачливых взломщиков временный столбняк.
Не сговариваясь, они замолчали, словно мгновенно онемели; в этот момент тело каждого из них превратилось в одно большое ухо.
Они слышали, как кто-то ходит туда-сюда по комнате, где только что шла мирная беседа. Затем раздался такой звук, будто двигали мебель. А еще через какое-то время под ногами убийцы скрипнули ступеньки лестницы, которая вела на первый этаж, и в особняке воцарилась тревожная тишина.
– Интересно, кто кого замочил? – спросил дрожащим голосом Шуня.
Паленый промолчал. Его словно переклинило. Они продолжали сидеть в своем укрытии, не зная, что им предпринять.
Но вот раздался шум мотора и машина выехала на улицу.
– Н-надо уходить… – наконец прорвало и Паленого.
– Надо, – согласился Шуня.
Они спустились на второй этаж, и тут Шуня, вместо того, чтобы идти к выходу, потянул Паленого за собой в комнату, где только что случилось убийство.
– Ты куда!? – всполошился Паленый.
– Посмотрим… – неопределенно сказал Шуня.
Он уже полностью оправился от потрясения и был как наэлектризованный.
Комната оказалась просторной, шикарно обставленной, гостиной. Она освещалась старинным канделябром. Окна были закрыты тяжелыми плотными портьерами. Возле кожаного дивана лежал человек. Рядом с ним валялся пистолет.
Кровь уже успела впитаться в толстый ковер, но он был песочно-желтого цвета с модным абстрактным рисунком, а потому большое темно-бордовое пятно неправильной формы на его светлом фоне выделялось как нарисованное.