Жизнь за гранью
Шрифт:
— Мой рецепт «мимозы», — прокомментировала Арианна, слегка заплетающимся языком. Она забрала мой стакан, сделала глоток и откинулась на спинку дивана. — Сделай мне тоже, если ты пьешь по утрам, я не могу позволить тебе делать это в одиночку.
Я безумно ее любила.
— Дорогая, мне нравится покутить так же сильно, как и любой другой девушке, и я полностью понимаю, почему ты топишь свои печали. Но как насчет того, чтобы перейти на кофе? — предложила Арианна после двух бокалов и час спустя.
Я поразмыслила об этом.
Кофе. Кофе означал трезвость. Трезвость означала похмелье. Похмелье
— Или, — продолжила Арианна, раз я молчала. — Мы могли бы принять душ, надеть потрясные купальники и отправиться на вечеринку у бассейна, на которую меня пригласили.
Я ухмыльнулась.
— Ты меня полностью понимаешь.
Она обхватила мое лицо ладонями.
— Я полностью понимаю твою потребность наконец-то расслабиться и выплеснуть всю ту боль, которая накапливалась годами. Возможно, это не самый разумный способ сделать это. Но, нах*й разум, мы можем немного повеселиться, пока топим свои печали, — сказала она с грустной улыбкой.
***
Звучала громкая музыка. К счастью, слишком громкая, чтобы расслышать то, что нес мудак рядом со мной. Он осмелился занять пустой шезлонг возле меня. С тех пор как я оставила Арианну на танцполе и решила вырубиться под солнышком, этот парень воспринял мое одиночество как приглашение приударить за мной. Я изо всех сил старалась вежливо отказать ему, но он не понимал намеков. Я сразу решила начать его игнорировать. К тому же, он не мог видеть, что под темными очками мои глаза закрыты.
Через несколько минут он заткнулся, и я обрадовалась, что он, наконец, свалил. Затем я почувствовала, как тень закрывает меня от солнца, тем самым мешая загорать.
— Чувак, сядь, — сказала я с закрытыми глазами, надеясь, что он услышит меня сквозь музыку.
Тень не сдвинулась, отчего я догадалась, что он меня не услышал. Я открыла глаза и увидела, что тень не была одета в плавки и не выглядела так, будто ей весело. Эта тень была облачена во все черное, и поверх черной футболки у нее был знакомый кожаный жилет. Глаза скрывали темные очки, но напряженная линия челюсти сказала мне, что Хансен злился. Позади него я заметила Джаггера и Чарли. Джаггер выглядел немного менее раздраженным и чуть более обеспокоенным. Чарли пялился на сиськи какой-то цыпочки, проходившей мимо него.
Я нацепила темные очки на макушку как раз в тот момент, когда Хансен грубо схватил меня за руку и дернул вверх.
Затем наклонился и взял мою накидку с шезлонга.
— Надень. Быстро, — прошипел он мне на ухо.
Я подчинилась, потому что даже в пьяном состоянии различала в его глазах угрозу. Мой взгляд упал на Арианну, теперь стоявшую рядом с Джаггером, тот держал ее за запястье. Она пожала плечами и усмехнулась. Сумасшедшая сучка.
После того, как я натянула через голову шифоновую накидку, Хансен схватил меня за руку и потащил сквозь толпу по витиеватому коридору к выходу из чьего-то особняка, в котором мы были на вечеринке.
— Хансен, — начала я, когда он остановил меня перед внедорожником.
Он отвернулся от дверцы, которую открывал для меня.
— Ни единого гребаного слова, — отрезал он, более холодным голосом, чем я когда-либо слышала. — Садись в долбаную машину, Мэйси, — приказал он.
Я подчинилась, опять же, из чувства самосохранения.
Он обогнул машину и, взвизгнув шинами, отъехал с подъездной дорожки. В тишине я теребила кисточки на накидке. Не так давно я перешла на воду, но все еще чувствовала опьянение.
— Ты ела сегодня? — спросил он, наконец, напряженным голосом.
— Клубничный дайкири считается?
Хансен пристально посмотрел на меня.
— А ты сама, мать твою, как думаешь?
— Ну, не уверена в фактических ингредиентах, но, так как на вкус они удивительно похожи на клубнику, предполагаю, что ела… поскольку фрукты считаются едой, — пробормотала я.
Мой взгляд упал на Хансена. Видимо, он ожидал услышать «нет». Больше он ничего не сказал, просто свернул к ресторану быстрого питания и сделал заказ.
— Ешь, — скомандовал он, протягивая мне промасленный пакет.
Внезапно я почувствовала голод и вдохнула аромат бургера и картошки фри.
Как только я доела, то поняла, что атмосфера в салоне сгустилась. Возможно, потому, что еда сделала свое дело, впитав алкоголь, кружащийся в моем желудке.
— Ты злишься, — заметила я.
Хансен крепче сжал руль. Я заметила, как побелели костяшки его пальцев.
— Я злился около шести часов назад, сразу после того, как понял, что ты цела и невредима. После того, как я нашел тебя полуголой, полупьяной, растянувшейся на шезлонге, в то время как жирные ублюдки пялились на тебя, я в ярости, — пробормотал он.
Его присутствие и мрачная реальность трезвости принесли боль. Правду. Горькую, уродливую правду, от которой я пыталась убежать.
— Я могу объяснить, — начала я слабым голосом.
— Не хочу ничего слышать, — оборвал он меня. — Поговорим, когда ты отоспишься. Когда окончательно выйдешь из гребаного двухдневного запоя, — отрезал он с отвращением.
Я вздрогнула от его тона и повернула голову. Я была благодарна, но не за его гнев, а за передышку. По крайней мере, теперь я могла продолжить бегать еще немного.
***
Проснувшись, я решила, что умираю. Или, по крайней мере, страдаю от какого-то ужасного вируса, пожирающего мозг. На мгновение я задумалась. Нет. Просто похмелье. Сильное похмелье. Я зажмурилась, желая, чтобы тело вновь погрузилось в бессознательное состояние, пока я не смогу физически справиться с болью. Ничего не вышло. Я лежала очень тихо, пытаясь сориентироваться и справиться с болью, через которую я заставила себя пройти.
Открыв глаза, я увидела, что нахожусь в знакомой комнате. Комнате Хансена. События прошлого стремительно возвращались назад. Та ночь у Арианны, и как я игнорировала его звонки. Как он злился на меня следующим утром. Затем мое блестящее решение пойти на вечеринку у бассейна и продолжить пить. Вместо того, чтобы протрезветь и объясниться с Хансеном. Я даже не могла вспомнить, как добралась до кровати, не говоря уже о том, чтобы переодеться в футболку, которая сейчас была на мне.