Жизненная сила
Шрифт:
Двое этих любовников и были Бродягами. Их выдали гастрономические пристрастия. Кто-то заметил, что высокая миловидная женщина заказала тарелку с таким чудовищным блюдом, как молотокрылые, и когда их подали, стала вскрывать спинки с невероятной опытностью, а потом положила несколько кусков и на тарелку мужчине, причем прежде чем он начал есть, поцеловала ему руку.
– Бродяги! Вот они!
– закричал кто-то. Личности всех видов услышали через переводчиков
этот крик, и тут же ответили тем, что повскакали с мест, окружили маленький столик всеми своим членистыми ногами, неправдоподобными руками и тому подобным и на разные голоса и запахи стали
– Посмотрите! Посмотрите! Бродяги!
– Держите их!
– Эй, кто-нибудь, арестуйте их! Любовники не могли больше оставаться невозмутимыми. Они не спеша положили на столик приборы, еще раз привычным жестом коснулись рук друг друга и решили снять маски. Затем встали во весь рост, скинули туристские одежки, и под ними засверкала прекрасная яркая форма, которую всегда предпочитали носить капитаны.
– Ну, и что ты думаешь?
– спросила у своего возлюбленного женщина.
– Как давно ты ешь этих своих жуков?
– хмыкнул мужчина.
– Около пяти тысяч лет, - призналась она.
– И они всегда хороши на вкус?
– А ты как думаешь?
И они дружно рассмеялись, обняв друг друга так, словно не было вокруг них возбужденной толпы, словно они были одни, совсем одни…
– Я думаю, что вам нужно увидеть все это своими глазами, -сказала Уошен.
– Сидя в той же вечной комнате, вы никак не сможете помочь созидательному процессу.
Робот-книжник посмотрел на Медулла оссиум и промолчал.
– Разве это вас не вдохновляет? Есть ли у вас какие-нибудь новые идеи?
– Нет, - обращаясь ко всем, недовольно сказал один из книжников.
– Конечно, нет.
Да и, по правде говоря, смотреть там было почти не на что. Ползущие кое-где пожары и запертая энергия бесчисленных вулканов наполняли атмосферу черными мутноватыми облаками. Но ужасный на первый взгляд Медулла оссиум теперь не горел и не вскипал. Датчики дальнего радиуса и все остальные приборы давали один и тот же твердый ответ: старые земли Бродяг не были затронуты недавним огромным пожаром. То, что произошло теперь, по большому счету, было не намного хуже того, что происходило с Медулла оссиумом раньше. Фактически минувший хаос только еще более возродил к жизни всю экосистему, так что все оставшиеся Бродяги могли прильнуть к родной земле, зализать раны и ждать, пока очистятся небеса.
Книжники продолжали вежливо смотреть на кипящие черные облака.
Уошен взмахнула рукой, вышел Локи и, как положено, опустившись перед книжниками на колени, сказал:
– Может быть, я смогу предложить вам новую идею? Вам интересны машины?
Грубоватые лица один за другим повернулись к нему. Выражение вежливости так и осталось на них, в то время как быстрый разум оценивал ту проблему, из-за которой их так нескромно побеспокоили.
– А что, если вы не знаете реальных размеров Корабля?
– сказал Локи.
Книжники моментально заинтересовались. Локи облизнул губы.
– Когда я был ребенком, у меня была такая игрушка. Модель Корабля. Она умещалась у меня на ладони, такая была маленькая. Но ведь и я тогда был мальчиком, не способным оценить реальные размеры.
– Глаза Локи вспыхнули при воспоминании об этой давно забытой игрушке.
– Мать пыталась объяснить мне размеры вещей. Она говорила мне про километры и протоны, световые годы и секунды, и уверяла, что Корабль невероятно огромен. А световой год еще больше. Словом, когда мне исполнилось пять или шесть лет, я поверил в то, что Корабль большой. Я подумал, что у него много миллионов световых лет в поперечнике. Что было, конечно, полной ахинеей. Мать, помню, долго дразнила меня этим. Словом, я был очень глуп, в отличие от вас.
– Интерес книжников снова стал угасать.
– Но что, если? Что, если при его создании… Строители не остановились на его поверхности? Медулла оссиум окружает Унылого, кем бы он ни был, а то, что мы называем Великим Кораблем, окружает Медулла оссиум. Но что, если его поверхность - это не конец их Творения? Что, если их проект простирается гораздо дальше, так далеко, как мы можем только догадываться?
– Книжники немедленно подались вперед.
– Вы все лезете в структуру корабля, пытаетесь установить точные пропорции, охотясь за какими-то тайными посланиями. Но что, если послания эти не написаны просто на камне, железе или гиперфибре? Что, если корабль Строителей - это весь универсум… Триллионы звезд и взвихренных галактик, и каждая не нанесенная на карту частичка пыли, и все остальное, что мы можем видеть или осознать?
Книжники будто окаменели. Человеческому уху было не слышно ни одного звука.
– Они заинтересовались, - сказала тихонько Уошен, кладя руку на плечо сына.
– Обсуждают.
– Вот и отлично, - ответил тот.
Мать и сын пошли по проходу, глядя на дымное черное лицо Медуллы у себя под ногами.
Все инженеры корабля ждали их появления, уже готовые начать заливать гиперфиброй базовый лагерь, а потом и туннели. Со временем, не торопясь, они аккуратно залатают эту зияющую дыру в некогда совершенной стене. Честно говоря, у Строителей были причины сделать так, как они сделали. Насколько могли понимать Уошен или Памир, у них оставался теперь единственный возможный вариант - снова запечатать тюрьму» и вновь все вернуть на свои места… Причем повторять это, вероятно, придется не однажды… Единственным изменением станут только несколько небольших наблюдательных систем, погруженных в гладкое серебро стены, которых никто и никогда не сможет обнаружить. Это будут неусыпные глаза, наблюдающие за миллионами внуков…
И, стоя в проходе и размышляя о своих внуках, Уошен вдруг на секунду почувствовала неодолимое желание ринуться туда, вниз, снова на Медулла оссиум.
Но она собралась с духом и пережила это мгновение, а потом привычным жестом вскинула руку с часами.
– Надо уходить, - объявила она сыну и книжникам. Роботы быстро выстроились в ровный ряд.
– Так вы подумаете над тем, о чем я вам сказал?
– спросил Локи.
– Естественно, - ответил один из них.
– И скоро ли будет ответ?
– не сдавался Локи. Грубоватое лицо слегка улыбнулось.
– Скоро. Через век или через миллион лет. Конечно, скоро, - ответил он, не скрывая высокомерия.
До Уошен донеслись и этот ответ, и искренний смех сына.
Опустившись на колени в том месте, где предполагалось вылить первые тонны гиперфибры, она снова достала серебряные часы, открыла серебряную крышку и осторожно положила их туда. Решиться на это было труднее всего на свете. Но она все же заставила себя подняться и уйти, не оборачиваясь, бормоча про себя:
– Потом. Сейчас я оставляю их здесь, чтобы однажды вернуться и забрать. Однажды.