Жизненный план
Шрифт:
Вытаскиваю вещи из шкафа, потом из комода и запихиваю в коробки, нимало не заботясь о том, чтобы аккуратно их сложить. Когда я успела столько всего накупить? Вспоминаю о женщинах в «Джошуа-Хаус», их вещах, умещающихся в три ящика и один на двоих шкаф, и испытываю отвращение к собственной страсти накопительства. Отношу четыре коробки в машину, перевожу их в мамин дом и возвращаюсь за следующей партией.
К восьми часам вечера я окончательно вымоталась, но в квартире Эндрю не осталось ничего из моей одежды, косметики и прочих мелочей. Зажав в руке ключи от машины, последний раз прохожусь по комнатам, оглядывая
Похоже, все здесь куплено на мои деньги. Я ведь потратила не одну тысячу долларов! Нет, я не могу вынести все из квартиры, Эндрю будет в ярости. Да и что мне делать со всеми этими вещами? Придется хранить их на складе, пока я не обзаведусь собственным жильем. Очень некстати в голову приходит мысль: не смогу ли я въехать сюда опять?
Закрываю дверцы. Пусть все остается Эндрю, пусть он всем этим пользуется. Это будет мой дар во искупление вины.
Я уже застегиваю пальто, когда в замке поворачивается ключ. Черт! Быстро выключаю свет в кухне и выхожу в коридор. В этот момент входная дверь открывается и до меня доносится женский голос.
Я быстро проскальзываю обратно и вжимаюсь в стену рядом с холодильником. Сердце бухает в груди, я даже боюсь, что они услышат, как громко оно бьется.
— Я помогу тебе снять пальто, — произносит Эндрю.
Она что-то отвечает, но слов я не разбираю. Однако сомнений нет, голос принадлежит женщине. Стою в оцепенении, не представляя, как поступить. Почему я не предупредила Эндрю, что приеду сегодня? Если я сейчас выйду, выставлю себя ревнующей отвергнутой женщиной, но если они обнаружат меня, то решат, что я слежу за ними.
— Приятно видеть тебя здесь, — слышу я голос Эндрю. — Ты озаряешь этот дом светом.
Женщина хихикает, я вскрикиваю и тут же зажимаю рот рукой.
Затем до меня доносится звук открывшейся дверцы бара и слова Эндрю:
— Пойдем же, покажу тебе спальню.
И вновь кокетливый смех.
Из темноты кухни я вглядываюсь в очертания лестницы и вижу Эндрю, идущего рядом с Меган. В одной руке у него бутылка виски «Гленливет» и два бокала в другой.
На следующий день я поджидаю машину для перевозки мебели у дома Эндрю. Ко мне подходят крупные мужчины в комбинезонах и кожаных перчатках.
— Ну, какая у нас на сегодня работка, мисс? — спрашивает самый старший.
— Мне нужно вывезти все из квартиры номер четыре.
— Все?
— Да. Кроме коричневого кресла в гостиной. — Я открываю дверь подъезда. — Впрочем, на втором этаже можете оставить матрас.
Укладываю в коробки постельное белье, скатерти
Напоследок оглядываю пустые комнаты, прощаясь с домом, который никогда по-настоящему не был моим.
— Куда теперь, мисс? — спрашивает мужчина с козлиной бородкой.
— Кэролл-авеню. «Джошуа-Хаус».
Утром одиннадцатого декабря, залив полный бак бензина и прихватив огромную сумку с подарками, я отправляюсь на ежегодный Рождественский Завтрак Ньюсомов. Через два часа, уставшая и измученная тошнотой, я останавливаюсь у тротуара в череде десятков машин и оглядываю симпатичный желтый дом.
Во дворе замечаю табличку, чудом не покрытую слоем снега: «Дом, где царит мир», и улыбаюсь, довольная, что некоторые вещи все же остаются неизменными.
Множество следов на заснеженной дорожке говорят о том, что в доме немало гостей. Выгружаю сумку и слышу звук открывающейся двери. С крыльца сбегает женщина, одетая в джинсы и флисовый жилет, и бежит по тропинке мне навстречу. Почти у самой машины она поскальзывается, я в последнюю минуту успеваю ее подхватить и помочь устоять на ногах.
— Бретель! — кричит она, обнимает меня и целует. — Не могу поверить, что это ты!
На глаза наворачиваются слезы.
— Мне стоило приехать даже ради такого приветствия, — шепчу я.
Женщина делает шаг назад и внимательно меня рассматривает.
— Ты сейчас красивее, чем на фотографии в «Фейсбуке».
Я улыбаюсь и смотрю на стоящую передо мной женщину. У нее коротко стриженные каштановые волосы и не меньше пятнадцати фунтов лишнего веса. Огромные синие глаза за стеклами очков сияют от счастья. Отряхиваю снег с рукава ее свитера.
— Ты тоже очень красивая.
— Да ладно. Пошли в дом.
— Подожди. Прежде дай мне сказать. — Я беру ее за руку и заглядываю в глаза. — Кэрри, прости меня за все. Пожалуйста, прости.
Она заливается румянцем и машет руками:
— Что за глупости. Мне не за что тебя прощать. — Она берет меня под локоть и улыбается. — А теперь пошли. Все будут в восторге, что ты приехала.
Запах свежего кофе, смех и болтовня возвращают меня в атмосферу дома Ньюсомов на Артур-стрит. Трое детей Кэрри со смуглыми личиками сидят за столом с иглами и нитками в руках и нанизывают попкорн и ягоды. Усаживаюсь рядом с девятилетней Тейлор.
— Помню, как мы с тобой делали бусы из попкорна с твоей мамой, бабушкой и дедушкой. Мы тогда ездили на север, в Эг-Хабор. Помнишь, Кэрри, там у твоего дедушки был дом.
Она кивает.
— Сейчас он принадлежит моим родителям. Папа всю неделю разбирал видео, чтобы найти те, на которых есть ты. Уверена, он нашел и то, что мы снимали в Эг-Хабор.
— Ему точно надо было стать оператором. Он с камерой не расстается. Помнишь, как он снимал, как мы загораем, когда на улице еще лежал снег?
Мы громко хохочем, когда в кухню заходит Стелла. Она невысокого роста, очень худенькая, с короткими светлыми волосами и очками в массивной оправе. Стелла производит впечатление умного и серьезного человека. Она смотрит на нас и улыбается, отчего лицо ее сразу меняется.