Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
И вот, приложившись к святой туфле, Джулиано возвратился во Флоренцию как раз в то время, когда Пиза была окружена и осаждена флорентийским войском, и не успел он вернуться, как Пьеро Содерини, приняв его, тотчас же послал его на поле боя к начальникам, которые никак не могли помешать пизанцам переправлять в Пизу продовольствие по течению Арно. Джулиано, решив, что в более подходящее время следует устроить мост на лодках, вернулся во Флоренцию, а когда наступила весна, отправился под Пизу, захватив с собой своего брата Антонио. И там они навели мост, который оказался вещью весьма хитроумной, ибо, опускаясь и поднимаясь, он сам себя защищал от половодья и оставался невредимым, будучи прочно укреплен цепями, и дал возможность начальникам сделать то, чего они добивались, осаждая Пизу и со стороны Арно по пути к морю; и пизанцы, не находя более выхода из своего бедственного положения, принуждены были пойти на соглашение с флорентинцами и сдались.
И в то время как Джулиано занимался этим делом, а было это до 1512 года, Антонио разъезжал по всему государству, осматривая и восстанавливая крепости и другие общественные сооружения. Когда же после этого с согласия того же папы Юлия во Флоренции была восстановлена власть рода Медичи, изгнанного после прихода в Италию французского короля Карла VIII, а Пьеро Содерини из дворца был удален, Медичи признали прежнюю службу Джулиано и Антонио этому славнейшему роду. Когда же вскоре после кончины Юлия II папой стал кардинал Джованни деи Медичи, Джулиано снова пришлось перебираться в Рим, где вскоре после этого умер и Браманте, и надзор за строительством Сан Пьетро намеревались передать Джулиано. Но изнуренный трудами и удрученный старостью и мучившей его каменной болезнью, он с разрешения его святейшества возвратился во Флоренцию, а должность та была передана прелестнейшему Рафаэлю Урбинскому; Джулиано же, прожив еще два года, был своим недугом доведен до того, что умер 74 лет, в 1517 году, оставив имя миру, тело земле, а душу Богу.
Уходя, он оставил в скорби великой нежно любившего его Антонио и сына по имени Франческо, который уже занимался скульптурой, хотя был еще в весьма нежном возрасте.
Франческо этот, благоговейно сохранивший и поныне все, оставшееся от своих стариков, помимо многих других скульптурных и архитектурных работ во Флоренции и других местах исполнил для церкви Орсанмикеле мраморную Мадонну с сыном на руках у святой Анны на коленях. Это произведение, состоящее из круглых фигур и высеченное из цельного камня, считалось и считается прекрасным. Им же изваяна по поручению папы Климента в монастыре Монтекассино гробница Пьеро деи Медичи, а также многие другие работы, о которых не упоминаю, так как названный Франческо еще жив.
Антонио же, чувствуя себя после смерти Джулиано неважно, сделал два больших деревянных распятия, одно из которых было отослано в Испанию, другое же, по распоряжению вице-канцлера, кардиналу Джулио деи Медичи, во Флоренцию. После этого, когда решено было строить крепость в Ливорно, Антонио был послан туда кардиналом деи Медичи для составления проекта, что он и сделал; впрочем, впоследствии проект был осуществлен не полностью и совсем не так, как его Антонио задумал. Далее, когда монтепульчанцы постановили по случаю чудес, совершенных образом Богоматери, соорудить храм, пожертвовав на него огромнейшие деньги, Антонио сделал модель и был назначен начальником строительства, которое и посещал дважды в год. Храм этот мы видим сейчас доведенным до последнего совершенства талантом Антонио, создавшего поистине прекраснейшую и разнообразную композицию. Весь камень там высечен из одной скалы и отливает белым наподобие травертина, а расположено произведение это за воротами Сан Бьяджо, по правую руку, на полпути как подниматься на холм.
Тогда же он начал строить дворец для Антонио ди Монте, кардинала святой Пракседии, в местечке Монте Сан Совино, а другой для него же он выстроил в Монтепульчано, сооружения, выполненные и отделанные с исключительным изяществом. Он выстроил ордерную лоджию со стороны домов братьев-сервитов на их площади по образцу ордера лоджии Инноченти. А в Ареццо он сделал модели нефов для церкви Ностра Донна делле Лакриме, которая была очень плохо задумана, так как не вязалась с первоначальной постройкой, а арки на торцах не попадали на середину этих торцов. Он сделал также модель церкви Мадонны в Кортоне, которая, как мне кажется, осуществлена не была. Во время осады он был использован для постройки укреплений и бастионов внутри города, и в этом деле помощником его был Франческо, его племянник.
После того как еще при жизни Джулиано, брата Антонио, на площади был установлен гигант Микеланджело и когда должны были туда доставить и другого, выполненного Баччо Бандинелли, было поручено Антонио доставить невредимым второго гиганта, и, взяв себе в помощники Баччо д'Аньоло, он при помощи очень прочных приспособлений доставил его невредимым и поставил на цоколь, устроенный для этого случая. В последние годы, когда он стал уже старым, он занимался одним только сельским хозяйством, в котором разбирался очень хорошо. А затем, когда из-за старости не смог уже больше выносить мирские тяготы, в 1534 году отдал душу Богу и нашел упокоение вместе с братом Джулиано в церкви Санта
Дивные творения обоих этих братьев будут свидетельствовать миру о чудном их таланте, о честности их жизни и нравов и об их деяниях, получивших всеобщее признание. Джулиано и Антонио оставили в наследство искусству архитектуры способы тосканского строительства в формах, лучших, чем те, что до них применяли другие; завещали они и дорический ордер с лучшими размерами и соразмерностями, отвечающими взглядам и правилам Витрувия, которые раньше не соблюдались. Во Флоренции в своих домах они собрали бесчисленное множество прекраснейших древних мраморов, украшавших и украшающих Флоренцию не меньше, чем они украшали самих себя и украшали собою искусство. Джулиано вывез из Рима искусство выводить своды из материала, допускающего их порезку, о чем свидетельствуют одно из помещений в его доме и свод в большой зале в Поджо-а-Кайано, который можно видеть и ныне. Их трудам следует отдать должное, ибо они укрепляли флорентийские владения и украшали город, а во многих странах, где они работали, прославили Флоренцию и гений тосканцев, и потому для почтения их памяти и были сложены следующие стихи:
Cedite Romani structores, cedite Graii, Artis,
Vitmvi, tu quoque cede parens.
Etmscos celebrare vires, testudinis arcus,
Uma, tholus, statuae, templa, domu.
(Зодчие Рима, увы, меркнут, померкли и греки.
Даже Витрувий померк – зодчества славный отец;
Все в искусстве теперь славят потомков этрусков:
Статуи – храмов краса, своды их и купола).
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ РАФАЭЛЯ ИЗ УРБИНО ЖИВОПИСЦА И АРХИТЕКТОРА
Сколь велики милость и щедрость, проявляемые небом, когда оно сосредоточивает иной раз в одном лице бесконечные богатства своих сокровищ и все те благодеяния и ценнейшие дары, которые оно обычно в течение долгого времени распределяет между многими людьми, ясно видно на примере Рафаэля Санцио из Урбино, чьи выдающиеся достижения ни в чем не уступали его личному обаянию. Он был от природы одарен той скромностью и той добротой, которые нередко обнаруживаются в тех, у кого некая благородная человечность их натуры, больше чем у других, блистает в прекраснейшей оправе ласковой приветливости, одинаково приятной и отрадной для любого человека и при любых обстоятельствах. Природа именно его и принесла в дар миру в то время, когда, побежденная искусством в лице Микеланджело Буонарроти, она в лице Рафаэля пожелала быть побежденной не только искусством, но и добронравием. И в самом деле, поскольку большая часть художников, живших до него, были наделяемы ею своего рода безумием или неистовством и она создавала из них не только людей одержимых и отрешенных от жизни, но и сплошь да рядом в них больше проявлялись теневые и мрачные черты пороков, чем сияние и блеск тех добродетелей, которые делают людей причастными к бессмертию, постольку, наоборот, справедливость требовала, чтобы по велению той же природы в Рафаэле воссияли во всем своем блеске и в сопровождении столь великого обаяния, усердия, красоты, скромности и высшего добронравия все те наиболее ценные душевные добродетели, которые в полной мере могли бы искупить любой, даже самый безобразный порок и смыть любое, даже самое темное пятно. Вот почему можно с уверенностью утверждать, что все люди, являющиеся обладателями столь же ценных даров, какие обнаружились в Рафаэле из Урбино, – не просто люди, но, если только дозволено так выражаться, – смертные боги, и что все те, кто на этом свете своими творениями вписал свое имя на скрижалях славы, могут в той же мере питать надежду на получение в будущей жизни достойной награды за свои труды и заслуги.
Родился же Рафаэль в именитейшем итальянском городе Урбино в три часа ночи в страстную пятницу 1483 года от некоего Джованни деи Санти, живописца не слишком выдающегося, но человека одаренного и способного направлять детей по верному пути, которому, однако, не повезло, так как смолоду никто ему этого пути не указал. Джованни знал, насколько важно выхаживать детей на молоке собственной матери, а не кормилицы, а потому, когда у него родился Рафаэль, которого он окрестил этим именем ради доброго предзнаменования, и, не имея в то время других детей, как не имел их и впоследствии, он предпочел, чтобы жена его сама выкормила своего сына и чтобы младенец, оставаясь в родном доме, с самого нежного возраста научился отцовским нравам, а не привычкам и предрассудкам, приобретаемым в домах сельских жителей и простонародья, людей не столь благородных и грубых. А когда мальчик подрос, отец стал упражнять его в живописи, обнаружив в нем большую склонность к этому искусству и прекраснейшее дарование. Не прошло и много лет, как Рафаэль, будучи еще совсем юнцом, оказался отличным помощником во многих работах, которые Джованни выполнял для государства Урбинского.