Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

В том же монастыре дельи Анджели находится много древних вышивок, выполненных в весьма прекрасной манере и по хорошему рисунку древними отцами этого места, пребывавшими в постоянном затворничестве, именуясь не монахами, а отшельниками, и никогда не выходившими из монастыря, наподобие сестер и монахинь наших дней, и затворничество это существовало до 1470 года.

Возвратимся, однако, к дон Лоренцо: он обучил Франческо, флорентинца, который после его смерти выполнил табернакль, что на углу у Санта Мариа Новелла, в начале Виа делла Скала, как идти к Папскому залу; другой же его ученик, который был пизанцем, написал в церкви Сан Франческо в Пизе в капелле Рутилио ди сер Баччо Маджолини Мадонну, св. Петра, св. Иоанна Крестителя, св. Франциска и св. Раньери с тремя историями из малых фигур на алтарной пределле. Работа эта, исполненная темперой в 1315 году, была признана дельной. В нашей Книге рисунков Богословские добродетели работы дон Лоренцо выполнены светотенью с хорошим рисунком и в манере прекрасной и изящной, так, что это, пожалуй, лучше рисунков любого мастера тех времен. Во времена дон Лоренцо дельным живописцем был Антонио Вите из Пистойи, который помимо многих других вещей, о которых говорилось и в жизнеописании Старинны, в палаццо дель Чеппо в Прато написал житие Франческо ди Марко, основателя сей богоугодной обители.

Жизнеописание Таддео Бартоли, сиенского живописца

Те художники, которые стяжали себе славу на поприще живописи, заслуживают того, чтобы произведения их находились не в темном и непочетном месте, где их будут порицать те, кто все равно не поймет их, где бы они ни были, но там, где благородство самого места, освещение и видимость позволяют на них смотреть и их разглядывать. Так это было и есть и поныне в капелле, выполненной как общественное поручение сиенским живописцем Таддео Бартоли в палаццо Синьории в Сиене. Таддео же этот родился от Бартоло, сына мастера Фреди, посредственного живописца своего времени, расписавшего в приходской церкви в Сан Джиминьяно по левую руку при входе целую стену историями из Ветхого Завета; на работе этой, по правде сказать не очень хорошей, в середине еще можно прочитать следующую надпись: Ann. Dom. 1356 Bartolus magistri Fredi de Senis me pinxit. Бартоло был тогда, по-видимому, еще молодым, ибо на доске, выполненной им же в 1368 году в Сант Агостино, в той же области, при входе в церковь через главные двери по левую руку, где изображено Обрезание Господа нашего со святыми, мы видим лучшую манеру как в рисунке, так и в колорите, некоторые головы весьма хороши, хотя ноги выполнены в старой манере; вообще же там можно видеть и много других работ Бартоло.

Возвратимся, однако, к Таддео: как уже говорилось, в родном его городе ему была поручена капелла палаццо Синьории, как лучшему мастеру того времени, и она была расписана им с такой тщательностью, и так почитаема из-за ее местоположения, и так высоко оценена Синьорией, что от этого сильно умножилась и слава, и известность Таддео, почему после этого он не только расписал много досок у себя на родине к великой своей чести и величайшей выгоде, но и был приглашен с великими милостями властителем Падуи Франческо да Каррара, куда он и поехал с разрешения сиенской Синьории, дабы выполнить кое-что в благороднейшем этом городе, и там, главным образом в Арене и в Санто, он расписал несколько досок и других вещей с тщательностью великой, к большой своей чести и удовлетворению названного синьора и всего города. По возвращении в Тоскану он расписал в Сан Джиминьяно доску темперой, напоминающую по манере Уголино, сиенца, и находящуюся ныне за главным алтарем приходской церкви лицом к хору причта.

Затем он отправился в Сиену, но пробыл там недолго, ибо одним из Ланфранки, попечителем собора, он был приглашен в Пизу и, переехав туда, с большой тщательностью написал в капелле Благовещения фреску с Мадонной, поднимающейся по ступеням храма, где наверху встречает ее священник в торжественном облачении; в лице этого священника он изобразил названного попечителя, а рядом с ним себя самого. По завершении этой работы тот же попечитель заказал ему написать на Кампо Санто, над капеллой, Мадонну, венчаемую Иисусом Христом, со многими ангелами, которых он изобразил в прекраснейших положениях и с отменным колоритом. Равным образом изобразил Таддео для капеллы сакристии Сан Франческо в Пизе на доске, написанной темперой, Мадонну с несколькими святыми, поставив там свое имя и год, когда это было написано, а именно 1394. Приблизительно в то же время он выполнил несколько досок темперой в Вольтерре, а в Монте Оливето также доску, а на стене фреской — ад, где следовал замыслу Данте в отношении распределения грешников и вида наказаний, что же касается места действия, он или не сумел, или не смог, или же не хотел подражать ему. Он также послал в Ареццо один образ, тот, что ныне находится в Сант Агостино, и на нем изобразил папу Григория XI, того самого, который вернулся в Италию после того, как двор его пробыл столько десятилетий во Франции. После этого он возвратился в Сиену, но оставался там недолго, ибо был приглашен в Перуджу для работ в церкви Сан Доменико, где в капелле св. Екатерины написал фреской житие этой святой, а в Сан Франческо возле двери сакристии — несколько фигур, которые, хотя ныне их трудно рассмотреть, признаются за работу Таддео, ибо он всегда придерживался одной манеры.

Вскоре после этого последовала смерть Бирольдо, властителя Перуджи, убитого в 1398 году, и Таддео возвратился в Сиену, где он работал беспрерывно и так прилежал изучению искусства, дабы стать выдающимся человеком, что если он и не достиг своей цели, то это произошло, без сомнения, не из-за ошибок или небрежности, допущенных им в работе, а скорее из-за постоянного недомогания от застойной болезни, которая погубила его, так что он не смог полностью удовлетворить свое желание. Скончался Таддео пятидесяти девяти лет, обучив искусству своего племянника по имени Доменико; работал же он приблизительно около 1410 года Рождества спасения нашего. Итак, как уже сказано, остался после него Доменико Бартоли, его племянник и ученик, который, занимаясь искусством живописи, писал с большим и лучшим опытом, и в историях, им выполненных, обнаружил большую плодовитость и большее разнообразие, чем это делал его дядя. В помещении для паломников большой сиенской больницы находятся две большие истории, которые Доменико написал фреской и в которых перспективы и другие украшения составлены с большой изобретательностью. Говорят, что Доменико был скромен и приятен и отличался исключительной любезностью и учтивостью, что доставило его имени не меньше чести, чем само искусство живописи. Работал он около 1436 года от Рождества Господа нашего и к последним его произведениям относятся доска с Благовещением в Санта Тринита во Флоренции и доска главного алтаря в церкви Кармине.

В то время и почти в той же манере работал Альваро ди Пьетро, португалец, отличавшийся, однако, более светлым колоритом и приземистыми фигурами; в Вольтерре он написал несколько досок, одну в Сант Антонио в Пизе, а в других местах еще несколько других, о которых нет надобности вспоминать подробнее, ибо большим превосходством они не отличаются. В нашей Книге есть лист, на котором Таддео весьма искусно нарисовал Христа, двух ангелов и прочее.

Жизнеописание Лоренцо ди Биччи, флорентийского живописца

Когда мужи, обладающие превосходством в каком-либо почтенном занятии, совмещают доблесть в работе с любезностью нравов и благовоспитанностью, а в особенности с учтивостью, оказывая услуги быстро и охотно всякому, кому их работа понадобится, они безошибочно достигают с великой для себя похвалой и пользой всего, чего только в этом мире в известной мере и пожелать возможно. Так поступал и Лоренцо ди Биччи, флорентийский живописец, родившийся во Флоренции в 1400 году, когда Италия только еще начала страдать от войн, которые вскоре довели ее до плачевного состояния; молва о нем чуть ли не с детства была самая лучшая, ибо отец воспитал в нем благонравие, а от живописца Спинелло научился он искусству живописи и слыл постоянно не только превосходным живописцем, но и достойным мужем, учтивейшим и уважаемым. И когда Лоренцо, еще совсем молодым, выполнил для упражнения несколько фресок во Флоренции и за ее пределами, его хорошую манеру заметил Джованни ди Биччи деи Медичи и поручил ему в зале старого дома Медичи (перешедшего позднее, когда был построен большой дворец, к Лоренцо, единокровному брату Козимо Старшего) написать всех тех знаменитых мужей, коих и теперь там можно видеть в весьма хорошей сохранности. Закончив эту работу, Лоренцо ди Биччи пожелал, подобно тому, как и теперь еще поступают врачи, производящие опыты в своем искусстве на шкуре бедняков из деревни, поупражняться, изучая живопись, там. где вещи рассматриваются не столь внимательно, и потому некоторое время он брался за все работы, какие только попадались ему в руки: и вот за Фрианскими воротами, на Понте Скандиччи, он расписал табернакль, манеру которого можно видеть и ныне, а в Чербайе под портиком на стене написал весьма тщательно Мадонну с многочисленными святыми. Когда же затем род Мартини заключил с ним договор на одну из капелл в Сан Марко во Флоренции, он написал на стенах фреской много историй из жизни Мадонны, а на доске — ту же Деву среди многих святых и в той же самой церкви над капеллой Св. Иоанна Евангелиста семейства Ланди написал фреской архангела Рафаила и Товию. Позднее же, в 1418 году, для Риччардо, сына мессера Никколо Спинелли, он выполнил на наружной стене монастыря Сайта Кроче, что на площади, в большой истории фреской св. Фому, осязающего раны Иисуса Христа, а рядом и кругом него всех остальных апостолов, благоговейно, стоя на коленях, наблюдающих эту сцену. Близ названной истории он выполнил равным образом фреской св. Христофора высотой в двенадцать с половиной локтей, что было вещью редкостной, ибо за исключением св. Христофора Буффальмакко не видано еще было такой большой фигуры и для большой вещи (хотя манера ее и не хороша) изображения более разумного и соразмерного во всех своих частях, не говоря уже о том, что эти живописные работы, и та, и другая, были выполнены с такой опытностью, что не потеряли нисколько живости красок и нигде не испорчены, хотя они многие годы и находятся на воздухе под действием дождей и бурь, ибо обращены на север. На расположенных же среди этих фигур дверях, именуемых Порта дель Мартелло, тот же Лоренцо по заказу названного Риччардо и настоятеля монастыря выполнил Распятие со многими фигурами, кругом по стенам — утверждение папой Гонорием устава св. Франциска, а рядом мученичество нескольких братьев этого ордена, отправившихся проповедовать веру к сарацинам. На арках и сводах он выполнил портреты нескольких французских королей, братьев и почитателей св. Франциска, а также многих ученых мужей того же ордена, отмеченных саном, а именно епископов, кардиналов и пап; среди них в двух тондо на сводах он написал портреты пап Николая IV и Александра V. И хотя одеяния всех этих фигур Лоренцо сделал серыми, тем не менее он разнообразил их благодаря хорошему опыту, приобретенному им в работе, таким образом, что все они не похожи друг на друга: одни скорее красноватые, другие голубоватые, одни темнее, другие светлее, в общем же все они различны и достойны внимания, и, более того, выполнял он эту работу, как говорит, с такой легкостью и быстротой, что, когда однажды его позвал настоятель, кормивший его обедом, а он только что сделал грунт для одной из фигур и принялся за нее, он ответил: «Ставьте миски, а я напишу вот эту фигуру и приду». Потому-то с большим правом и говорили, что Лоренцо обладал такой ловкостью руки, таким знанием красок и такой решительностью, что никто другой его в этом никогда не превосходил.

Его же руки и табернакль, написанный фреской на углу монастыря монахинь из Фолиньо, а также Мадонна с несколькими святыми, что над дверью церкви того же монастыря, и среди них св. Франциск, обручающийся с Бедностью. Он написал также в церкви камальдульцев во Флоренции для братства мучеников несколько историй мученичества некоторых святых, а в церкви расписал две капеллы, что по обе стороны главной капеллы. И так как эти живописные работы весьма понравились всему городу без исключения, ему было после того, как он их закончил, поручено семейством Сальвестрини (ныне почти вымершим, ибо, насколько мне известно, остался от нее лишь один брат монастыря Анджели во Флоренции по имени фра Немезио, монах добрый и благонравный) расписать одну из стен церкви Кармине, где он изобразил мучеников, приговоренных к смерти, раздетых донага и шествующих босиком на распятие, ступая по волчцам, рассыпанным прислужниками тиранов; выше же мы видим их на крестах в разнообразных и необыкновенных положениях. В работе этой, самой большой из всех созданных до тех пор, мы видим, как в соответствии с познаниями того времени, с большим опытом и хорошим рисунком изображены полностью все выражения, по-разному вызываемые природой в людях, умирающих насильственной смертью. И потому и не дивлюсь я тому, что многим достойным мужам удалось воспользоваться многим, что мы видим на этой картине. После этого он в той же Церкви написал много других фтур и, в частности, в двух капеллах трансепта. И в то же время он сделал табернакль на Канто алла Кукулиа, и тот, что на Виа де Мартелли перед домами, а над дверью Порта дель Мартелло в Санто Спирито он написал фреской св. Августина, передающего своим братьям устав ордена. В Сайта Тринита в капелле Нери Компаньн он написал фреской житие св. Иоанна Гуальберта. В главной же капелле церкви Сайта Лучна на Виа де Барди он выполнил фреской несколько историй из жития этой святой для Никколо да Уццано, который изображен им там с натуры вместе с некоторыми другими гражданами. Никколо этот по советам и модели Лоренцо выстроил близ названной церкви свой дворец и положил также великолепное начало для Сапиенцы, или университета, между монастырями Серви и Сан Марко, то есть там, где теперь львы. Предприятие это, поистине заслуживавшее похвалы величайшей и достойное скорее великодушного князя, чем частного гражданина, завершено не было, ибо огромнейшая сумма денег, оставленная Никколо во Флорентийском банке на строительство и открытие этого университета, была истрачена флорентинцами на разные войны и другие городские нужды. И хотя никогда не сможет судьба затмить память и величие души Никколо да Уццано, все же обществу был причинен величайший ущерб тем, что это предприятие не было завершено. А посему, если кто пожелает оказать миру услугу подобного рода и оставить по себе достойную память, пусть делает это сам, пока живет на свете, и не полагается на добросовестность потомков и наследников, ибо, как мы видим, редко выполняется целиком дело, завещанное преемникам.

Возвратимся, однако, к Лоренцо; кроме сказанного выше он с толком написал фреской в табернакле на Понте Рубаконте Мадонну и несколько святых. Немного спустя, в бытность сера Микеле ди Фруозино начальником больницы Санта Марна Нуова во Флоренции (основанной Фолько Портинари, флорентийским гражданином), им было постановлено, поскольку средства больницы увеличились, увеличить и ее церковь, посвященную св. Эгидию, которая находилась тогда за Флоренцией и в самом деле была небольшой. И вот, посоветовавшись с Лоренцо ди Биччи, ближайшим своим другом, начал он сентября 5-го дня 1418 года новую церковь, которая и была завершена в течение одного года в том виде, что имеет и ныне, и затем торжественно освящена папой Мартином V по просьбе названного сера Микеле, восьмого начальника больницы из членов семейства Портинари. Освящение это Лоренцо изобразил затем по желанию сера Микеле на фасаде названной церкви, написав с натуры папу и нескольких кардиналов; работа эта, будучи вещью необычной и прекрасной, заслужила в то время большие похвалы.

После чего он удостоился стать первым расписывавшим главную церковь своего города, а именно Санта Марна дель Фьоре, где под окнами каждой капеллы он написал того святого, которому она посвящена, а на столбах и по церкви двенадцать апостолов с крестами освящения, ибо храм тот в том же году торжественнейше был освящен папой Евгением IV, венецианцем. В той же церкви попечители поручили ему на основании общественного распоряжения написать на стене фреской будто мраморную гробницу в память кардинала Корсини, изображенного там на саркофаге с натуры, а над ней другую, подобную же, в память маэстро Луиджи Марсили, знаменитейшего богослова, побывавшего послом у герцога Анжуйского вместе с мессером Луиджи Гвиччардини и мессером Гуччо ди Чино, почтеннейшими кавалерами.