Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Делло не был очень хорошим рисовальщиком, но зато был одним из первых, кто начал с некоторым пониманием показывать мускулы на обнаженных телах, как это можно видеть по выполненным им нескольким рисункам светотенью в нашей книге. Паоло Учелло изобразил Делло в Санта Мариа Новелла светотенью в истории, где над опьяневшим Ноем издевается сын его Хам.
51
Жизнеописание Нанни д’Антонио ди Банко, флорентийского скульптора
Нанни д'Антонио ди Банко, который, унаследовав весьма богатое состояние, был отнюдь не низкого происхождения, увлекался скульптурой, не только не стыдясь ей обучаться и ею заниматься, но считая это для себя немалой честью, и пожал в этом деле такие плоды, что слава его будет длиться вечно и приумножаться в той мере, в какой станет известно, что отдавался он этому благородному искусству не по нужде, но из-за истинной любви к его мастерству. Он был одним из учеников Донато, тем не менее я помещаю его задолго до учителя, ибо он задолго до него умер. Был он человеком немного медлительным, но скромным, смиренным и ласковым в обращении.
Во Флоренции его рукой выполнен из мрамора св. Филипп, на одном из столбов на фасаде оратория Орсанмикеле. Работа эта сначала была заказана цехом сапожников Донато, а потом, так как с ним не сошлись в цене, перезаказана, как бы назло Донато, Нанни, обещавшему, что не возьмет иной платы, кроме той, которую ему предложат. Вышло, однако, не так, ибо, когда статуя была закончена и поставлена на свое место, Нанни за свою работу потребовал цену гораздо более высокую, чем та, которую вначале просил Донато. А так как обе стороны Донато же и предложили произвести оценку, консулы этого цеха были твердо уверены, что он из-за зависти, что работал не он, оценит работу гораздо ниже, чем оценил бы в том случае, если бы он ее выполнил. Однако надежды их были обмануты, ибо Донато рассудил, что Нанни следует заплатить за статую гораздо больше того, что он просит. Не желая никак согласиться с этим приговором, консулы, обращаясь к Донато, кричали: «Почему же это ты брался за эту работу по цене более дешевой, а теперь, когда она сделана другим, оцениваешь ее дороже и заставляешь нас дать ему больше, чем он сам требует? А ведь ты сам знаешь, как и мы, что из твоих рук она вышла бы куда лучше?…» Донато, смеясь, ответил: «Этот добрый человек искусен не так, как я, и вкладывает в работу трудов гораздо больше, чем я; поэтому если вы люди справедливые, какими мне кажетесь, и если вам хочется, чтобы и он остался доволен, то придется вам оплатить ему то время, которое он на это потратил». Так возымела свое действие похвала Донато, благодаря которой обе стороны пришли к соглашению.
Работа эта стоит очень хорошо, и голова отличается большой выразительностью и живостью, одежда не кажется жесткой и хорошо лежит на фигуре. Под этой нишей стоят в другой нише четыре святых из мрамора, заказанные тому же Нанни цехом кузнецов, деревообделочников и каменщиков; и рассказывают, что, когда они были закончены круглыми и стоящими отдельно один от другого и ниша была сложена, то, как ни старались, в нее входили только три статуи, ибо некоторых он изобразил с распростертыми руками. Огорчившись и отчаявшись, обратился он к Донато за советом, как пособить несчастью и исправить недосмотр. Донато же, посмеявшись на этот случай, сказал: «Если ты обещаешь заплатить за ужин для меня и всех молодчиков из моей мастерской, я готов заставить этих святых влезть в нишу без всякого затруднения». Когда же Нанни обещал это с большой охотой, Донато на несколько дней отослал его в Парто для снятия кое-каких обмеров и для всяких других дел. Отправив Нанни таким способом, Донато со всеми своими учениками и подмастерьями принялся за работу и стесал у этих статуй у одной плечи, а у другой руки, так что они, потеснившись, поместились в нише и оказалось, что одна положила руку на плечо другой. Таким образом решение Донато, сочетавшего их воедино, скрыло ошибку Нанни, так что, стоя и сейчас на том же месте, они являют очевиднейшие признаки согласия и братства, и тот, кто не знает в чем дело, не замечает первоначальной ошибки. Обнаружив по возвращении, что Донато все исправил и устранил все недочеты, Нанни был ему бесконечно благодарен и с величайшей охотой заплатил ему вместе с его учениками за ужин. Под ногами четырех этих святых в обрамлении табернакля помещается мраморная полурельефная история, где некий скульптор ваяет весьма живую фигуру ребенка, а каменных дел мастер выкладывает кладку с двумя помощниками, и, как мы видим, все эти фигурки отлично расположены и внимательно занимаются своим делом. На фасаде Санта Мариа дель Фьоре, с левой стороны, как входишь в церковь через средние двери, сделана была его же рукой и по тому времени очень толково фигура евангелиста. Считают также, что и св. Ло, помещенный снаружи названного оратория Орсанмикеле и заказанный цехом кузнецов, выполнен рукой того же Нанни, так же как и мраморный табернакль, на цоколе которого внизу изображена история святого Ло, кузнеца, подковывающего взбесившуюся лошадь, выполненную им так хорошо, что Нанни заслужил за нее большие похвалы. Однако за другие работы он заслужил бы и получил бы еще больше, если бы не умер еще молодым. Тем не менее и за эти немногие работы Нанни почитался толковым скульптором. Будучи гражданином Флоренции, он исправлял у себя на родине многие должности и, так как и в этих и во всех других делах проявил себя человеком справедливым и дельным, пользовался большой любовью. Умер он от боли в боку в 1430 году сорока семи лет от роду.
Жизнеописание Луки делла Роббиа, флорентийского скульптора
Родился Лука делла Роббиа, флорентийский скульптор, в 1388 году в доме своих предков, что под церковью Санта Барнаба во Флоренции; дома же его подобающим образом воспитывали, пока он не научился не только читать и писать, но по обычаю большинства флорентинцев и считать, насколько это было ему необходимо. После чего он был отдан отцом в обучение ювелирному делу к Леонардо ди сер Джованни, почитавшемуся тогда во Флоренции лучшим мастером этого искусства. У него и научился Лука рисовать и лепить из воска и, собравшись с духом, попробовал сделать несколько вещей из мрамора и бронзы, которые настолько хорошо ему удались, что, совершенно оставив ювелирное дело, он отдался скульптуре и уже ничего другого не делал, весь день работая резцом и рисуя по ночам. И делал он это с таким старанием, что, нередко чувствуя ночью, что у него застыли ноги, он, чтобы не отходить от рисунка, согревал их, засунув в корзину со стружками, то есть отходами, которые остаются у плотников, когда они строгают доску рубанком. Впрочем, я не дивлюсь этому нисколько, ибо никто никогда ни в одном занятии не достигал превосходства, не научившись с самого детства переносить и жару, и холод, и голод, и жажду, и другие лишения, и потому сильно обманывают себя те, которые думают, что смогут достичь почетных степеней без всяких забот и со всеми жизненными удобствами, ибо достигается это не во сне, а наяву и в упорном труде.
Едва исполнилось Луке пятнадцать лет, как он вместе с другими молодыми скульпторами был направлен в Римини, чтобы сделать из мрамора несколько фигур и других украшений для Сиджизмондо ди Пандольфо Малатесты, синьора этого города, который тогда в церкви Сан Франческо повелел воздвигнуть капеллу, а для покойной супруги своей гробницу. В работе этой Лука явил достойный образец своего умения в нескольких барельефах, которые можно видеть там и ныне.
Затем он был отозван попечителями Санта Мариа дель Фьоре обратно во Флоренцию, где сделал для кампанилы этой церкви пять небольших мраморных историй, которых недоставало, но которые были предусмотрены в проекте Джотто. Эти истории расположены со стороны, обращенной к церкви, рядом с изображениями наук и искусств, которые ранее, как уже говорилось, были сделаны Андреа Пизано. На первой Лука изобразил Доната, преподающего грамматику, на второй — Платона и Аристотеля, олицетворяющих собою философию, на третьей — фигуру человека, играющего на лютне и олицетворяющего музыку, на четвертой — Птолемея — астрологию, на пятой — Эвклида — геометрию. Истории эти тщательностью отделки, изяществом и рисунком далеко превосходят обе истории Джотто, у которого, как говорилось, на одной пишущий картину Апеллес представляет живопись, а на другой работающий резцом Фидий — скульптуру. Вследствие чего названные попечители, принимая во внимание заслуги Луки, а кроме того, и по настояниям мессера Виери деи Медичи, видного гражданина, пользовавшегося в то время большой популярностью и очень любившего Луку, заказали последнему в 1403 году мраморное обрамление для огромнейшего органа, который изготовлялся тогда попечительством и должен был стоять над дверями ризницы названного храма. На цоколе этого произведения Лука поместил несколько историй с изображением хора музыкантов, поющих на разные лады, и вложил в эту вещь столько труда, и она так хорошо ему удалась, что, хотя она и расположена на высоте шестнадцати локтей от земли, можно различить, как напрягается горло певцов, как управляющие музыкой ударяют мальчиков в такт по плечу, словом, различные виды звука, пения, пляса и других удовольствий, предоставляемых приятностью музыки. Над карнизом этого обрамления Лука поставил, кроме того, две металлические позолоченные фигуры, а именно двух обнаженных ангелов, отделанных весьма тщательно, как и вся работа, которая считалась произведением исключительным. Впрочем, Донателло, сделавший позднее обрамление другого органа, расположенного напротив, завершил свою работу с гораздо большим вкусом и мастерством, чем Лука, как об этом будет сказано на своем месте, ибо почти всю свою работу он выполнил как бы начерно, без окончательной отделки, чтобы издали она была видна гораздо лучше, чем видна работа Луки, и так оно и получилось, ибо последняя хотя и выполнена с хорошим рисунком и тщательностью, но настолько гладкая и отделанная, что издали глаз ее как бы теряет и плохо различает не в пример скульптуре Донато, которая, однако, кажется не более как наброском. На это обстоятельство художникам следует обратить большое внимание, ибо опыт учит, что все произведения, рассматриваемые издали, будь это живопись, скульптура или что-либо подобное, обладают большими силой и мощью, когда они представляют собой хороший набросок, чем когда они закончены. И, помимо того, что такое впечатление получается благодаря далекому расстоянию, нам кажется также, что в набросках, возникающих внезапно, в творческом порыве, часто уже в нескольких штрихах выражается замысел художника и что, наоборот, усилие и излишняя тщательность лишают порой и мощи, и мастерства тех, кто никак не может отнять рук от выполняемой работы. Тот же, кто знает, что изобразительные искусства, и не только живопись, сходны с поэзией, знает и то, что, подобно тому, как стихи, продиктованные поэтическим порывом, правдивы и хороши и лучше, чем вымученные, так и произведения выдающихся мастеров в искусствах рисунка бывают лучше, когда они выполнены сразу силой порыва, чем когда над ними постепенно корпят с трудом и мучениями, и тот, кто с самого начала уже в идее имеет то, что он хочет осуществить, а иметь это необходимо, тот всегда решительно и с большей легкостью продвигается к совершенству. Однако, так как не все таланты на один лад, встречаются, хотя и редко, и такие, которые делают хорошо лишь не торопясь. И, не говоря о живописцах, рассказывают, что среди поэтов почтеннейший и ученейший Бембо бился порой над одним сонетом по нескольку месяцев, а то и по нескольку лет, если только можно верить тем, кто утверждает это, и потому неудивительно, что подчас это случается кое с кем из мастеров и наших искусств. Но, как правило, в большинстве случаев бывает наоборот, как о том говорилось выше, хотя толпе больше нравится некое внешнее и видимое изящество (отсутствующее в вещах существенных, даже тогда, когда они скрыты под покровом тщательного исполнения), чем хорошее, выполненное с рассудительностью и со вкусом, но не столь заглаженное и вылощенное снаружи. Вернемся, однако, к Луке. Закончив названную работу, которая очень понравилась, он получил заказ на бронзовую дверь упомянутой ризницы и разделил ее на десять филенок, а именно по пяти на каждой половине, поместив по углам обрамления каждой из них по человеческой голове, причем повсюду головы были разные, то молодые, то старые, то средних лет, одни бородатые, другие бритые, в общем же каждая по-разному и в своем роде прекрасна, так что все полотно этой двери получилось весьма нарядным. В историях же каждой филенки с отменным изяществом он изобразил, начиная сверху. Мадонну с младенцем на руках, а с другой стороны Иисуса Христа, восстающего из гроба. Под ними же в каждой из первых четырех филенок он поместил по фигуре евангелиста, а под ними четырех отцов церкви, пишущих в разных положениях. И вся эта работа отделана так чисто и четко, что прямо чудо, и свидетельствует о том, что занятия ювелирным делом оказали Луке немалую помощь. Но, когда он после этих работ подсчитал, сколько за них выручил и сколько потратил времени, он понял, что получил ничтожнейший заработок за огромнейшие труды, и решил оставить и мрамор, и бронзу и поискать другую, более плодотворную работу. Обратив же внимание на то, что глина обрабатывалась легко и без большого труда, и не хватало только найти способ, при котором работы, из нее изготовленные, могли бы сохранять продолжительное время, он начал размышлять, пока не нашел способ защитить их от повреждений временем, и, проведя много испытаний, он обнаружил, что если покрывать их сверху глазурью, составленной из олова, глины, антимония и других минералов и смесей, прокаленных на огне в особой печи, то действие будет отличнейшее, и глиняные изделия сделаются чуть ли не вечными. За этот способ работы он, как изобретатель, удостоился величайшей славы, и все грядущие века будут ему за это обязаны.
И вот, после того как желания его полностью осуществились, ему захотелось, чтобы первыми работами стали те, что находятся в арке над бронзовыми дверями, которые он сделал для ризницы под органом Санта Мариа дель Фьоре и где он изобразил Воскресение Христово, для того времени столь прекрасное, что, когда его поставили на место, оно привело всех в восхищение как вещь поистине редкостная. И потому упоминавшиеся попечители пожелали, чтобы арка дверей другой ризницы, где Донателло украсил другой орган, была заполнена Лукой в той же манере, такими же фигурами и такими же работами из терракоты, что Лука и сделал, изобразив там прекраснейшего Христа, возносящегося на небеса. Не удовольствовавшись тем, что это прекрасное изображение было красивым и уместным, в особенности там, где много воды и где из-за сырости или по другим причинам неуместна живопись, Лука начал думать дальше, и, тогда как раньше он делал названные работы из глины просто белыми, теперь он добавил к этому способ их раскрашивать, что всех удивило и доставило всем поистине невероятное удовольствие. И тогда великолепный Пьеро ди Козимо деи Медичи, один из первых, заказывавших Луке работы из раскрашенной глины, поручил ему покрыть весь полукруглый свод одного из кабинетов во дворце, построенном, как будет рассказано, его отцом Козимо, разными фантазиями, а равным образом и пол, что было вещью в своем роде единственной и в летнее время весьма полезной. Дело это было тогда очень трудное, и необходимо было соблюдать многие предосторожности при обжиге глины, и то, что Лука довел работы эти до такого совершенства, было просто чудом, так как и свод, и пол сделаны будто из одного куска, а не из многих.
Слава об этих работах распространилась не только по Италии, но и по всей Европе, и желающих получить их было столько, что флорентийские купцы наперебой завалили Луку заказами и с большой для него выгодой рассылали их по всему свету. И так как один он совершенно не был в состоянии их выполнить, он заставил братьев своих Оттавиано и Агостино оставить резец и засадил их за эти работы, за которые он вместе с ними получал гораздо больше того, что они раньше зарабатывали резцом, ибо сверх работ, отосланных ими во Францию и в Испанию, они много сделали и в Тоскане и в особенности для названного Пьеро деи Медичи в церкви Сан Миньято аль Монте свод мраморной капеллы, опирающийся на четыре колонны посреди церкви, разделив его на восьмиугольники прекраснейшим образом. Но самой примечательной работой этого рода, вышедшей из их рук, был в той же церкви свод капеллы св. Иакова, где погребен кардинал Португальский. Хотя этот свод и не имеет парусов, все же они по углам поместили там в четырех тондо четырех евангелистов, а в середине свода в тондо — св. Духа, покрыв остальную часть свода чешуей, которая соответствует изгибу свода и постепенно уменьшается к его вершине так, что в этом роде ничего лучшего увидеть невозможно, и нет сооружения, выложенного и перевязанного с большей тщательностью, чем это. Затем в церкви Сан Пьетро Буонконсильо, что около Меркато Веккио, он в арочке над дверями сделал Богоматерь, окруженную несколькими очень живыми ангелами, а над дверью церковки близ Сан Пьеро Маджоре в полутондо — другую Мадонну с несколькими ангелами, которых почитают прекрасными. И равным образом в капитуле Санта Кроче, выстроенном семейством Пацци и по проекту Пиппо ди сер Брунеллеско, он выполнил всю глазурь на фигурах, которые можно там видеть как внутри, так и снаружи.
Говорят, что и в Испанию Лука отослал королю несколько весьма прекрасных тондо с рельефными фигурами вместе с некоторыми работами из мрамора. Во Флоренции он также сделал для Неаполя с помощью своего брата Агостино мраморную гробницу со многими глазурованными украшениями для инфанта, брата герцога Калабрийского.
После этих работ Лука пытался найти способ писать фигуры и истории на терракотовой поверхности, чтобы оживить этим самую живопись, и проделал опыт на одном тондо, что над табернаклем четырех святых снаружи оратория Орсанмикеле, на поверхности которого он изобразил в пяти местах орудия и знаки отличия цехов ремесленников. А два других тондо он выполнил там же рельефом: в одном, для цеха аптекарей, — Богоматерь, в другом же, для цеха купцов, — лилия на тюке, окруженная гирляндой из разнообразных плодов и листьев, сделаны так хорошо, что кажется, будто они настоящие, а не из раскрашенной терракоты. Он выполнил также для мессера Беноццо Федериго, епископа Фьезоланского, в церкви Сан Бранкацио мраморную гробницу с самим Федериго, лежащим на ней и изображенным с натуры, и тремя другими поясными фигурами. А в обрамлении пилястров этой гробницы он написал на плоской поверхности гирлянды из пучков плодов и листьев столь живых и естественных, что и на доске кистью и маслом иначе не напишешь, и это поистине чудесная и исключительнейшая работа, ибо Лука изобразил на ней свет и тени настолько хорошо, что, кажется, при помощи огня и сделать это почти невозможно. И если бы художник этот прожил дольше, мы видели бы еще больше вещей, вышедших из его рук, ибо незадолго до смерти он начал писать на плоскости истории и фигуры, некоторые образцы которых я видел когда-то в его доме, и они заставили меня предположить, что и это удалось бы ему без затруднения, если бы смерть, которая так часто похищает лучших людей тогда, когда они намереваются принести миру какую-нибудь пользу, преждевременно не унесла его из жизни.
После Луки остались его братья Оттавиано и Агостино, а от Агостино родился другой Лука, который в свое время был ученейшим литератором. Искусством же Луки занимался после него Агостино, который в Перудже выполнил в 1461 году фасад церкви Сан Бернардино, а внутри нее — три барельефные истории и четыре круглые фигуры, изваянные весьма хорошо и в тонкой манере, и на этой работе он поставил свое имя в следующих словах: Augustini Florentini lapicidae. [52]
52
Августина-флорентийца, каменных дел мастера.