Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

Учеником Якопо был также Никколо Болонец, божественно завершивший, между прочим, незаконченную мраморную раку с мощами св. Доминика, сплошь покрытую историями и фигурами, находящуюся в Болонье, — ту, что некогда начал Никколо Пизано. И это принесло ему помимо пользы имя столь почетное, что после этого его всегда звали Никколо дель Арка. [50] Эту работу он закончил уже в 1460 году, позднее же выполнил на фасаде дворца, где теперь проживает болонский легат, бронзовую Богоматерь высотой в четыре локтя, помещенную туда в 1478 году. Вообще же он был мастером выдающимся и достойным учеником Якопо делла Кверча, сиенца.

50

Арка (arca) — рака

Жизнеописание Никколо ди Пьеро, аретинского скульптора и архитектора

В те же времена и в той же области скульптуры почти теми же достоинствами в искусстве обладал и Никколо ди Пьеро, аретинский гражданин, которого природа наделила своими дарами, а именно талантом и живостью ума, настолько же щедро, насколько судьба скупо наделила его своими благами. И вот, будучи бедным малым и испытав у себя на родине какую-то обиду, нанесенную ему самыми близкими людьми, он отправился во Флоренцию, покинув Ареццо, где под руководством мастера Моччо, сиенского скульптора (который, как говорилось в другом месте, выполнял кое-какие работы в Ареццо), он весьма плодотворно занимался скульптурой, несмотря на то, что названный Моччо вовсе не был таким уж превосходным мастером. И вот, прибыв во Флоренцию, Никколо сначала в продолжение многих месяцев выполнял все, что ни попадалось ему под руку, как из-за того, что бедность и нужда его одолевали, так и из-за соперничества нескольких молодых людей, которые занимались скульптурой, доблестно друг с другом соревнуясь в своем великом рвении и трудах. В конце концов, когда после упорной работы Никколо стал очень хорошим скульптором, попечители Санта Мариа дель Фьоре заказали ему для кампанилы две статуи, которые и были поставлены на ней со стороны Канониката; вместо них позднее были поставлены статуи работы Донато, и, так как лучших круглых статуй не видывали, они и были признаны подходящими.

Уехав затем из Флоренции из-за чумы 1383 года, он вернулся на родину, где узнал, что после упомянутой чумы члены названного братства Санта Мариа делла Мизерикордиа получили большое имущество по многим завещаниям, составленным разными гражданами этого города, питавшими особое уважение к сему благочестивому учреждению и его членам, которые, не боясь никакой опасности, во время всех повальных болезней ходят за больными и погребают мертвых, а также что ввиду этого братство пожелало облицевать фасад этого учреждения серым камнем, ибо мрамора под рукой не было, Пьеро взялся за эту работу, начатую раньше в немецкой манере, и при помощи многочисленных каменотесов из Сеттиньяно в совершенстве довел ее до конца, изобразив собственноручно в полукруглой арке фасада Мадонну с сыном на руках и нескольких ангелов, поддерживающих полы ее мантии, под сенью которой как бы приютились обитатели этого города, за которых внизу ходатайствуют коленопреклоненные святые Лаврентии и Пергентин. Затем в двух боковых нишах он поместил две статуи в три локтя каждая, а именно папы св. Григория и епископа св. Доната, покровителя города, изваянных с должным изяществом и в разумной манере. И, судя по тому, что мы видим, он мог это сделать только после того, как в дни своей юности сделал над дверями Епископства три большие фигуры из терракоты, которые ныне в большой своей части попортились от морозов, и только после св. Луки, из Мачиньо, выполненного когда он был совсем юнцом и поставленного на фасаде названного Епископства. Равным образом выполнил он в приходской церкви для капеллы св. Власия прекраснейшую терракотовую фигуру названного святого, а в церкви Сант Антонио статую св. Антония, также круглую и из терракоты, и другого сидящего святого над дверями больницы названного учреждения.

В то время как он выполнял эти работы и некоторые другие им подобные, в Борго Сан Сеполькро от землетрясения обрушились стены, и для их восстановления послали за Никколо, дабы он составил проект этой постройки, что он и сделал с должной рассудительностью так, что она получилась гораздо лучше и крепче, чем прежняя. Так, продолжая работать то в Ареццо, то в местностях близлежащих, Никколо жил у себя на родине очень спокойно и беззаботно, пока война, главный враг этих искусств, не заставила его оттуда уехать, так как после изгнания сыновей Пьеро Сакконе из Пьетрамалы и после того как замок был разрушен до основания, в городе Ареццо и в его округе все было поставлено вверх дном.

Итак, покинув эти места, он отправился во Флоренцию, где работал и раньше, и выполнил там для попечителей Санта Мариа дель Фьоре мраморную статую в четыре локтя, которая затем была помещена у главных дверей этого храма по левую руку. Этой статуей сидящего евангелиста Никколо показал, что он действительно скульптор выдающийся, и получил за нее большое одобрение, ибо, не в пример тому, что можно было увидеть впоследствии, до той поры лучшей круглой статуи еще не видали.

Засим, будучи вызван в Рим, он по распоряжению папы Бонифация IX укрепил Замок Св. Ангела и придал ему лучшую форму, так как был лучшим архитектором своего времени. А по возвращении во Флоренцию он поставил по поручению мастеров Монетного Двора две мраморные фигурки на углу Орсанмикеле, обращенном к шерстяному цеху, на столбе над нишей, в которой ныне стоит сделанный позднее св. Матфей. Фигурки эти были так хороши и так вязались с верхом этого табернакля, что их и тогда и после неизменно хвалили, и казалось, что в них Никколо превзошел самого себя, ибо никогда ничего лучшего не делал. В общем, они таковы, что могут сравниться с любым другим произведением в этом же роде, и этим он приобрел такое доверие, что заслужил включения в число тех, которые были признаны достойными выполнять бронзовые двери Сан Джованни. Правда, представив образец, он остался позади, и заказ был передан другим, о чем будет рассказано в своем месте.

После этих работ Никколо отправился в Милан, и был там поставлен во главе попечительства собора этого города, где выполнил несколько мраморных работ, которые тоже очень понравились. В конце концов, снова вызванный аретинцами на родину для выполнения табернакля для Святых Даров, он на обратном пути был вынужден задержаться в Болонье и сделать в монастыре братьев-миноритов гробницу папы Александра V, закончившего в этом городе течение лет своих. И хотя он долго отказывался от этой работы, он все же не мог не снизойти к просьбам мессера Леонардо Бруни, аретинца, который был любимым секретарем этого папы. Итак, Никколо все же выполнил названную гробницу, сделав на ней портрет папы. Правда, из-за отсутствия мрамора и других камней гробница и орнаменты были выполнены из штукатурки и терракоты, равно как и статуя папы на саркофаге, поставленном за хором названной церкви. Закончив эту работу, Никколо тяжело заболел и вскоре умер шестидесяти семи лет от роду и был погребен в той же церкви в 1417 году. Его портрет был написан феррарцем Галассо, его ближайшим другом, который писал в это время в Болонье, соревнуясь с Якопо и Симоне, болонскими живописцами, и неким Кристофано, не то феррарцем, не то, как говорят другие, моденцем. Все они написали много фресок в церкви под названием Каза ди Меццо, что за воротами Сан Маммоло. Кристофано изобразил с одной стороны все от сотворения Богом Адама и до смерти Моисея, а Симоне и Якопо написали тридцать историй от Рождества Христова до Вечери Его с учениками, Галассо же изобразил Страсти Христовы, что мы и видим по именным подписям каждого из них. Выполнена же эта роспись была в 1404 году, после чего остальную часть церкви весьма старательно расписали другие мастера историями про Давида. Да и в самом деле эти живописные работы пользуются у болонцев по заслугам большим почетом, как потому, что они хотя и старые, но толковые, так и потому, что и живопись, сохранившись свежей и яркой, заслуживает всякой похвалы. Некоторые утверждают, что названный Галассо в самом преклонном возрасте писал также и маслом, но я ни в Ферраре, ни в других местах иных его работ, кроме фресок, не обнаружил. Учеником Галассо был Косме, расписавший в церкви Сан Доменико в Ферраре капеллу, а также створки, которыми закрывается орган собора, и много других вещей, которые лучше живописных работ его учителя Галассо. Никколо был хорошим рисовальщиком, в чем можно убедиться по нашей книге, в которой имеются действительно отлично им нарисованные Евангелист и три лошадиных головы.

Жизнеописание Делло, флорентийского живописца и скульптора

Несмотря на то, что флорентинец Делло был всегда известен при жизни, да и впоследствии только как живописец, он занимался и скульптурой, и как раз первые его работы и были скульптурными, так как, прежде чем начать писать красками, он выполнил много работ из терракоты: в арке, что над дверями церкви Санта Мариа Нуова, — Венчание Богоматери, внутри же церкви — двенадцать апостолов, а в церкви сервитов — усопшего Христа на коленях у Девы Марии и много других работ по всему городу. Однако не только потому, что он отличался своенравием, но и, видя, что работами из глины много не заработать и, что бедности его нужна помощь более существенная, он, будучи хорошим рисовальщиком, решил заняться живописью, в чем легко и преуспел, быстро научившись писать красками, как о том свидетельствуют многочисленные живописные работы, выполненные им в родном городе, и главным образом фигуры небольших размеров, которые удавались ему гораздо легче, чем крупные. Это обстоятельство оказалось ему весьма кстати, ибо в те времена горожане любили держать у себя в комнатах большие деревянные сундуки в виде гробов с разнообразно разрисованными крышками, и не было человека, который не заказывал бы росписей для этих сундуков. Помимо историй, изображавшихся спереди, на торцах, на углах, а то и еще где-нибудь, заказывались семейные гербы или эмблемы Истории же, изображавшиеся на передней стороне, большей частью заимствовались из сочинений Овидия и других поэтов или же из рассказов греческих либо латинских историков; а также были там охоты, турниры, любовные новеллы и тому подобные вещи — кому, что больше нравилось. Изнутри же их потом обивали холстом или сукном соответственно положению и достатку заказчика для наилучшего в них сохранения шерстяной одежды и других ценных вещей. Мало того, в той же манере расписывали не только сундуки, но и кровати, панели, идущие кругом карнизы и другие подобного рода украшения внутренних помещений, которые бывали в те времена особенно роскошными, бесчисленные примеры чего можно видеть по всему городу. И долгое время вещи такого рода были распространены настолько, что даже самые выдающиеся живописцы занимались такими работами, нисколько этого не стыдясь, как многие стыдились бы в наше время расписывать и покрывать позолотой подобного рода вещи. А в том, что это правда, можно убедиться и в наши дни, не говоря о многом другом, по нескольким сундукам, панелям и карнизам в покоях великолепного Лоренцо деи Медичи Старшего, где рукой живописцев — не каких-нибудь простонародных, но превосходных мастеров — были изображены все те игры, турниры, охоты, празднества и другие зрелища, которые изображались в его время со вкусом, изобретательностью и удивительным искусством. Подобные вещи можно видеть не только во дворце и в старых домах Медичи, но кое-что осталось и во всех знатнейших домах Флоренции Ибо некоторые приверженцы старых обычаев, поистине великолепных и весьма почтенных, не уничтожили этих вещей, чтобы заменить их современными украшениями и обычаями.

Так и Делло, будучи весьма опытным и хорошим живописцем и главным образом, как уже сказано, с большим изяществом выполнявшим живописные работы малого размера, в продолжение многих лет с большой пользой для себя и честью не занимался ничем другим, как изготовлением и росписью сундуков, панелей, кроватей и других украшений в манере, описанной выше, так что можно сказать, что это и было его основным и главным занятием. Но так как ничто в этом мире не твердо и не долговечно, даже самое доброе и достойное восхваления, то и здесь, по мере того как таланты становились более утонченными, от этой первоначальной манеры недавно перешли к украшениям более богатым: и к позолоченной резьбе по ореху, представляющей собой самую богатую отделку, и к украшению подобного рода домашней обстановки прекраснейшими историями, написанными маслом, которые свидетельствовали и продолжают свидетельствовать как о великолепии граждан, которые этим пользуются, так и о превосходстве живописцев.

Перейдем, однако, к произведениям Делло, который первый проявил в подобных вещах и тщательность, и хорошие приемы. В частности, он расписал для Джованни деи Медичи всю обстановку одного из его покоев, что было признано работой поистине редкостной и в этом роде прекраснейшей, о чем свидетельствуют некоторые еще сохранившиеся ее остатки. Говорят, что ему помогал молодой Донателло, собственноручно выполнивший там из штукатурки, гипса, клея и толченого кирпича несколько барельефных историй и орнаментов, которые были затем позолочены и с большой приятностью для глаза сочетались с написанными историями. Об этой работе и о многих других ей подобных упоминает с длинным рассуждением Дреа Ченнини в своем сочинении, о котором выше говорилось достаточно. А так как очень хорошо уберечь хоть какую-нибудь память о старых вещах такого рода, то я во дворце синьора герцога Козимо и сохранил кое-что из собственноручных работ Делло, где они и теперь, и всегда будут достойны внимания хотя бы из-за разнообразия одежд того времени, как мужских, так и женских, которые можно на них рассмотреть.

Делло писал также фрески во дворце Санта Мариа Новелла, где он изобразил зеленой землей историю Исаака, благословляющего Исава.

Вскоре после этой работы он был приглашен в Испанию на королевскую службу, где приобрел такую славу, что большего невозможно было бы пожелать ни одному художнику. И хотя точно неизвестно, какие работы он выполнял в этой стране, однако, судя по тому, что он вернулся оттуда очень богатым и в большом почете, можно предположить, что они были очень красивы и хороши. Спустя несколько лет, получив за свои труды царское вознаграждение, Делло вздумал вернуться во Флоренцию, чтобы показать своим друзьям, как от крайней бедности возвышаются до великого богатства. И вот, когда он отправился за разрешением уехать к тамошнему королю, он не только был милостиво отпущен (его охотно и оставили бы там, если бы он этого пожелал), но и в знак высшей благодарности был возведен этим щедрейшим королем в рыцарское достоинство. Поэтому, когда он вернулся во Флоренцию и хотел получить рыцарские отличия и подтверждение своих привилегий, ему было в этом отказано по настоянию Филиппо Спано дельи Сколари, который в это время возвратился после победоносной войны с турками в должности великого сенешаля короля Венгрии. Однако Делло тотчас же написал в Испанию королю, жалуясь на эту несправедливость, а король написал Синьории, ходатайствуя за него столь горячо, что требуемые им и следуемые ему почести были предоставлены ему беспрекословно. Говорят, что, когда Делло возвращался домой верхом на лошади с рыцарскими отличиями, одетый в парчу и получивший признание Синьории, то при проезде через Вакереччу, где в то время было много ювелирных мастерских, некоторые местные его товарищи, знавшие его в юности, подняли его на смех не то со зла, не то в шутку, и что, повернувшись в ту сторону, откуда послышались голоса, он сложил из обеих рук фиги и, не говоря ни слова, проехал дальше, так что почти никто этого и не заметил, кроме тех, кто над ним издевался. По этому и по другим признакам он понял, что на родине зависть вредит ему не меньше, чем раньше, когда он был очень беден, ему вредила злоба, и решил возвратиться в Испанию. Написав туда и получив ответ от короля, он вернулся в те края, где и был принят с великой благосклонностью, всегда находился на хорошем счету, занимался своей работой, жил как синьор и с тех пор всегда писал не иначе, как в парчовом фартуке. Вот каким образом возбудил он зависть, но у короля этого прожил в почете и умер сорока девяти лет, будучи им же с почестями похоронен со следующей эпитафией: