Жонкиль
Шрифт:
— Прости, бабушка. Но я должен ехать. Должен постараться сделать что-то стоящее, найти работу и честно работать. Я слишком долго бездельничал. Если бы я немного лучше помнил твои наставления, то не оказался бы в таком положении, в каком нахожусь сейчас... И она бы не думала обо мне так, как думает сейчас. Я должен идти. До свидания, дорогая бабушка. Я постараюсь присматривать за Жонкиль, время от времени буду давать тебе знать о себе. Держи меня в курсе ее дел. Она моя жена, и когда-нибудь...
— Когда-нибудь вы приедете домой в Риверс Корт вместе, — закончила миссис Риверс дрожащим голосом.
— Кто знает, — сказал Роланд. — Если мне не удастся вернуть доверие Жонкиль — что ж, тогда, я думаю, мне придется вернуть ей свободу. До свидания.
Глава 14
Пришло время и Жонкиль покидать Риверс Корт.
После отъезда Роланда миссис Риверс потратила целый день на то, чтобы отговорить Жонкиль от ее намерения, но вскоре поняла всю безнадежность этих споров. Жонкиль упорствовала в решении искать работу и «зарабатывать себе на жизнь», как она говорила.
— Я никогда не буду счастлива теперь в Чанктонбридже, бабушка, — сказала она миссис Риверс. — Я всегда буду чувствовать, что этот дом и деньги по праву принадлежат Роланду. Я должна сама зарабатывать.
Миссис Риверс очень хотелось прижать девушку к своему сердцу, приласкать ее, выразить ей свое сочувствие и в то же время походатайствовать за Роланда. Но она не поддалась искушению. Она подумала, что будет лучше, если эти двое сами найдут свое спасение. Однако она очень беспокоилась за Жонкиль.
Роланд — умудренный жизнью человек. Он может постоять за себя. А Жонкиль еще ребенок, хоть ее славное личико так побледнело и похудело с Рождества; глаза стали огромными, страдальческими.
— Я бы очень хотела, чтобы ты не беспокоилась обо мне, бабушка, — сказала Жонкиль. — Со мной будет все в порядке. У меня накоплено пятьдесят фунтов, я возьму их с собой, чтобы было на что жить, пока я не найду работу. Я собираюсь искать какую-то работу по дому, могу быть бонной.
Миссис Риверс недоверчиво улыбнулась.
— Тебе это не понравится, моя дорогая.
— Неважно. Я должна что-то делать.
— А к кому ты пойдешь?
— Поеду в Лондон, — сказала она неопределенно. — Я могла бы посоветоваться с миссис Поллингтон. У нее масса знакомых в Лондоне.
Этот разговор происходил в гостиной холодным январским утром: в одиннадцать часов миссис Риверс пила свой обычный стакан хереса с печеньем. Жонкиль начала собирать вещи сразу после завтрака; она выглядела усталой и подавленной. Миссис Риверс тревожно разглядывала ее, затем сказала:
— Очень хорошо, Жонкиль. Поступай, как знаешь. Но смешно быть такой гордой.
— Моя гордость — единственное, что у меня осталось.
— Ну-ну, дитя. В глубине души ты любишь Роланда и когда-нибудь забудешь обиду и начнешь все сначала.
Жонкиль покачала головой. Она не собиралась позволять чувствам снова управлять собой. Она уже вычеркнула Роланда из своей жизни. Теперь она намеревалась подавить любовь и подсознательное стремление к нему, стать совершенно независимой.
— Мое единственное желание, бабушка, — аннулировать брак, — сказала она. — Я возьму фамилию Риверс. Я не могу быть миссис Чартер.
— Я спорила бы с тобой до второго пришествия, моя дорогая, — сказала миссис Риверс. — Но я вижу, что это бесполезно и только излишне утомляет меня. Мне остается сказать: иди... Иди и постарайся обрести покой. Ты знаешь, что твой дом здесь и всегда будет ждать тебя.
Жонкиль подошла к бабушке, наклонилась и поцеловала ее белую голову — это было очень редкое проявление нежности с ее стороны. Миссис Риверс никогда в прошлом не поощряла никаких сантиментов.
— Ты очень добра, бабушка, — сказала Жонкиль. — Я благодарна тебе за все, что ты сделала. Мне жаль, что я не могу остаться; жаль, если ты будешь чувствовать себя одиноко сейчас, когда скончался бедный отец. Но я должна уехать.
Миссис Риверс глубоко вздохнула. Дух независимости, упрямство Роланда и Жонкиль были выше ее понимания. В ее молодые годы детей учили склоняться перед волей старших. Но современная молодежь предпочитает идти своим путем. Ну что ж, она может только отпустить их и ждать здесь в одиночестве; ждать и молиться. Более всего на свете Генриетта Риверс верила в силу молитвы.
Было что-то такое в характере Жонкиль, что не могло не привлекать старую миссис Риверс. Девушка обладала мужеством и сильным характером. Ведь насколько легче было бы ей принять деньги, завещанные Генри Риверсом, нежели начинать самой зарабатывать на жизнь, быть одинокой и бедной. «Очень, очень жаль, — думала миссис Риверс, — что бедняжка встретила Роланда, поддалась его обаянию и бросилась в этот брак. Однако что сделано, то сделано, и сожалеть об этом уже поздно».
Жонкиль под давлением миссис Риверс согласилась не предпринимать пока никаких шагов в отношении денег. И Роланд, и Жонкиль отреклись от них. На некоторое время состояние Генри Риверса должно оставаться нетронутым, во всяком случае до тех пор, пока молодая наследница не придет к какому-то определенному решению, чего в данный момент она не могла сделать.
— Я поеду в Лондон завтра утром, — сказала Жонкиль миссис Риверс. — Я найду где-нибудь квартиру, затем постараюсь увидеться с миссис Поллингтон. Она была очень добра ко мне на том вечере. Я уверена, что она поможет мне.
В комнату вошла горничная.
— Мистер Уильям Оукли в библиотеке и хотел бы видеть мисс Жонкиль, — сообщила она.
Жонкиль поднялась.
— Это Билли, — сказала она. — Придется повидать его.
— Пренепременно, — сказала миссис Риверс, вновь обретя свою прежнюю колкую манеру, — тем более, что он уже здесь.
Жонкиль пошла в библиотеку в состоянии раздражения и глубокой подавленности: она чувствовала, что не в состоянии вести с Билли веселую оживленную беседу.
В течение последних нескольких недель Жонкиль находилась в водовороте таких исступленных чувств, что была духовно истощена. Она бросала вызов миру, но в душе страшилась одиночества и предстоящей работы, а больше всего боялась поддаться естественной слабости и показать себя трусихой.