Жорж Милославский. Начало
Шрифт:
Ой! Я же не представился вам, дорогие читатели! Зовут меня по-разному, то Жориком, то Жоркой, а по документам я Георгий. Всем понятно, что Жорой может быть только крупный улыбчивый добродушный парень. Видимо под влиянием своего имени из тощего мелкого шкета я вырос в такого крупного склонного к полноте, но мощного парня с широченными плечами. До широченных плеч теперь мне еще дорасти надо, а полноту постараюсь не допустить, хотя бы на период молодости. После показа по телевизору комеди «Иван Васильевич меняет профессию» меня во дворе и школе стали звать Жорж Милославский, благо и родная фамилия располагает, вполне располагает. Нас в классе трое с «княжескими» фамилиями: Ира Ольжевская, типичная польская панна; Шурка Московский, типичный урка и я. Ира была одна из двух девушек в нашей школе, носящих школьное платье длиной ниже колена. А Шурка меня приятно удивил потом — вырос человеком труда парень, таксистом стал. Впрочем, в 2000-х таксистами стали многие. «А фамилия моя… фамилия моя слишком известна, чтобы я ее называл!» В конце концов,
Задуматься на ходу — моя обычная история, ноги сами несут по привычному маршруту, голова не думает, ноги идут в школу. Но ситуация не та — кругом целая затерянная страна, которая живет по другим законам и понятиям, выученным мной сорок лет назад и забытым за ненадобностью. Тут могут остановить сверстники и поинтересоваться, из какого ты района. Могут защитить от хулигана прохожие, они же могут надрать ухо за хулиганство или за то, что таковым является с их точки зрения. Тут ключи от квартир лежат под ковриками, а школьников могут на месяц отвлечь от занятий для работы на колхозных полях. При этом детский труд запрещен конституцией, а деньги за детский труд получит школа и потратит их на нужды школы. В этом мире «Человек труда — это звучит гордо!» — только что прошел мимо плаката. При этом рабочий зарабатывает больше инженера, но меньше продавщицы. А больше продавщицы из ликеро-водочного получает только шахтер или профессор. Шахтеры и профессора — легальные покупатели Жигулей. Артисты и заведующие оптовыми базами — реальные владельцы предметов роскоши. Здесь дорогу могут раскопать через неделю после укладки, а засыпать через полгода, а снова заасфальтировать еще через полгода. А могут и не асфальтировать совсем.
Иду верчу башней, впитываю пейзаж. Конец зимы, валы снега по обочинам, ледяные языки на тротуаре пунктиром обозначают путь в школу. Разогнался, проехал, подпрыгнул, разогнался, проехал… Скорость движения выше, чем на скейте. Отвлекся, чебурахнулся, подобрал ушанку, разогнался. Удовольствие неописуемое! Как накаркал про дороги и ямы, напротив моей школы котлован поперек дороги глубиной в пару метров. И никакого ограждения — ловушку на мамонта выкопали?
На разминку я опоздал, видите-ли. На какую разминку? Перед самой Олимпиадой-80 какой-то умный человек придумал, что уроки теперь начинаются с физкультурной пятиминутки прямо в классах за пятнадцать минут до начала уроков. Гады, отняли у всех пятнадцать минут сна. Записали как опоздавшего, хрен бы с ним, не накажут. Еще в прошлой жизни заметил, в этой школе отношение к ученикам выстраивается от их успехов в учебе. Если ты хорошо учишься, то смотрят сквозь пальцы на некоторые косяки с дисциплиной. А если на пятерки — то можно даже на посещаемость забивать слегка. Лично я в старших классах не ходил в школу по субботам, если родители уезжали куда-нибудь. Первым уроком история у Мормышки. Пожалуй единственная никем неуважаемая учительница в нашей школе Мормышка, она же Хомяк. Бесформенная женщина без возраста и харизмы. Что у нас вообще проходится-то? История средних веков, тема «Начало реформации в Германии». Надеюсь, к доске не вызовут, из курса истории помню про Германию одну фразу «Карта Германии к 17-му веку была похожа на лоскутное одеяло…», скукота! И вообще, обманули! Это уже нифига не средние века, сплошной огнестрел, товарно-денежные отношения, становление буржуазии и национальное пробуждение. Во как сказал, самому страшно стало. Прикидываюсь ветошью и слушаю, досидим как-нибудь. Да, не зря не любят училку — без огонька рассказывает, не любит свою работу. Вспомнил опять, в восьмом классе она же ухитрилась заявить: «Кому неинтересно, тот может уйти!» Все мальчишки тогда, не сговариваясь, встали и ушли.
Урок высидел, чуть голова не открутилась, рассматривал одноклассников. Удачно так получилось, я в классе новенький, знаю не всех, любопытство объяснимо, незнание имен тоже. На самом деле почти всех помню, кого по фамилии, кого по имени. Куча Наташ в классе, мальчишек всего одиннадцать из тридцати учеников, что необычно. Все Наташи в старших классах вытянутся в рослых барышень, это такое влияние имени на носителя или случайность? А вон самая махонькая Маша Акимбаева, так и останется пуговкой с ростом 148 см. Фамилия казахская, на внешность типичная кореянка. Витька Филипов, самый красивый парень, умный и музыкальный, но без стержня. Таких девчонки не сильно привечают. Олег Листратов, добродушный и спокойный как удав, химик-самоучка. Три Женьки на класс, почти каре! Спокойный подобрался класс, умный и позитивный, из тридцати учеников половина учится в музыкальной школе. Когда из двух восьмых классов сформируют (или сформировали?) один девятый, получился вообще класс мечты. Практически все ходили на всякие курсы и факультативы, собрали классный ВИА, все поступили в институты. Вот только вышку получили меньше половины. Мало уметь идти к цели в коллективе единомышленников, оказывается. Надо уметь идти одному или даже одному против всех туда, куда нужно тебе. Взрослая жизнь сбивает с курса. А пришедшие девяностые годы сбивали с ног. А?! Звонок? Как я задумался, эдак можно в чудаки попасть.
Вот как-то не тянет в чью-то компанию в одну из сформировавшихся из ребят группок. Из кабинета истории бредем в кабинет математики. Школа маленькая, самая старая в городе и районе. Здание постройки тридцатых годов, а сама школа вообще сформировалась из дореволюционных курсов для детей рабочих железнодорожных мастерских. Коридоры маленькие и узкие, идти не далеко. Ловлю оценивающие взгляды мальчишек из параллельного класса — эти ашки другие, чем мы бэшки. Они все такие спортивные и незамутненные интеллектом как сборная по литроболу. Над ними возвышается Гвоздев, у парня гормональный сбой, как у Валуева. Сейчас он выглядит лет на двадцать пять, небрит и плотен как взрослый. А после восьмого класса он уйдет матерым тридцатилетним дядькой. При этом в главные хулиганы школы не пошел, кто-то ему смог донести, что с его силой надо вести себя в школе предельно осторожно.
Вспоминаю читанные романы про попаданцев, себя поставить в коллективе очень просто — надо только вырубить толпу хулиганов из старших классов, признание придет само вслед за милиционершей из Детской комнаты милиции. Поставят на учет, блатные запишут в свои, «Молодая гвардия» издаст твой роман, родителям куплю Жигули на гонорар, они будут глядеть в рот и советоваться по любому поводу. Чуть не забыл — надо еще Брежневу замену найти срочно, он помрет в первой четверти следующего года. И раз медведь мне в ухо выстрелил, то чужие песни не получится зарегистрировать на себя, я партитуру не напишу. Максимум напою знакомому музыканту, но скорее он мне в ухо как тот медведь зарядит после первого же куплета. А жаль, Бон Джови звучит в моем сердце.
В прошлой жизни драчун из меня был аховый, неэффективный. Бывали хорошо исполненные удары в драке, но они всегда получались только с утяжелением. То свинчатка в кулаке, то рукояткой пистолета по затылку. Тогда да, тогда с одного удара противник складывался. На всякий случай я прокачал пару прямых и один боковой удар кулаком, да один ногой в колено. Еще несколько бросков научился делать, уходы и толчки с подсечками — наше всё. Как в школе говорили, выучил 10 приемов бегом и один спрятаться. Зато с холодным оружием я был (или буду?) несокрушим. Мечи, сабли, секиры, кистени, рогатины, ножи были не просто изучены, а впитались в кровь за пятнадцать лет тренировок. Как итог понимание, что молоток эффективнее травматики, а кистень можно сделать из чего угодно. И никаких складных ножей, выкидух и бабочек, лучше уж отвертка. К счастью, ничего не пригодилось в той взрослой жизни — московский офисный кабан может нарваться на драку только по своему желанию. Ах я уже не кабан, не московский? Что имеем? Тельце с ручками, ножками, косточками и лобиком. Год назад это тельце ухитрилось одним ударом сломать себе фалангу пальца на правой руке об череп одноклассника. Одноклассника за это исключили из пионеров, мне стыдно. Вывод — выделываться противопоказано, проблемы решать вербально, в крайних ситуациях использовать лоб.
«Чево вылупился?» — кажется, это мне. Точно мне, вон и взгляд такой вызывающий. Такой же шкет, как я, только чуть повыше. Самая правильная реакция, та, которая первая: «Да смотрю, ты такой красивый идешь. Даже удивительно, чего ты тут в школе делаешь, а не на киностудии! Андрей Миронов устал, подменить некому!» Всё, клиент поплыл. Ему же сначала надо прокрутить в голове эту фразу, понять смысл, оценить на предмет повода для драки… А я уже ушел, сейчас второй урок начнется. «Миронов! Слышь, Миронов среди нас! Козадоев, к шефу!» За моей спиной несостоявшийся дуэлянт обрел свою минуту славы. Да уж, опыт решает.
Как бы я не возмущался неготовностью мозга к серьезным задачам, программу шестого класса он тянет вполоборота. Накопленные знания, все тот же опыт и уверенность в себе много значат. Алгебра, геометрия, литература щелкаются как семечки. Русский на уровне диктантов легко, а вот формулировка правил и разбор по членам предложения, частям слова… мутотень и геморрой! А главное, абсолютно бесполезные знания. Хуже только высшая математика в институте. Как нас по этой высшей математике в институте гоняли! Вроде уже сколько лет прошло, а разбуди меня среди ночи и спроси разложение Эйлера — я тут же драться начну. Потому что задолбали вусмерть! Никогда, вот вообще ни разу не пригодились мне все эти двойные интегралы, логарифмы и пределы. Сопромат, геометрия, физика, кроме элементарной — пригодились, даже теория вероятности в дело. А вышка совсем нет.
Последним уроком мой нелюбимый английский. В школе он у меня еле на четверку выходил, порой скатывался на честную тройку по нормам советской школы. Знать иностранный язык может только тот, кто им пользуется. Учить его в отрыве от носителей вообще бесполезно. Максимум, что можно делать с такими знаниями — допрашивать пленных. Они не будут смеяться над твоими ошибками и постараются максимально внимательно слушать и предельно разборчиво отвечать. И даже по слогам. Когда я был большим (теперь я могу так рассказывать), я путешествовал по Италии и испаноговорящим странам, где знания английского у населения не сильно отличались от моих. А порой были еще хуже. Поэтому мы с аборигенами вполне друг друга понимали что на Сардинии, что в Риме, что в Доминиканской или Чешской республиках. Вис из э тейбл — поймет любой, кроме англичанина. Ну да ладно, разговорный опыт у меня несравненно богаче, чем у любого из одноклассников.