Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— Гм! — хмыкнул Жильбер.
— Никаких «гм»! Не такой уж вы ученый, мой юный философ, и вам не повредило бы многому поучиться у женщины, и главным образом первейшему правилу: смолчать не значит солгать. Хорошенько запомните это.
— А если меня спросят?
— Кто? Вы с ума сошли! Боже милостивый, да кто в целом свете знает о вас, кроме меня? Сдается мне, господин философ, вам недостает хорошей школы. Вы относитесь к весьма еще редкой у нас породе людей. Чтобы откопать такого, как вы, нужно порыскать по большим дорогам и пошарить по кустам. Вы останетесь при мне, и не пройдет и четырех дней, как вы у меня превратитесь в образцового придворного.
— Сомневаюсь, — надменно изрек Жильбер.
Шон пожала плечами.
Жильбер улыбнулся.
— Оставим этот разговор, — заявила Шон. — Кстати, вам следует понравиться всего трем особам.
— Кто же эти три особы?
— Король, моя сестра и я.
— Что для этого нужно?
–
— Вы видели Самора? — осведомилась молодая женщина, избегая прямого ответа на вопрос.
— Этого негра? — с глубоким презрением спросил Жильбер.
— Да, этого негра.
— Что у меня может быть с ним общего?
— Постарайтесь, чтобы общей для вас оказалась удача, мой юный друг. Этот негр уже получает из королевской казны ренту в две тысячи ливров. Сейчас его назначают губернатором замка Люсьенна, и те, кто раньше насмехался над его толстыми губами и цветом кожи, теперь станут ему угождать и величать его господином, а то и превосходительством.
— Я, сударыня, не стану, — сказал Жильбер.
— Позвольте! — удивилась Шон. — Я полагала, один из первых заветов философии заключается в том, что все люди равны!
— Вот потому я и не стану звать Самора превосходительством.
Шон угодила в свою же западню. Теперь пришел ее черед кусать губы.
— Выходит, вы не честолюбивы? — спросила она.
— Напротив, в высшей степени честолюбив! — возразил юноша, сверкнув глазами.
— И ваше честолюбие, насколько я помню, влечет вас на стезю медицины?
— Мне кажется, что в мире нет ничего лучше, нежели помогать ближнему.
— Что ж! Ваша мечта осуществится.
— Как?
— Вы станете лекарем, и не просто лекарем, а королевским.
— Я? — вскричал Жильбер. — Я? Да ведь у меня нет даже начатков знаний в искусстве врачевания! Вы смеетесь, сударыня.
— А Самор разве знает, что такое опускная решетка, бойницы, контрэскарп? Нет, он и понятия о них не имеет, но это его не заботит. Тем не менее он губернатор замка Люсьенна и обладает всеми преимуществами, связанными с этим званием.
— Ах, теперь понимаю, — горько сказал Жильбер. — У вас только один шут, этого недостаточно. Король скучает, ему понадобился второй.
— Перестаньте! — воскликнула Шон. — Вот опять у вас вытянулась физиономия. Право, милейший, это вас вовсе не красит. Приберегите все эти немыслимые гримасы до той поры, когда на голове у вас будет парик, а на парике колпак; вот тогда, чем безобразнее вы скривитесь, тем будет смешнее.
Жильбер во второй раз нахмурился.
— Послушайте, — продолжала Шон, — ну почему бы вам не принять звание королевского лекаря, если уж герцог де Трем домогается титула обезьянки моей сестры?
Жильбер не отвечал. Шон в соответствии с пословицей истолковала его молчание как знак согласия.
— В подтверждение того, что вы входите в милость, — объявила Шон, — вы более не будете столоваться вместе со слугами.
— Благодарю вас, сударыня, — отвечал Жильбер.
— Да-да, я уже распорядилась.
— Где же я буду столоваться?
— Вы разделите трапезу Самора.
— Как!
— Разумеется, губернатор замка и королевский лекарь вполне могут сидеть за одним столом. Если хотите, можете прямо сейчас пойти и отобедать с ним.
— Я не голоден, — отрезал Жильбер.
— Ну что ж, — невозмутимо отвечала Шон, — сейчас не голодны, но к вечеру-то проголодаетесь.
Жильбер покачал головой.
— Не вечером, так завтра или послезавтра. О, вы смягчитесь, господин бунтарь, ну, а ежели будете доставлять нам чрезмерные огорчения, так на то у нас есть экзекутор для пажей, который нам безгранично предан.
Жильбер вздрогнул и побледнел.
— Итак, ступайте к превосходительному Самору, — сурово заключила Шон. — Ничего дурного там с вами не приключится, кухня у нас превосходная, но бойтесь проявить неблагодарность, потому что здесь вам сумеют преподать науку признательности.
Жильбер понурил голову.
Отвечать ему по-прежнему не хотелось, и он решил не возражать, а действовать.
Жильбера ждал лакей, тот, что доставил его сюда. Он провел юношу в небольшую столовую, примыкающую к передней, где тот уже был. За столом сидел Самор.
Жильбер сел рядом с ним, но принудить его есть было невозможно.
Пробило три часа; г-жа Дюбарри отбыла в Париж. Шон, которая должна была последовать за ней позже, отдала распоряжения, как приручать ее медведя. Если будет весел — накормить сластями, если по-прежнему будет бунтовать — пригрозить, а потом и запереть на часок в карцер.
В четыре в каморку Жильбера принесли полное облачение из «Лекаря поневоле» [122] : островерхий колпак, парик, черный камзол и того же цвета мантию. Наряд этот дополнялся отложным воротником, жезлом и толстой книгой.
Лакей, притащивший этот маскарадный костюм, продемонстрировал поочередно все его детали, и Жильбер не выказывал никаких поползновений к возмущению.
Следом за лакеем явился г-н Гранж и объяснил, как должно носить этот костюм; Жильбер терпеливо выслушал все наставления управителя и только заметил:
122
Комедия Мольера.