Жрец смерти
Шрифт:
В живых из моих врагов остался только Аркадий Аркадьевич, самый хитрый и опасный противник. Он бы мог торжествовать – еще бы, его заклятый враг повержен и заполучить его империю не составляло никакого труда. Но профессор не торопился это сделать, потому что, по слухам, после кончины дочери резко сдал.
Занятно, что после известия о смерти Борисенко, которое у него вообще должно было вызвать приступ дикой радости, у него случился инфаркт. Хотя, может, переполнявшие эмоции надорвали его сердце. Пришлось даже сделать срочную операцию, во время
После таких пертурбаций мой бывший босс приходил в себя не дома и не в своем загородном доме, а в элитном, хорошо охраняемом санатории, примыкавшем к клинике. Охраняли его хорошо, но не так, как следовало. Видимо, после того как оба Борисенко – что старший, что младший – ушли в мир иной, служба безопасности Аркадия Аркадьевича несколько расслабилась. Еще бы! Их шеф выиграл шахматную партию, наголову разбив соперника. Так что опасность ему теперь не угрожает, считали бодигарды. Это было опасным заблуждением.
На территорию санатория я пробралась со стороны соснового бора, окружавшего его с трех сторон. С четвертой была вода – санаторий и клиника находились на берегу Балтики.
Около палаты Аркадия Аркадьевича дежурил один из телохранителей, который нападения на своего шефа явно не ожидал. Да и я в форме медицинской сестры выглядела совершенно безобидно. Подлинную сестру, которая должна была сменить пациенту повязку и принести витамины, я обезвредила – не убила, конечно, а всего лишь усыпила при помощи простой инъекции, а затем запихнула в комнатку с грязным бельем.
Я прошествовала мимо охранника, мило ему улыбнувшись. Меня он не узнал – я изменила внешность, а к тому же с некоторого времени числилась в покойницах.
В просторной палате, где лежал Аркадий Аркадьевич, царил полумрак. Шторы были задернуты, телевизор выключен. Пациент возлежал на большой кровати – и вдруг я вспомнила, что в последний раз тоже видела его больным, на кровати. Прошло чуть больше полугода, но казалось, будто миновала вечность. Потому что Аркадий Аркадьевич осунулся, постарел, как-то скукожился. Мне даже было его жаль. Но только отчасти. Ведь пока он жил, я не могла чувствовать себя в безопасности.
Аркадий Аркадьевич, казалось, спал. Однако мне подумалось, что он за мной наблюдает, притворяясь спящим. Поставив поднос, на котором стоял пластмассовый стаканчик с разноцветными таблетками, на стол, я взяла в руки подушку, лежавшую на софе. И подошла с ней к кровати. Вот он, тот человек, который сделал из меня убийцу…
Хотя я была несправедлива к нему – убийцей я стала намного раньше встречи с ним. Однако он выпустил джинна из бутылки и сподвиг меня на то, чтобы лишение жизни других людей стало моей профессией.
Да, в этом был виноват он. И только он. Или все-таки я сама? Подушка в моих руках вдруг показалась ужасно тяжелой, словно налитой свинцом. Оставалось только одно – положить ее на лицо Аркадия Аркадьевича и посильнее надавить. Выждать для верности две минуты, а потом убрать. И все.
Я собралась с силами, поднесла подушку к лицу профессора, а тот вдруг поднял веки и уставился на меня своими бирюзовыми глазами.
– Ты пришла… Я так тебя ждал. Я знал, что ты жива, – произнес он тихим голосом.
Я, содрогнувшись, сделала шаг назад. Как такое может быть? Как он узнал меня?
Профессор, чуть приподнявшись, забормотал:
– Зина, Зиночка… Я ведь не хотел, не хотел, чтобы все так закончилось…
Тут я поняла – больной принял меня за свою покойную дочь. Но ведь я ничуточки на нее не похожа! Или он принимал желаемое за действительное? Или…
В мою голову закралось подозрение: неужели этот гениальный стратег, этот человек-компьютер, этот бездушный шахматист сошел с ума?
Но тут взгляд Аркадия Аркадьевича прояснился, и он, откинувшись на подушки, прошептал:
– Нет, я ошибся. Вы снова пришли надоедать мне витаминами. Оставьте меня в покое! С учетом тех денег, которые я плачу, вы должны беспрекословно выполнять мои требования.
Я проникла в клинику, чтобы убить его. Потому что не осталось больше никого, кто бы мог сделать это вместо меня. Но могла ли я поднять руку на жалкого, больного человека? Ведь он и так много перенес, едва не умер…
– Извините, – произнесла я и, швырнув подушку на софу, развернулась, направилась к выходу. Больше мне нечего было делать в клинике. Профессор сам себя покарал, получил то, о чем мечтал, – деньги, власть, влияние. Но лишился того, что любил. Заплатил свою цену. И пусть он еще жив. На больничной койке сейчас не человек, а мумия.
– Это вы? – раздался мне вдогонку слабый голос. – Ну конечно, это вы.
Аркадий Аркадьевич снова принял меня за свою дочь! Да, дела плохи, наверняка очень скоро он окажется в психиатрической клинике. И уже никогда ее не покинет.
– Значит, вы не погибли. А у меня были сомнения относительно вашей смерти… Ведь такой профессионал, как вы, никогда бы не пошел на подобную глупость – на штурм поместья Борисенко. Теперь я понимаю – вам нужен был предлог, чтобы за вами погнались. Чтобы автомобиль, в котором вы якобы находились, взлетел на воздух.
С бьющимся сердцем я обернулась и увидела ясный взгляд профессора, его ехидную улыбку. Нет, никакой он не сумасшедший. И не старый, больной человек. А, как и прежде, всем даст фору. Потому что он узнал меня!
– Знаете, что вас выдало? – спросил Аркадий Аркадьевич. Я облизнула губы. Ситуация была критическая. С ним-то я справлюсь, а вот с его людьми? Дело, опять же, всего лишь в их количестве. А здесь, в санатории, бодигардов много.
– Нет, не голос, – продолжал профессор. – Ведь голос вы умеете менять мастерски. И не внешность – тут тоже не придерешься. Ваша походка… Не то чтобы она у вас индивидуальная, но медсестры так не ходят. Слишком вы похожи на крадущуюся кошку. Ну, или на профессиональную убийцу. А такую я знал лишь одну – вас.