Жрецы
Шрифт:
Последнего Зевс еще до потопа за его дикие выходки сделал волком, после чего на всякий случай испепелил молнией.
Фивы, сами того не замечая, становились захолустьем - вот и сдабривали обыденность крупнозернистой солью легенд. Особенно это проявлялось при встречах с разговорчивыми путниками вроде Лихаса, потому что любой разговор неминуемо сводился к очередным деяниям богоравного Геракла - и фиванцы мигом напоминали встречным-поперечным, где расположена родина героя!
Опрометчивые попытки путников и самим примазаться к славе великого земляка всех фиванцев карались публичным осмеянием - как, например, сейчас,
Отдышавшись, Телем-Никакой тщательно вытер слезящиеся глаза, потом протянул руку и одобрительно похлопал парнишку по плечу, чуть не опрокинув Лихаса наземь.
– Молодец!
– просипел караульщик.
– Весельчак! Это ж надо придумать мы с Гераклом...
Злополучный шрам на лбу Лихаса стал темно-сизым.
– Да, мы!
– Лихас стряхнул увесистую руку Телема и злобно сверкнул глазами.
– Мы с Гераклом! Я, между прочим, уже шестой год за ним таскаюсь! А ты, дядя, бабу свою щупай, понял?!
– Шестой год?
– быстренько прикинул в уме Никакой.
– Это, значит, тебе на момент вашей знаменательной встречи было эдак лет десять... а Геракл как раз во Фракии у Диомеда-бистона кобылиц-людоедов отбирал! Слушай, Лихас, может, это ты и есть?!
– Кто я есть?
– не понял Лихас.
– Диомед, что ли?
Сейчас парнишка походил на оголодавшую крысу, загнанную в угол тремя сытыми и склонными к игре котами.
– Ты и есть кобыла-людоед!
– добродушно заржал второй караульщик, хлопая себя по объемистому брюху.
– Эх ты, трепло гулящее... давай, ври дальше! Куда вы еще с Гераклом ходили? За яблоками Гесперид?
– Не-а, за яблоками он меня не взял, - сокрушенно признался Лихас, хмуря реденькие белесые бровки.
– Далеко, говорит, не дойдешь. Сам пошел, с братом. Я ему: "Что я, маленький?" - а он мне...
– А он тебе дубиной по лбу!
– закончил за Лихаса Телем-Никакой.
– Вот шрам и остался! Ладно, герой, держи - заслужил...
Тонкостью чувств Никакой не отличался, но Лихас успешно помогал убивать время и потому заслуживал поощрения. Так что Телем порылся в корзине с провизией, извлек желтое крутобокое яблоко и швырнул его парнишке.
– Ешь, поправляйся! Это, конечно, не яблоко Гесперид - но, с другой стороны, и ходить никуда не надо... Жуй, Лихас, и давай еще про амазонок! Правда, что ихняя царица сама Гераклу свой пояс отдавала, а тут Гера в чужом обличье бучу устроила?
– Это не Гера, - грустно вздохнул Лихас, расправляясь с яблоком.
– А кто?
– Это я.
Напарники Телема готовы были разразиться дружным гоготом, но Никакой исподтишка показал им кулак - здоровенный, волосатый и очень убедительный. Дескать, обидится бродяжка, замолчит, а нам тут еще часа три сидеть!
– Мы под их бабскую столицу в Фемискире, - продолжил меж тем Лихас, целой армией пришли. Тыщ десять, если не больше. Только штурмовать не стали - Геракл решил посольство отправить. Племянника Иолая-возничего, потом Тезея-афинянина... ну, и меня. Тезея, значит, для красоты, Иолая для ума, а меня для безобидности. Вестником. Иди, говорит, Лихас, впереди и зеленой веткой размахивай. Только молчи, ради всех богов!
– Ну а ты?
– не выдержал толстый караульщик, подмигивая Телему.
– А я не умолчал. Иолай с Тезеем сначала царицу Ипполиту умасливали пояс добром отдать, потом вместе с ней и советницей Антиопой ушли куда-то, а меня оставили. Стою один, как дурак, вокруг сплошные бабы с копьями... Молчу. Долго молчу, устал уже - тут наши возвращаются. Тезей весь мокрый, красный, одежда мятая; Иолай обычный, а царица с Антиопой пуще зари сияют! Отдадим пояс, говорят. Как не отдать царский пояс великому Гераклу?! Я смотрю - царица враспояску, пояс в руках держит, Иолаю протягивает. И советница без пояса, хотя за ее поясом нас не посылали. Ну, тут-то я и заговорил...
– И что сказал?
– Телем сунул руку в корзину, собираясь вознаградить Лихаса еще одним яблоком, а то и лепешкой с ломтем окорока.
– Что, что... Сказал, что пояс царский не для Геракла, а для Эврисфеевой дочки, толстой ослицы Адметы! Втемяшилось дуре в голову, а ее брюхо только сидонским канатом обматывать! Так что пусть амазонки пояс локтя на два удлинят, а мы подождем. И показал, на сколько удлинять. Ох, и началось же... Тезея почти сразу в ляжку ранили, Иолай его на плечо - и к колесницам! Он, Иолай, знаете, какой бешеный?! Я за ними, веткой отмахиваюсь, гляжу - пояс этот проклятущий валяется, все по нему топчутся... Ну, я его за пазуху и сунул! Тут меня кто-то по лбу...
Договорить Лихас не успел.
Увлекшись рассказом, караульщики забылись и проморгали колесницу, успевшую подъехать почти к самым воротам.
Телем-Никакой, кряхтя, вскочил и кинулся проверять засовы. Убедившись в их надежности, он помянул болтливого Лихаса недобрым словом и прильнул к щели между створками, намереваясь рассмотреть приехавшего.
Рассмотрел.
Ничего особенного.
Крупный, видный мужчина средних лет, стоит себе, опершись на борт, и на городские стены глядит.
Лишь глаза слюдой поблескивают.
Слезятся, что ли?
– Эй, Иолай!
– донеслось со стены.
– Ты как догадался, что я в Фивах?!
Телем-Никакой отбежал от ворот, задрал голову и обнаружил на стене Лихаса.
"Взлетел он туда, что ли?" - мелькнуло в голове у караульщика.
– Никак, - прогудел снаружи низкий, чуть хрипловатый голос колесничего.
– Я тебе, обормоту, где велел сидеть? Ну?!
– Да ладно тебе, - тоном ниже отозвался Лихас.
– Чего я в Тиринфе не видел? Скукотища... Лучше я с вами поеду. Ты вот думаешь, что я ничего не знаю, а я все знаю - и про то, что ты с Алкидом и Ификлом в Ойхаллию собрались, и про состязания у Эврита-лучника, и про Иолу-невесту... я под столом прятался, а вы и не заметили! Алкид еще ногой меня задел, а я взвизгнул - он и решил, что собака! Ты погоди, Иолайчик, я сейчас к тебе слезу...
Оторопевший Телем наблюдал, как парнишка некоторое время возится на краю стены - отчетливо сверкнула бронза тройного крюка, похожего на длинные когти - потом Лихас ухарски присвистнул и исчез за гребнем.
– Веревка у него, - оправдываясь, буркнул толстый караульщик, виновато косясь на Телема.
– Я и встать не успел, а он уже крюк закинул. И лазит, подлец, что твой таракан...
Третий часовой и вовсе промолчал.
– Слышь, Телем, - все никак не мог угомониться толстяк, - это который Иолай-то? Ну, там, за стеной... Тот самый? Возничий Геракла? Что ж это выходит, Телем?!