Жрица тугов. Хирург с Гастеровских болот. Рассказы (сборник)
Шрифт:
Другой план состоял в том, чтобы ничего никому не говорить, а предоставить делу идти своим ходом, держась в то же время наготове, чтобы вмешаться, как только улики станут более или менее вескими. Этот план как нельзя более соответствовал моей страсти к приключениям, а также должен был как будто привести к наилучшим результатам.
Улегшись на рассвете в постель, я решил молчать и помешать осуществлению кровавого плана заговорщиков своими собственными силами.
На другой день после завтрака дядя Иеремия пришел в очень оживленное настроение и во что бы то ни стало захотел прочесть вслух «Ченчи» Шелли – произведение, всегда приводившее его в восторг. Копперторн сидел около
Я испытывал какое-то странное ощущение, наблюдая за этими тремя личностями и раздумывая над их взаимными отношениями. Я искренно сочувствовал маленькому краснолицему старичку-хозяину, с его странной прической и старомодными манерами, и давал про себя слово, что приложу все усилия, чтобы спасти его от злодеев.
День этот тянулся невыразимо долго. Заниматься я был не в состоянии и убивал время, слоняясь по саду и по комнате. Копперторн сидел наверху с дядей Иеремией, и я мало видел его в этот день.
Раза два-три я повстречался во время шатаний по саду с гувернанткой, выходящей в сад с детьми; я каждый раз спешил удалиться и избежать разговора с нею. Я чувствовал, что не смогу во время разговора скрыть внушаемый мне ею несказанный ужас и не показать, что мне известны события минувшей ночи. Она, видно, заметила, что я избегаю ее: встретившись с ней глазами за завтраком, я заметил в ее глазах огонек удивления и злобы. Я поспешил отвести глаза в сторону.
Днем почтальон принес мне письмо Джона, в котором тот извещал меня, в каком отеле он остановился. Но теперь было поздно: он все равно не поспел бы сюда к вечеру. Тем не менее я счел своим долгом послать ему телеграмму с извещением, что его присутствие крайне необходимо в Дункельтвейте. Ради этого мне пришлось сделать длинную прогулку на станционный вокзал, зато это путешествие помогло мне убить время; я почувствовал большое облегчение, когда услыхал треск аппарата, показавший, что моя телеграмма отправилась в путь. На обратном пути я встретил на повороте в аллею старика Илью, находившегося в очень гневном настроении.
– Про мышей говорят, что одна приводит за собой целую кучу других, – обратился он ко мне, сняв шляпу. – То же самое можно как будто сказать и про этих черномазых. – Он всегда неприязненно относился к гувернантке – за ее «нахальную физиономию», как он выражался.
– А что случилось? – спросил я.
– Да тут все бродит кругом дома какая-то черномазая собака. Я заметил его в кустах и предложил ему проваливать подобру-поздорову, откровенно высказав свое мнение о всей их братии. Уж не насчет ли куриц он метит? Или думает запалить дом и потом перерезать всех нас в кроватях? Знаете что, мистер Лауренс? Я сейчас схожу в деревню и наведу о нем кое-какие справки.
И он ушел, продолжая ворчать в усы.
Проходя всю эту длинную аллею, я много думал о рассказанном инциденте. Индус, очевидно, все еще бродит в этих местах. А я совсем и думать о нем забыл во время обсуждения своих планов. А что, если его соотечественница вздумает взять его своим соучастником? Тогда я окажусь перед тремя противниками и, чего доброго, не сумею выйти победителем.
Впрочем, это предположение было маловероятно, ввиду тех мер, которые она принимала, чтобы Копперторн ничего не знал про прибытие индуса.
Одну минуту у меня была идея – взять в поверенные Илью; но потом я рассудил, что человек таких лет будет скорее помехой, чем помощью.
Около семи
Я ответил, что не видал ее.
– Странно, что ее никто не видал после обеда. Дети тоже ничего не знают, а мне нужно кое-что сказать ей по секрету.
Он проговорил эти слова без всякого волнения. Меня исчезновение мисс Воррендер отнюдь не удивило. Она наверное сидела теперь где-нибудь в лесу, обдумывая страшное дело, которое она взялась привести в исполнение.
Я вошел в мою комнату и взял книгу, но от волнения совершенно не мог читать. Мой план кампании был уже выработан: я решил отправиться на место их свидания, оттуда последовать за ними и вмешаться в самый последний момент. Для этого я обзавелся толстой суковатой палкой, которая обеспечит мне полное господство над моими противниками. Я, кроме того, успел убедиться в том, что у Копперторна не водится огнестрельного оружия. Во всей моей жизни не запомню я ни одного дня, когда время тянулось для меня так долго, как в этот памятный вечер, проведенный мной в верхнем этаже Дункельтвейта-Ингльтона. Часы в столовой глухо пробили восемь часов, потом девять, потом – после долгого, нескончаемо долгого промежутка – десять. Тут я вскочил с кресла и принялся шагать взад и вперед по комнате; мне казалось, что время совсем остановилось; я ждал назначенного часа со страхом и нетерпением, как это всегда бывает с человеком, когда он стоит лицом к лицу с серьезным испытанием.
Наконец, в тиши ночи раздался серебристый удар – первый из долгожданных одиннадцати ударов.
Я немедленно надел войлочные туфли, взял палку и бесшумно выскользнул из комнаты на лестницу. В верхнем этаже слышалось шумное храпение хозяина дома. Я пробрался в полной тьме до выходной двери, открыл ее и очутился под чудным звездным небом. Мне следовало быть крайне осторожным; полная луна светила очень ярко, – было почти так же светло, как и днем.
Я прошел под прикрытием тени, отбрасываемой домом, до садового забора, перелез через него и очутился в лесу, в том самом месте, где был накануне вечером. Затем я пошел дальше, стараясь ступать по возможности бесшумно. Наконец я дошел до такого места, откуда отлично был виден через кусты дуб, высившийся на повороте аллеи. В тени этого дуба стояла какая-то фигура.
Сначала я не мог разобрать, кто именно там стоит; но вот фигура сдвинулась с места, выдвинулась на освещенное луной пространство и нетерпеливо огляделась. Тут я увидел, что это Копперторн. Он был совершенно один. Гувернантка, очевидно, еще не явилась на свидание.
Так как я хотел не только видеть, но и слышать, я начал пробираться сквозь кусты поближе к дубу. Я остановился менее чем в пятнадцати шагах от того места, где вырисовывалась высокая, костлявая фигура секретаря, залитая переменчивым лунным светом.
Он ходил взад и вперед, то выдвигаясь на освещенные луною места, то скрываясь в тень деревьев. По его манере было видно, что он заинтригован и встревожен опозданием своей соучастницы. Он кончил тем, что остановился под огромной веткой, совсем скрывшей его фигуру в своей гигантской тени; с этого места перед ним открывалась во всю свою длину усыпанная песком дорожка, на которой должна была показаться мисс Воррендер.
Я оставался неподвижно в моем убежище, мысленно поздравляя себя с тем, что мне удалось попасть в такое место, где я могу все слышать, не рискуя в то же время быть замеченным. Но вот я вдруг увидал нечто, что заставило мое сердце забиться сильно и чуть было не вызвало восклицания, которое наверное выдало бы мое присутствие.