Жрицы любви
Шрифт:
Как раз тогда я начала ревновать к тебе, говорила ему: «А ведь меня ты заставляешь ходить пешком!» «Нет, — отвечал он, — и у тебя будет своя маленькая машинка, но более фасонистая, чем «аронда». Такая, что ближе твоему типу. Что скажешь, например, о родстере «М.Г.»? Вот тогда-то мне и достался этот зеленый «М.Г.», тогда же, когда у тебя завелась «аронда». Делать такие подарки было ему по карману, ведь ты приносила уже немалые барыши. Боб рассказывал мне о твоих фортелях: «Представь себе, красотка Агнесса изображает, будто работает у Клод Верман. Потрясающая история! Заколачивает в месяц от четырехсот до пятисот тысяч,
Подумать только, ты могла вообразить, будто его можно обмануть! Да ты его почти не знаешь! Чтобы он попался на удочку какой-то дебютантки! Да он все видит, все знает! Он подсчитывал, со сколькими мужчинами ты встречалась, знал расценки; мы вместе считали твои доходы. Он говорил: «Недурно. Она дает прибыль. Она еще совсем свеженькая и будет еще долго приносить доход. Эта девчонка не дешевка. Скоро, когда она совсем раскрепостится, я дам ей профессиональную кличку: Ирма — такое имя ей больше подойдет».
Я его спрашивала: «Смотри, может, ты еще влюбишься в нее?» Он отвечал, что это невозможно, что терпеть не может таких жеманных бабенок, как ты, и предпочитает женщин моего типа. Представь себе, в постели он называет меня «Сюзон». У него внешность настоящего аристократа с седеющими висками и светскими манерами. Стоит мне только услышать от него «Сюзон», «моя Сюзон», и я трепещу от счастья. Даже если он ласкает меня только ради того, чтобы потребовать деньги. Только он скажет: «Сюзон, дай сюда!» — и я отдаю все, что у меня есть в сумочке, и жалею лишь об одном — что не могу дать больше. Если он требует еще, если хочет наказать меня, я изворачиваюсь, вкалываю, перехватываю у случайных знакомых, из кожи вон вылезаю и достаю, сколько нужно. Когда он бьет меня, я ругаюсь, но терплю и люблю от этого ничуть не меньше. Вот что значит влюбиться по уши! О Боб! Мой Боб!
В ушах Агнессы еще звучал голос Сюзанны, то дрожащий от животной страсти, то поднимающийся до крика, хоть та и старалась говорить тише, чтобы не привлекать внимания посетителей бара. А разве сама она может быть уверена, что сделана из иного теста, чем эта профессиональная проститутка? Разве ее судьба чем-то отличается от судьбы Сюзанны? Разве такая же животная страсть не привязывает ее к тому же хозяину?
Она закрыла лицо руками и разрыдалась, терзаемая ужасом и угрызениями совести, но вдруг вздрогнула, почувствовав, что чья-то рука тихо коснулась ее плеча. Она услышала шепот:
— Может быть, я могу вам помочь, дитя мое?
Агнесса подняла голову и узнала человека, обращавшегося к ней с тихой нежностью.
— Нет, святой отец!
— Но, дитя мое, мне кажется, вам сейчас очень трудно. Вы знаете, с какой любовью и уважением мы относимся ко всем посещающим нас. Мы считаем вас членом нашей большой семьи, как и милую сестру Элизабет.
— Спасибо за добрые слова, святой отец, но мне кажется, что сейчас мне никто не поможет!
— Не произносите таких слов в Божьей обители!
И он указал рукой на дарохранительницу.
— Здесь более, чем где-либо еще, ощущается Божие присутствие. И я спокоен: вы пришли сюда преклонить колена перед Всевышним, потому что знаете, что только Он способен по-настоящему нас утешить. Бог всесилен!
С залитым слезами лицом она ответила:
— Даже Он меня оставил!
— А может быть, это вы преступили Его заповеди? Думаю, вам нужно исповедаться.
— Нет, святой отец! Не смогу!
— Вы же исповедуетесь не предо мной, а пред Богом! И не расскажете ему ничего неожиданного: Он все знает! Ему нужно ваше покаяние.
Она продолжала сидеть со склоненной головой, не находя слов для ответа.
— Я готов выслушать вас, дитя мое… Продолжайте молиться: молитва облегчает душу…
Он пошел к ризнице. Она едва сдержала себя, так хотелось броситься вслед за медленно удалявшейся фигурой в сутане. Она чуть не крикнула:
— Святой отец, я расскажу вам все!
Но ей недостало мужества для признания, и она осталась в той же позе, думая об исповеди, которую недавно выслушала от Сюзанны, сначала в баре на улице Марбёф, а затем в зеленой машине, куда ее усадила Сюзанна, чтобы отвезти на улицу Фезандери…
— Понимаю, какой удар мне пришлось нанести тебе, — сказала тогда рыжая потаскуха. — Но я обязана была открыть всю правду. Это рискованно: после новоселья, куда я пришла без его разрешения, он строго-настрого запретил встречаться с тобой. А тот, кто нарушает приказ Боба, играет с огнем… Он может убить меня, если узнает, что я рассказала тебе все, но я больше не могла молчать. Поступай, как хочешь, но послушайся моего совета: постарайся освободиться от него и ничего не рассказывай о том, что знаешь. Он не остановится перед тем, чтобы расправиться и с тобой… Лучше всего немедленно уехать за границу. Могу помочь тебе, и, клянусь, он никогда не узнает, где ты.
Агнесса с трудом нашла силы ответить:
— Думаю, ты права: остается только скрыться. А ты, что будет с тобой?
Сюзанна удивленно взглянула на нее:
— Ты еще интересуешься мною после того, как я так поступила с тобой!
— В детстве меня учили, что нельзя отвечать злом на зло. Может, это единственный хороший принцип, который остался у меня в памяти. Я знаю, ты очень несчастна…
— А ты?
— Я? Если скажу, что я всего лишь жертва, это будет скорее смешно, чем грустно. И потом я даже не имею права так думать, я получила по заслугам. Сама во всем виновата! Не должна была любить его…
— Не говори так! Ты никогда не любила Боба! Это только игра воображения! Хочешь спать с ним — и только! Этого альфонса любить нельзя! Можно только хотеть его и потому наделать массу глупостей!
— Так ты ведь тоже их наделала!
— Это точно. Сначала я, потом ты!
— И все еще готова ради него невесть на что!
Рыжеволосая шлюха не отвечала. Агнесса продолжала:
— Ты мне все выложила лишь потому, что сама не можешь обойтись без него. Я вела себя, как дура, это факт. Но я все-таки не настолько глупа, чтобы поверить, будто ты хотела облегчить совесть. Если живешь с ним, то теряешь совесть! Обо всем забываешь, когда он обнимает и ласкает тебя…