Жук в янтаре
Шрифт:
– Я понимаю, и…
– Вы сможете его защитить от себя самого. Это единственное, что ему угрожает, поверьте. Я хорошо разбираюсь в людях, и знаю, что если вы возьмёте на себя эту ответственность, вы спасёте его от любой напасти. Вы – простите мне это сравнение, но вы – настоящая волчица, оберегающая свою семью.
– Я должна обдумать это. – Анна встала. – Я пришлю вам ответ, когда вы поговорите с Ошем. Может быть, он и не понадобится.
Леди Арина тоже встала. Всё было не так, как положено, но Анна ей нравилась. Тревога, снедающая её уже много дней, немного утихла, когда она познакомилась с этой женщиной. Теперь она не боялась так встречи с племянником, и могла принять его спокойно и говорить с ним здраво. Анна ушла, и леди Арина внутренне настроилась сказать всё, что хотела, и так, как хотела, в независимости от того, что скажет ей Ош.
Ей хотелось бы увидеть его переменившимся, но не так, как переменился он на самом деле. До последнего момента она надеялась, что он страдает, что ему не хватает Кинтаны, её самой, соотечественников; но едва она взглянула ему в лицо, как надежды её рухнули. Ош был счастлив без всего этого. Выглядел он, правда, немного утомлённым и встревоженным, но это не могло обмануть леди Арину, которая очень хорошо его знала. Это чувствовалось в его походке, осанке, в том, как он смотрел, в линии его губ, которые он забывал контролировать так, как взгляд. Он даже не подозревал, до чего искренними бывают порой его губы, а она не говорила ему об этом, с умыслом, конечно.
– Сядь. – Указала она ему веером на кресло, достаточно высокое для кинтанианского мужчины. Сама села напротив. Веер был нужен ей для того, чтобы что-то сжимать в руках; когда она нервничала, ей это было необходимо. Случалось, что в минуты сильного душевного напряжения она ломала то, что держала, тогда как лицо её оставалось безмятежно-спокойным. Ош знал об этой особенности, и заметил веер; это была прелюдия к чему-то страшно важному. В принципе, он уже приготовил свою речь; он собирался сказать, что не будет каяться, считает себя во всём правым, и не вернётся сейчас на Кинтану. Но разговор начался не так, как он ожидал, и сразу стал не таким, к какому он готовился. Всё-таки, леди Арина была дьявольски умна!
– Свари, – начала она, – мальчик мой, не удивляйся, но я хочу поговорить с тобой так, как никогда ещё не говорила, и, наверное, была не права.
– Я никогда, – сжимая веер в руках, продолжала она, – не говорила тебе, до чего ты мне дорог. Когда ты ещё крошкой попал в мой дом, вместе с маленьким мероканским мальчиком, я поняла, что душа твоя хрупка и ранима, слишком ранима для кипа, но мне казалось, что строгостью и подобающим воспитанием смогу сделать тебя иным. И Кейвар меня вдохновлял: он ведь мероканец, но я сделала его настоящим офицером, вылепила истинного бойца, используя даже такой материал. Прости мне это слово, так уж мы привыкли говорить. Но я тебя по-настоящему любила, Свари, только очень боялась испортить своей любовью! Я была вдвойне строга к тебе, но ради твоего же блага! Если бы я жалела тебя и потакала тебе, каково тебе было бы вне семьи? Порой я была слишком сурова и даже несправедлива по отношению к тебе, не учитывая того, что тебе с трудом дается всё, что для остальных является нормой жизни. Я до сих пор не знаю до конца, какой ценой тебе даётся невозмутимость, которую мы, обыкновенные, привыкли носить, как вторую кожу – а для тебя это только маска. Когда ты попал на Грит, началось неизбежное, только я не понимала этого тогда! Был обряд, и… – Она перевела дух, костяшки пальцев, сжимающих веер, побелели, – Думаешь, я не видела, что с тобой происходит? Я видела! Я понимала, что что-то сломалось в тебе. Мне так хотелось быть с тобою нежнее! Ты пережил страшное потрясение, но я считала тогда, что оно должно изменить тебя в нужную Кинтане сторону, и ты станешь сильнее, жёстче, холоднее. Я забыла, что тот, кто воспитывает живого человека, всегда должен помнить, что ученик может сделать из преподанных уроков не те выводы, что в своё время сделал учитель! Я надеялась, что это помирит тебя с твоей долей – а вместо этого ты окончательно её возненавидел. И ведь так мало тебе было нужно! Всего лишь, чтобы я пожалела тебя, пока ты был болен и слаб. Ах, Свари, и ведь я сама хотела этого! Если бы это было не так – но я держала себя в узде, думая день и ночь о том, как ты страдаешь; я полагала, что поступаю так ради тебя же самого. Это же была благая цель! Но цель оправдывает средства только тогда, когда она достигнута. А если нет?.. Я принуждала себя быть такой, какой была, ради тебя же самого, но в итоге и я, и Кинтана – мы тебя потеряли. Сегодня я увидела счастье на твоём лице. Глубоко несчастный человек не всегда мрачен, но даже улыбка не освещает тьму в его глазах. Так и счастливый человек – сейчас ты подавлен и расстроен, но света в твоих глазах это не погасило! И я видела сегодня причину. Эта женщина, с которой я говорила – она не слабее меня. Не спорь!.. Она умеет любить, не рассуждая, как хищная самка, готовая растерзать всё, что угрожает её детёнышам. Приняв тебя в свой прайд, она защитит тебя лучше, чем я, потому, что ей плевать, на чьей стороне правда, она умеет любить. И в своей борьбе за любовь она будет хладнокровна и расчётлива, как никто в этой Вселенной. Такую женщину не победит никто, и я надеюсь, что когда ты станешь членом её прайда, тебе будет уже не страшен сам Понтифик. Помолчи! – Повысив голос, потому, что Ош открыл рот, она сломала веер, и Ош, вздрогнув, замолчал. – Я ещё не всё сказала. Я знаю, что ты ничего не боишься, и тебе не страшны ни гнев Понтифика, ни возможные репрессии. Я поняла это, когда впервые задумалась о том, какую силу нужно иметь, чтобы походить на нас внешне, не являясь таким внутри! От Кинтаны и Понтифика я сумею защитить тебя лучше, чем Анна Мессейс. Тебя нужно защитить от женщины, которую ты выбрал, а этого я не могу.
– Но…
– О, Свари, я знаю, что это не Анна! Если бы это была она, я благословила бы тебя с лёгким сердцем! Ты же наш, ты с Кинтаны, и от этого тебе не уйти, ты принадлежишь женщине, что бы ты ни думал о себе! Но эта женщина – что она сделает с тобой, не зная, какой это великий труд, какая это ответственность: владеть такой сложной душой, как твоя? Её никто не учил этому, как с колыбели учили нас, ей никто не внушил, что это великая честь и ответственность: воспитывать такого мужчину! Она нетерпелива, резка, вспыльчива, и способна нанести тебе такую рану, какую не залечит ничто, даже если она раскается и полюбит тебя. Она сломает тебя, уничтожит твоё сердце – такое сердце!!! – и даже не поймёт, что сотворила!.. – На глаза леди Арины выступили слёзы. – Как же я могу допустить это?!
– Я никогда от неё не откажусь. – Покачал головой Ош, собравшись с духом. – На самом деле она совсем не такая, какой вы все её видите; она не монстр, не волчица! Она маленькая девочка, заблудившаяся в дремучем лесу своих страхов, среди чудовищ, созданных её воображением, и вместо лиц вокруг неё искажённые её страхом маски. Но я могу это изменить, понимаешь? Я один. Никто больше не видит того, что я вижу. Разве это не стоит всего?.. Жизнь одного человека, одной женщины, её счастье – разве ради этого не стоит пожертвовать всем? Если нет, тётя, ради чего тогда делать это?..
– Это твоё последнее слово? – Спросила леди Арина. – Я умоляю тебя, Свари, подумай! Я ещё могу сделать так, чтобы ты вернулся, пусть и ценой испорченных отношений с семьёй Понтифика – я кое-что знаю, и готова использовать это ради тебя. Наша жизнь изменится, я обещаю: я многое поняла, ты многое пережил. Через год, Свари, самое малое через год, ты вспомнишь о сегодняшних страданиях с улыбкой. У тебя будет невеста кинтанианка, служба не хуже прежней, на Пскеме, я клянусь тебе, это будет, я это могу!
– Я люблю тебя, тётя. – Сказал Ош. – Но я сделал выбор и ушёл от того, что ты мне обещаешь, я не вижу в этом счастья, для меня это не имеет никакой цены. Я ещё не знаю, чего я хочу, но зато точно знаю, чего я не хочу. Ты не знаешь, что такое – стать свободным, ты всегда была свободна. А я узнал это только в тот момент, как покинул Пскем на Грите. Я умру за эту свободу! И никогда больше я не буду хорошим кипом, и моя жена-кинтанианка будет стыдиться меня, как стыдилась всегда ты, не отрицай. Ты всегда боялась, что я тебя опозорю. Любила – и боялась. Я паршивый маре в твоей семье, вечная твоя головная боль, так уступи меня моей судьбе.
– Чтож. – Леди Арина насухо вытерла слёзы. – Я сознаю, что проиграла, и готова смириться с этим. Но на произвол судьбы я тебя не оставлю. Я выхлопотала для тебя место телохранителя при Анне Мессейс,… а заодно убедила её принять тебя в свой Дом. Теперь она отвечает за тебя, и я уверена – она спасёт тебя даже от Тарвы Заэм!
На это Ош даже не нашёл, что сказать. Он было хотел возразить, что Анна не согласится, но вспомнил их сегодняшний разговор на крыше – и прикусил язык. Анна-то как раз согласится. Похоже, его опять лишили выбора?..
Анна выпила с Тарвой по тонику в баре, и созналась, что Кейв действительно живёт с Ларой.
– Никогда не ожидала от него подобного! – Призналась несчастная Тарва.
– Это была маленькая месть Оша за то, как Кейв отозвался о нём. Долго рассказывать. Я рада, что Кейв в конце концов смирился с этим, и у них с Ларой всё так хорошо складывается. Хотя, если честно, будущего у этого романа я почему-то не вижу.… Вообще, мне так непросто думать о Ларе, словно это что-то не совсем.… Не знаю, как сказать.