Жуки на булавках
Шрифт:
– Ну, первое апреля… Ах да, да, да… Что же это значит?..
– Собираемся, друзья, – деловито предложил Шитков, – к покойнику. Я уж давно до него добираюсь…
– Четыре человека идут проводить весело время, – резюмировал Салицын, надевая мою шапку, – это даже хорошо… Четыре человека и один покойник… Немного, но весело.
– Здравствуйте. Покойный Дольский дома?
– Хозяин-то? Дома, дома, пожалуйста…
– Он у себя? Разлагается?
– Не видела. Может, там, в кабинете. Одни сидят.
– Раздевайся, братцы… Только заходить всем сразу. Готово? Ну, я стучу. Можно?
– Войдите… Войдите же… А, вся компания? Покойника проведать? Здорово я вас… Это называется попасться… Вот четыре осла-то, вот…
– Женечка, холодный или нет?
– Рука холодная; эх, Шитков, сам понимаешь, сейчас десять, а это в шесть произошло.
– Кто холодный, я? Сами вы, черти, холодные…
– А почему это мертвец не на диване? Странно как-то… Положить бы его хорошо, все-таки благочиние требует…
– Положить? Это можно… Нет, ты за голову, а я уж за ноги…
– Бросьте дурака валять… Осторожнее, рукав разорвешь…
– Положили. Лежит. Все-таки для глаза приятнее.
– А я вот взял и встал, взял и встал…
– Как ты относишься к насилию над мертвецом?
– Вещь, Щитков, в законах не предусмотренная. Принципиально одобряю.
– А достань-ка вот там полотенце… Вот тут, за шкафом.
– Это чистое, не хватайте, черти, сегодня только вынул.
– Салицын, захвати и другое. Первым за ноги, вторым я за шею и к дивану…
– Да будет вам! Ну что за дурацкие шутки!.. Ой, ой, больно шее… Я же говорю, что больно!!
– Привязали?.. Ногой шевелит? Затяни потуже. Теперь хорошо. А жаль парня… Давно ли, цветущий, веселый, жизнерадостный, он был среди нас, а теперь лежит без движения на этом диване… Так вся жизнь. Донька – олицетворение нашей кратковременной жизни…
– Обмыть бы покойничка… Позаботься об этом, Женечка. Знакомые осудят… скажут: что же мы, если мы, если друзья не позаботились о нем.
– Ну, оставьте это… Пошутили, и будет! Снимайте полотенце, горло режет… Чего же вы молчите?.. Снимайте же, идиоты… Я, кроме шуток, кричать буду… Это уж издевательство какое-то!
– Салицын! Поройся в воспоминаниях – мешал ли когда-нибудь носовой платок, удачно засунутый в рот, – резким крикам и проклятиям окружающих?
– Мешал, Шитков. Об этом писали многие знатоки этого дела. Дай твой. Мой грязный. Нужно чтить память самоубийцы.
– Убери ты платок… Это хамство! Это черт знает что… Я кричать буду… Я… агнр… пер… фрх… кнк…
– Вставил?
– Кажется, что плотно. Воздух проходит через нос. Обмывать не умею.
– Я умею. Правда, поверхностно, но думаю, что дойду до нужного чисто логическим путем. Дай-ка сюда графин и пробку открой…
– Погоди, я расстегну жилетку… Можно…
– Наклоняй лучше. Вот так… Хм!.. Ежится… Жаль, что температура воды несколько пониженная; графин стоял на холодном подоконнике. Остатки можно на голову… Я кончил…
– Как жаль его, Салицын… Как сейчас, помню я его добрую улыбку и открытое славянское лицо…
– Придется взять на себя заботы об извещении близких покойного о его трагической смерти… Кстати, как фамилия этой дамы, за которой он последнее время ухаживал?
– Луканова. Ее телефон, должно быть, в книжке записан. У него книжечка такая есть… Жаль, что ее муж ничего не знал об этих ухаживаниях, и если мы наткнемся на него…
– Ммм… упр… кхт…
– И если мы наткнемся на него, это будет большой бестактностью… Но что делать… Печальные обстоятельства и долг товарищества… четыре – семнадцать – шестьдесят? Так? Сейчас… Станция? четыре – семнадцать – шестьдесят… Занято… Еще позвоним… Ах, Доня, Доня… На кого ты нас, как это говорится, оставил… Барышня, четыре – семнадцать – шестьдесят… Алло! Гражданин Луканов?
– Кхт… Нкр… Хп… Хп…
– Поправьте покойному платок… Гражданин Луканов… Я взял на себя печальную миссию известить вашу супругу о непредвиденной смерти ее лучшего друга, Даниила Михайловича… Не знаете такого? Нам, его друзьям, не были известны его отношения к вам… Он подробно рассказывал нам только о близком знакомстве с уважаемой гражданкой Лукановой, незадолго до своей трагической смерти… Позвольте, но я только исполняю свой долг, так что ваш резкий тон… Повесил трубку. Очевидно, и на него сильно повлияла смерть нашего незабвенного друга… Да и чье сердце не дрогнет, узнав о том, как подломился этот нежный стебель, выраставший под яркими лучами весеннего солнца!..
– Ты хорошо говоришь… Тебе должна выпасть редкая в наше время честь сказать последнее слово над могилой нашего товарища… Такие люди редко умирают… А как же с похоронами?.. У меня лично только четыре рубля…
– Шитков… У меня мелькнула блестящая мысль… Поправьте получше платок во рту у почившего… Блестящая мысль… На что нужны деньги этому трупу, не оставившему после себя ни одной души?.. А хорошие похороны…
– Я знаю, где это. Вот тут, в боковом ящике. Пусти-ка… Вот в этой шкатулочке. Ну конечно… Это подчеркивает аккуратность покойного, одно из многочисленных достоинств его характера… Сто… Тринадцать… Двести восемьдесят рублей.
– При неродовитости мертвеца этого вполне хватит на скромные, чисто интеллигентные похороны…
– Да, но зачем обременять одного из нас всеми заботами, когда мы можем разделить эти деньги поровну, и каждый может работать самостоятельно в деле погребения нашего дорогого, нашего горячо любимого, нашего незабываемого друга…
– У мертвеца нехорошие глаза. Они обращены в нашу сторону с немым укором, как бы напоминая о том, что мы не должны забывать его, а чтить его память…
– Возьмем по пятидесяти. А восемьдесят оставим. Может быть, он не уплатил за месяц той девушке с приветливым лицом, которая нас впустила сюда. Больше того… я из своих пятидесяти оставлю здесь еще три рубля. Салицын, сделай и ты это. Не хочешь? Может быть, ты прав: я тоже возьму свои обратно.
– Как жаль, что у меня нет ничего на память об этом хорошем, родном человеке, так опрометчиво покончившем все счеты со своей молодой, благоуханной жизнью… Впрочем, если я возьму вот этот портсигар, у меня уже будет небольшая вещица. Проба есть, и верхняя крышка золотая.
– Я лично остановлюсь вот на этой цепочке… Покойный так любил ее носить с белым жилетом. Я дам ее на сохранение в какое-нибудь такое место, где бы мне поручились за ее целость небольшой суммой и квитанцией…
– А вы что же? Берите. Хорошенькие вещицы… Ты даже возьми себе еще вот эту статуэтку… Не понравится, дорогой разобьешь… Ну, тронулись…